Михаил Делягин - Время побеждать. Беседы о главном Страница 25

Е. ЧЕРНЫХ: — Жаль, что все реже и реже нашим болельщикам приходится исполнять гимн.

М. ДЕЛЯГИН: — Ну, болельщики-то и перед игрой поют. И если они знают, что им петь, то это — эхо андроповского решения, что школьники должны знать гимн страны, в которой они живут.

Е. ЧЕРНЫХ: — Мы не изучали, я уже работал в то время.

М. ДЕЛЯГИН: — А мы сдавали экзамен и по гимну, и по гербу, и по устройству власти. Поразительно, какое количество школьников старших классов искренне не имело представления о «тоталитарной», как сейчас любят нам рассказывать либералы, власти! Не знали даже должность Андропова, а часто путались и в его фамилии — как в европейской демократии какой-нибудь.

А экзамен по гербу сейчас мог бы легко трактоваться по 282-й, «экстремистско-русской», статье Уголовного кодекса. Мол, изобразите герб и расскажите, из чего он состоит и что его части символизируют. А попробуйте, не имея художественных способностей, нарисовать герб — получается какой-то бесформенный кочан капусты, никаких сатириков не нужно; иногда такое выходило из-под руки, что все принимавшие просто умирали со смеху вместе с экзаменуемым.

Но, по крайней мере, из чего он состоит и почему, надо было знать наизусть.

А после Андропова к власти пришел Черненко, который руководил страной в состоянии хуже Брежнева. Это про него была шутка — «не приходя в сознание, после тяжелой продолжительной болезни приступил к исполнению обязанностей Генерального секретаря ЦК КПСС».

Е. ЧЕРНЫХ: — Он был сначала крепкий. Говорят, отравили его.

М. ДЕЛЯГИН: — Крепкий он был аппаратчик. А насчет «отравили» — разные разговоры ходили, и про Андропова тоже были разные разговоры.

Это про Брежнева все известно: что, где, когда — такой вот «тоталитарный лидер» «империи зла». Обвал в его здоровье наступил после того, как на него в цеху Ташкентского авиазавода, куда он приехал, упало строящегося крыло самолета, потому что люди побежали смотреть на него и массой полезли на это крыло. Оно упало под их тяжестью, придавило Брежнева, сломало ключицу.

Е. ЧЕРНЫХ: — Я думал, это анекдот?

М. ДЕЛЯГИН: — Ну, вот так мы свою историю знаем. Брежнев, несмотря на то, что перелом ключицы, — а это ужасно больно, — все равно провел встречу с людьми и только потом уже поехал лечиться. Это был, при всех недостатках, человек старой школы, который всегда помнил, что люди имеют права, а власть им обязана, потому что при забвении данного принципа случаются революции.

Это был где-то 1977 год. Потом у него наступило обвальное ухудшение здоровья. Ходят разговоры про медсестру от Андропова, которая давала ему снотворные мимо всех врачей… Но что стало толчком разрушения здоровья, известно: долгие годы напряженной работы «на износ».

И вот, когда после товарища Черненко приходит товарищ Горбачев, прежде всего режет глаз его относительная молодость: становится ясно, что «гонка на лафетах» окончена, что этот человек пришел не на год и не на два.

Интересно, кстати, что первоначально на всех не только фотографиях, но и телесъемках родимое пятно у Горбачева ретушировали. И, когда это пятно стали показывать, — по-моему, где-то с 1989 года, — стало ясно: произошла десакрализация власти, она качественно ослабела. По эффекту это можно сравнить с тем, когда после расстрела Дома Советов в 1993 году даже самые демократические издания тогдашней России слово «президент» по отношению к Ельцину начали писать с маленькой буквы. Это был внутренний психологический перелом у журналистов, да и всего общества: даже демократы и либералы после того расстрела просто не могли писать слово «президент» с большой буквы.

В момент прихода к власти Горбачев был весь сияющий, лакированный; он был молод, свеж, бодр — и он впервые напрямую общался с людьми.

Но главное было не в этом.

Как Андропов шокировал советский народ тем, что в выступлениях его руководителя может быть простой и понятный смысл, так и Горбачев потряс способностью говорить по-человечески, а не казенными сухими штампами, а затем и потряс способностью говорить «без бумажки».

А слова Горбачева о необходимости обновления — это действительно было глотком свежего воздуха. И то, что стало что-то делаться, что-то меняться (пусть даже и в не очень правильном направлении, как борьба с нетрудовыми доходами), что государство из тупой косной машины вновь стало инструментом развития нашего общества — это напоминало религиозное откровение.

Сейчас невозможно себе представить порожденный этим энтузиазм. Я помню тот самый май 1985 года: только что объявлена борьба с пьянством, навстречу мне по улице идет слегка нетрезвая женщина лет 45-ти с полбутылкой водки в руке. И вот она на меня, десятиклассника, смотрит, протягивает полбутылки и говорит: «Я больше не пью, возьми, тебе пригодится», — это ведь валюта была в то время. Я застеснялся, да и не пил тогда еще, и в итоге не взял…

От введения «сухого закона» умерло довольно много людей, потому что при резком прекращении потребления алкоголя у организма, который к этому привык, сжимаются сосуды. Нельзя забывать и о подрыве бюджета, которым обернулась антиалкогольная кампания в самый неподходящий момент.

Но главное — не в этом, а в «поколении Горбачева», которому сейчас в среднем 24 года: это люди, которые родились благодаря «сухому закону». Их просто не было бы, если бы их родители пили по-старому. Мне один из них написал: «Никогда не прощу Горбачеву развал страны, но и добра не забуду: своего рождения и того, что все здания, в которых пришлось жить и бывать — квартира, детский сад, школа, поликлиника и прочее — были построены при нем, в конце 80-х годов».

Мы привыкли ругать Горбачева, и, в общем, — за дело, потому что он действительно развалил страну и вымостил дорогу либеральным фундаменталистам, свято верующим в то, что солнце восходит не просто на Западе, но и непосредственно в Вашингтоне.

И, конечно, когда он говорит, что лично не пролил ни капли крови… Выходит, что кровь пролилась сама? Это напоминает заявления польских властей о том, что они не убивали советских военнопленных, а те умерли сами от голода и болезней. Мол, таков был их свободный демократический выбор.

Мы этого не забудем, но и хорошего забывать не надо. Ведь чувство свободы — это очень сильно, нам это сегодня трудно даже представить. Хотя успехи Горбачева — оборотные стороны его поражений.

У него было два выдающихся достижения, которые сейчас мы не можем осознать в полной мере, потому что то время уже давно прошло и многое просто забылось.