Общая теория капитала. Самовоспроизводство людей посредством возрастающих смыслов. Часть первая - А. Куприн Страница 24

Если технология основана на использовании эффектов, то экономическая организация — на упорядочивании отношений между людьми, или распоряжении. Исторически первой формой экономической организации было применение, или распоряжение в процессе использования: если вещь не используется, она не применяется. Когда в эпоху географических открытий туземцы пытались забирать вещи с кораблей европейцев, то для европейцев они были ворами, хотя сами туземцы лишь хотели применить вещи, которыми европейцы в данный момент не пользовались. Дальнейшее разделение и сложение порядка приводит к появлению второй формы — владения. Владение — это распоряжение пользователя, не привязанное по времени к процессу использования. Владелец распоряжается вещью на основании того, что он пользуется ею время от времени. Наконец, третьей формой является собственность. Собственник распоряжается вещью, хотя сам может вообще не пользоваться ею.

Рука об руку с экономическими организациями развиваются политические, управление людьми развивается вместе с управлением вещами. Первая форма политической организации, или политии, — это община, в которой деятельность ведется в той или иной степени совместно, в общем хозяйстве в рамках применения и руководства, основанного на культурном и личном опыте. Вторая форма политии — вождество, в котором применение дополняется владением, а руководство — господством, основанным на насилии. К вождеству можно применить концепцию «оседлого бандита» Мансура Олсона. Когда кочевая банда переходит к оседлости, она начинает отнимать у населения лишь часть продукта и предоставляет защиту от других банд, тем самым она создает условия для хозяйственной деятельности на контролируемой ею территории:

«Фактически, если кочующий бандит разумно обустраивается и начинает взимать свою дань в форме регулярных налогов, одновременно монополизируя право грабить в своем владении, то те, с кого он взимает налоги, получают стимул к ведению хозяйственной деятельности. Рационально ведущий себя оседлый бандит заберет в виде налога лишь часть дохода, поскольку в конечном счете он сможет извлечь больше дохода из своих подданных, оставив им стимул к производству дохода, который можно обложить налогом» (Олсон 2010, с. 170).

Вождество зависит от культурного опыта и традиции меньше, чем община, и создает больше пространства для выбора институтов. Тем самым оно создает предпосылки для третьей формы политической организации — государства. В государстве применение и владение дополняются собственностью, а отношения власти строятся как на традиции и насилии, так и на формальной администрации и религии. Ни одно государство не возникло без обращения к сверхъестественному. Как и вождества, государства не появились в результате некоторого одномоментного акта, «государственность — это институциональный континуум, скорее суждение в формате “более или менее”, чем утверждение “или/или”» (Скотт 2020, с. 42). Джеймс Скотт отмечает, что одной из основных задач, которые решали первые государства, была борьба с бегством населения. Граница наряду с административным аппаратом являются отличительными чертами государства как политической организации (см. Скотт 2020, с. 141):

«Некоторые авторы утверждают, что становление государств было возможно только там, где население было со всех сторон окружено пустынями, горами или враждебной периферией» (Скотт 2020, с. 40).

По мере формирования государства как совокупности социальных технологий и норм и механизмов их реализации, формальный порядок приобретает все большую однородность, оттесняя альтернативные социально-культурные уклады на периферию общества-культуры — как географическую, так и социально-культурную. При этом периферия отказывается перенимать сложные технологии и организации, связанные с государством, опасаясь закабаления (см. Скотт 2020, с. 173–174). Однако и сами государства были лишь вкраплениями в море безгосударственных популяций:

«… Первые государства, появившиеся на аллювиальных и наносных равнинах юга Месопотамии, Египта и Желтой реки, были просто крохотными с демографической и географической точек зрения. Они были лишь маленьким пятнышком на карте древнего мира и статистической погрешностью в общей численности мирового населения, составлявшей в 2000 году до н. э. примерно 25 миллионов человек. Это были крошечные сосредоточия власти, окруженные обширными пространствами, заселенными безгосударственными народами, или “варварами”» (Скотт 2020, с. 32).

Варвары не были лишь примитивными охотниками и собирателями, они были «темными двойниками» государств, и эволюционировали вместе с ними. Варвары образовывали разветвленные вождества, конфедерации скотоводов-кочевников, жившие за счет набегов на зерновые центры, за счет наемничества и торговли:

«… Варвары занимали уникальную позицию и потому воспользовались преимуществами (часто занимались и прямыми поборами) взрывного роста торговли. Благодаря мобильности и рассеянию по нескольким экологическим зонам они фактически стали соединительной тканью для оседлых государств, живших за счет интенсивного земледелия» (Скотт 2020, с. 274). «И государства, и варвары хотели контролировать торговлю в пределах своей досягаемости, покоряли и грабили государства, их основной военной добычей и главным торговым товаром были люди. С этой точки зрения аграрные государства и варвары были рэкетирами-соперниками, предлагавшими свою защиту» (Скотт 2020, с. 271).

Переход от общины к вождеству и государству тесно связан с ростом населения и его плотности и столкновением общин между собой. Для члена изолированной общины она тождественна с человеческим родом, за пределами общины для него нет людей. В общине доверие и справедливость основаны на кровном родстве и общей судьбе. Скотоводы-кочевники «имеют поразительно подвижные структуры родства, что позволяет им принимать и исключать членов группы в зависимости от таких факторов, как доступные пастбища, количество скота и насущные задачи, включая военные» (Скотт 2020, с. 262). Однако социально-культурный уклад, основанный на родственных отношениях, имеет пределы, за которыми начинается формальный порядок. Переход от общины к обществу, состоящему из чуждых друг другу людей, подрывает естественный уклад как основу доверия и справедливости и требует создания искусственного порядка, основанного на нормах администрации и религии.

Внутри безличного социально-культурного порядка заново формируются доверие и возможность слаженных действий, кооперации. Администрация не создает политическую власть как оппозицию власти общества. Администрация впервые создает само общество, пусть и на основе превращения людей — вождей, жрецов, правителей — в смыслы и центры, вокруг которых происходило его формирование. Законы и догматы изменили условия идентичности и доверия, то есть распространили социальные нормы на неопределенный круг людей, объединенных общим подданством и общей верой. С их становлением доверие вышло за пределы узкого круга общины и стало распространяться на неограниченный круг сограждан и единоверцев:

«… Современные мировые религии, такие как христианство и ислам, смогли распространиться именно потому, что они эффективно инкультурировали нормы