Чарлз Уилэн - Голая экономика. Разоблачение унылой науки Страница 19

Если посмотреть на дело со стороны продавца, то и здесь есть проблемы, хотя и более тонкого характера. Чем выше цена, которую вы получаете за ваш дом, тем больше денег получит ваш агент. Это нормально. Но ваши побудительные мотивы все еще не вполне скоординированы друг с другом. Предположим, вы продаете дом, который стоит примерно 300 тыс. дол. Ваш агент может определить его стоимость в 280 тыс. дол. и продать его за 20 минут. Или же агент может назначить ему цену в 320 тыс. дол. и дожидаться покупателя, которому действительно нравится район, где находится ваш дом. Выгода, которая зависит от определения цены агентом, велика. Она равна 40 тыс. дол. Но ваш агент по недвижимости может смотреть на дело иначе. Установление высокой цены приведет к тому, что ему придется долгие недели показывать дом потенциальным покупателям, открывать им двери, да к тому же и выпекать печенье для того, чтобы в доме хорошо пахло. Другими словами, работы не оберешься. Предположим, комиссионные агента равны 3 % от суммы сделки. Если это так, то ваш агент может получить 8400 дол., не делая практически ничего, или 9600 дол. за многие недели труда. Какой вариант предпочли бы вы? Самым важным мотивом вашего агента, выступает ли он от имени продавца или от имени покупателя, является стремление совершить саму сделку, независимо от того, выгодна для вас цена сделки или нет.

Экономика учит нас, как находить правильную мотивацию. По словам Гордона Гекко из «Wall Street», жадность — это хорошо, так сделайте же так, чтобы она работала на вас. Впрочем, м-р Гекко не вполне прав. Жадность не всегда благо, даже для очень своекорыстных людей. И верно, некоторые из самых интересных проблем экономики связаны с ситуациями, в которых рационально мыслящие и действующие в собственных интересах люди совершают поступки, причиняющие им ущерб. Между тем их поведение совершенно логично.

Классический пример подобной ситуации — «дилемма заключенного», немного надуманная, но весьма иллюстративная модель человеческого поведения. В сущности, это история двух людей, арестованных по подозрению в совершении убийства. Их сразу же изолировали друг от друга, чтобы лишить возможности общаться между собой. Доказательства их виновности не слишком веские, и полиция добивается от них признания. Собственно говоря, власти готовы пойти на сделку, если один из подозреваемых «заложит» другого и представит его в качестве инициатора преступного замысла.

Если ни один из арестованных не сделает признания, полиция обвинит их обоих в незаконном ношении оружия, что означает приговор к пяти годам тюремного заключения. Если признаются оба, то каждый получит по 25 лет тюрьмы за убийство. Если один «заложит» другого, то первый как сообщник отделается легким приговором — три года тюремного заключения, тогда как другой получит пожизненное заключение. Что же происходит?

Для обоих лучше всего молчать и ни в чем не сознаваться. Однако они поступают иначе. Каждый из них начинает думать… Арестованный А рассчитывает, что, если его сообщник будет молчать, он, А, сможет отделаться тремя годами тюрьмы, «заложив» своего подельника. И тут до него доходит: его сообщник почти наверняка рассуждает точно так же. В таком случае лучше сделать признание и тем самым избежать того, что ответственность за преступление будет взвалена только на него. И верно, для него лучшая стратегия состоит в том, чтобы признаться независимо от того, что сделает сообщник. Дав признательные показания, А либо отделается тремя годами тюрьмы (в случае, если его сообщник будет держать язык за зубами), либо избежит пожизненного заключения (в случае, если сообщник заговорит).

Разумеется, у арестованного Б те же самые побудительные мотивы. В итоге оба сознаются в совершении убийства — и получают по 25 лет тюрьмы, хотя могли бы отделаться пятью годами заключения. Обратите внимание: ни один из них не совершает никаких иррациональных поступков.

Особенностью этой модели является то, что она позволяет глубоко понять реальные ситуации, в которых необузданное своекорыстие приводит к очень плохим результатам. Это замечание применимо, в частности, к способам эксплуатации общих для многих людей возобновляемых природных ресурсов вроде запасов рыбы. Например, если вести промысел атлантической меч-рыбы разумно, ограничивая количество добытой в каждом сезоне рыбы, популяция ее будет стабильной или даже увеличится, что даст рыбакам источник дополнительных доходов. Однако у мировых запасов меч-рыбы нет собственника, что затрудняет контроль над тем, кто и сколько ее выловил. В результате независимые друг от друга рыбаки начинают действовать в сущности так же, как находящиеся под следствием арестованные в приведенном выше примере. Они могут либо ограничить свои уловы ради сохранения запасов меч-рыбы, либо добывать ее как можно больше. Что же происходит?

А происходит именно то, что предсказывает «дилемма заключенного»: рыбаки недостаточно доверяют друг другу, чтобы скоординировать свои усилия для достижения результата, который был бы выгоден им всем. Рыбак из Род-Айленда Джон Сорлиен поведал «New York Times» историю о сокращении запасов рыбы: «Теперь мой единственный побудительный мотив — выйти в море и добыть столько рыбы, сколько я смогу. У меня нет стимула к сохранению рыбных запасов, ибо любую рыбу, которую не выловлю я, выловит другой рыбак» [29]. Так промысловики подчистую уничтожают мировые запасы тунца, трески, меч-рыбы и омаров. Между тем политики часто усугубляют ситуацию, оказывая рыбакам, испытывающим трудности, материальную помощь в виде разнообразных субсидий. Такая помощь просто сохраняет создавшееся положение, ибо без нее некоторые рыбаки могли бы заняться другим промыслом.

Иногда людей надо спасать от них же самих. Хорошим примером этого может служить живущая промыслом омаров община Порт-Линкольна на южном побережье Австралии. В 1960-х годах община установила лимит на количество ловушек, которые можно было устанавливать в море, и затем продала лицензии на использование этих ловушек. С тех пор любой человек, пожелавший заняться промыслом омаров, мог сделать это, только купив лицензию у другого промысловика. Этот лимит на совокупный объем добычи позволил популяции омаров увеличиться. Забавно, но ловцы омаров из Порт-Линкольна зарабатывают больше, чем их американские коллеги, работая при этом меньше. Не мудрено, так как лицензия на использование ловушки, купленная в 1984 г. за 2000 дол., ныне стоит примерно 35 тыс. дол. Австралийский ловец омаров Дэрил Спенсер сказал корреспонденту «Times»: «Зачем наносить ущерб промыслу? Это мои сбережения на старость. Если бы омара здесь больше не было, никто не стал бы платить мне 35 тыс. дол. за ловушку. Если я сейчас подчистую выловлю всех омаров в этих водах, через 10 лет мои лицензии полностью обесценятся». Мистер Спенсер не умнее других рыбаков, промышляющих по всему миру, и не более их проникнут альтруизмом. Просто у него другие мотивы и стимулы. Странно, но некоторые группы защитников окружающей среды выступают против введения подобных лицензированных квот, поскольку в результате происходит «приватизация» ресурсов, являющихся общим достоянием. Защитники окружающей среды также опасаются того, что лицензии будут скуплены крупными корпорациями, которые вытеснят из бизнеса ловцов-одиночек.