Сергей ГОРООДНИКОВ - К СИБИРИ НА ВЫ Страница 2

Общая отсталость страны, узкий круг мало–мальски образованных людей и отсутствие образовательных центров, университетов, что было прямым следствием изнурительной и многовековой борьбы за выживание в условиях крайне варварского татаро–монгольского ига; с этим же связанное отсутствие у Московской государственности традиций интереса к Западу, к той цивилизации, которая там набирала мощь; совершенно самостоятельная и сложившаяся народная культура, — всё это, как и многое другое, менее важное, но глубоко укоренившееся, закреплённое в традициях, мешало реформам. Возглавляемую царём государственную машину неотвратимо влекло к радикальным мерам управления, к опричнине, которая стала своеобразной службой госбезопасности со своими военизированными подразделениями и с широчайшими полномочиями, призванной любой ценой навязать стране самодержавие Ивана Грозного ради сохранения устойчивости центральной власти.

III.

Блестящий политик, каким его сделали эпоха и обстоятельства, а также наследственный династический опыт борьбы за усиление роли Москвы, царь не мог не видеть всю бессмысленность уничтожения Сибирского ханства с точки зрения складывавшихся интересов спасения государственной власти. Само существование этого ханства у Каменного Пояса как‑то сдерживало угрозой нападения с Востока те силы, которые исподволь работали на Великую Смуту. Пока Сибирское ханство существовало в народном воображении, у царя и его окружения могла быть надежда на консолидацию всех слоёв населения перед угрозой нападения восточных соседей — консолидацию, которая вошла в культуру, в народную психику, в традиции народного самосознания и самосохранения. И можно полагать, если бы царь и его советники прознали о возможности успеха авантюры никому не известного в Москве Ермака, то в тех конкретных обстоятельствах роста неустойчивости государственной власти пресекли бы её.

Однако произошло невероятное. Малейшим толчком одарённого авантюриста, одного их многих казачьих атаманов, волей случая выбранного богатейшими купцами Строгановыми для разведки за Уралом, Сибирское ханство было отправлено в небытие, на историческую свалку, не оставив после себя практически никакой единой власти.

Слово “ханство” вызывает в нас представление о восточной форме государственного правления. Но то объединение татарских улусов за Каменным Поясом, которое в то время воспринималось именно как некое государство, оказалось, не заслуживало такого определения. Какой же шок должно было произвести известие о его завоевании на раздираемую внутренними болезнями поиска нового смысла существования страну.

В народе это известие, несомненно, вызвало колоссальный прилив возбуждения и энергии. Ибо в кратчайший исторический срок с падением следом за ханствами Казани и Астрахани, уже и Сибирского ханства, казалось, издох самый злой гений его истории, угнетавший уже не столько физически, сколько морально. И так уж получилось, что последний символ его восточного могущества, Сибирское ханство, был уничтожено не организованной военной и политической машиной царя, но лихим атаманом. Мог ли такой атаман не стать величайшим народным героем?!

Никогда за всю свою историю русский народ не испытывал такой веры в себя, такой жажды самоутверждения, жажды свободы от всех уз, которые будто сами собой рвались с пролётом этой вести из Сибири. Если лихой атаман уничтожил целое проклятое ханство, то кой чёрт нам царь и его всевластные и часто несправедливые воеводы?! Ради чего нам терпеть и дальше произвол власти?! Анархия, хаотический духовный подъём приобрели в короткий срок грандиозный размах. Неорганизованные, никем и ничем не управляемые, в буквальном смысле слова стихийные народные силы, побуждаемые и движимые собственными настроениями, стремлением самим решать свою судьбу, за шесть десятилетий после этого прорыва Ермака за Каменный Пояс совершили невероятное, не имеющего примера в мировой истории. Они закрепили за Русью, сделали её нерасторжимой и осваиваемой частью целый туземный континент!

Но для царского самодержавия это был страшный удар. Создаётся впечатление, что после этого события разум царя, отождествивший себя с государством, становился таким же безумным и неуправляемым, каким становилось само государство. И чем дальше во времени, тем большим оказывалось это безумие, как государства, так и царя, который превращался в марионетку развития событий, в щепку на поверхности течения бурного потока неуправляемых обстоятельств.

IV.

Первым следствием вынужденного присоединения Сибири к Московской государственности было разрушение, если так можно выразиться используя современный язык, — разрушение всей Восточной политики, на которой собственно и возникла эта государственность. Полностью исчезла восточная граница, открыв бесконечные пространства, малозаселённые туземными народцами и племенами. С исчезновением границы по восточным рубежам исчезла опасность появления оттуда организованных хищных нашествий, не надо было больше выкупать и разменивать пленных, держать там многочисленные рати, заключать мирские договоры и вести равноправные переговоры.

Так, с залпами пушек и ружей Ермака пало последнее, дикое и разбойное, восточно–татарское ханство за Каменным Поясом, и важнейшая в судьбе Московии граница, полное опасностей приграничье на Востоке сгинули, развеялись как тяжёлый зловещий туман, обрушив на русских новое мировосприятие, которое требовалось постигнуть, к которому надо было приспособиться.

Это вызвало огромной значимости потрясение всего управленческого основания государственной власти. Целые роды бояр, дьяков и подьячих, служилых людей всякого государственного звания, поколениями копившие и передававшие от отцов сыновьям бесценные опыт и знания, связи с ханскими и околоханскими татарскими родами, теряли влияние и надежду на будущее, теряли положение при царском дворе. Обречёнными на безработицу и ненужность оказывались большинство советников по отношениям с татарским Востоком. Падал престиж Посольского приказа, ибо вновь, как века назад, внутриполитические тревоги вырвались в передний ряд государственных проблем, затмили дела международные, межгосударственные. Столь же неудержимо падала политическая ценность восточных крепостей и военачальников, знавших тонкости ведения восточных войн, необходимую на Востоке тактику и стратегию. Становилась неизбежной перестройка структуры вооружений, самих войск, многих ратей, так как прежние восточные войны требовали для успешного их ведения многочисленной лёгкой конницы, способной быстро перемещаться на лесостепных просторах. Да и пехота должна была быть в приграничье с ханствами лёгкой и подвижной, искусной в стычках с неожиданными стремительными нападениями воинственных отрядов кочевников, морально выдерживать знаменитые “хороводы” степняков, их тактику, что нарабатывалась тысячелетиями и с парфянским вариантом которой некогда ничего не могли поделать даже военные гении Древнего Рима.