Олег Рашидов - Сколково: принуждение к чуду Страница 40

Основные контуры будущего Сколковского университета просматривались достаточно четко. Он должен быть международным, с преподаванием на английском языке. Негосударственным, то есть не вписанным в структуру российского Министерства образования и науки. При этом государство брало бы на себя все затраты по строительству и обеспечению деятельности университета. В дальнейшем предполагалось, что финансовой поддержкой вуза займется специальный Фонд целевого капитала, участвовать в котором, помимо государства, должны будут и частные структуры. В еще более отдаленной перспективе университет должен научиться зарабатывать сам, проводя исследования по заказам частных и государственных структур, продавая патенты и взимая плату за обучение. Оборот того же MIT составляет порядка 4 млрд долл. в год, при этом большую часть этих средств институт получает от разработок, проводимых по заказу крупнейших компаний и правительства США.

Правда, наличие студентов было отдаленной перспективой.

На первом этапе сколковский вуз должен работать в формате «университета для выпускников», где будет только магистратура и аспирантура. Ведь в России за последнее десятилетие число школьников сократилось с 21 до 12 млн, студентов не хватает уже существующим вузам. «Демографическую яму», по самым оптимистичным прогнозам, удастся преодолеть только к 2020 г. [61] Новый университет, запусти его в полномасштабном формате, неизбежно вступит в конкуренцию за студентов с уже существующими техническими университетами. Нужна ли им эта конкуренция? С точки зрения здравого смысла — безусловно. Но здравый смысл и политические резоны не всегда подразумевают одно и то же.

«Боялись негативной реакции университетского сообщества, — объяснял один из экспертов. — Было понятно, что в этой ситуации некоторые вузы очень сильно „просядут“. К тому же предложенная модель соответствует принятой международной практике. Та же аспирантура в МIТ носит открытый характер, она привлекает большое количество талантливых студентов из других вузов. Новый исследовательский университет и без того должен был вступить в неизбежную конкуренцию с аспирантскими программами российских вузов, ведь он мог „оттянуть“ на себя талантливых студентов, которые использовали аспирантуру именно для продолжения научной карьеры, а не как способ избежать призыва в армию. Потому решили обойтись меньшим злом».

Университет обещал стать конкурентом сложившейся системе образования еще и потому, что здесь во главу угла ставились исследования. На первом этапе предполагалось сформировать 15 междисциплинарных исследовательских центров и около 60 лабораторий, в работе которых в той или иной степени будут задействованы 1200 студентов и аспирантов и 200 профессоров. Исследования должны будут ориентироваться на пять приоритетных направлений — биомедицину, энергосбережение и энергетику, ядерные технологии, информационные технологии, космос и авиацию. Учебные программы предполагалось развивать параллельно исследовательским программам. По ним должны будут готовить специалистов, которых в России никто не готовит и которые совмещали бы в себе мышление ученого, знания инженера и навыки предпринимателя. Выпускники университета должны будут не только понимать, как формулируются научные темы и организуются исследования. Они должны уметь переводить научные разработки в прикладную плоскость бизнес-проектирования, уметь создавать инновационные компании и управлять ими. То есть человек, пройдя эту школу, должен обладать фундаментальными представлениями о том, как инновационная идея превращается в коммерчески успешный продукт. Выпускник университета может остаться в исследованиях, но при этом будет разговаривать с бизнесменами на одном языке и понимать потребности рынка. Он может уйти в бизнес, но при этом обладает хорошей исследовательской и инженерной подготовкой, которые позволят ему понимать возможности инновационной отрасли. И, наконец, выпускникам этого университета должна будет присваиваться принятая в западных странах академическая степень Ph. D.

Но для того чтобы все это начало создаваться, чтобы предварительное соглашение с МIТ превратилось в окончательный договор, потребовалось проделать огромную подготовительную работу. Прежде всего, участникам процесса предстояло договориться друг с другом. На это ушло почти полтора года.

Люди, которые не расстаются с планшетниками от Стива Джобса, вызывают у меня симпатию, вселяют надежду на некоторую адекватность. Многие из российских высокопоставленных чиновников, политиков и бизнесменов, с которыми мне доводилось общаться, держали на своих рабочих столах компьютеры исключительно для антуража. Некоторые из них умели еще пощелкать мышкой. А один однажды позвонил своему помощнику и потребовал срочно убрать не понравившийся ему ролик из You Tube.

Олег Алексеев был из тех, что вселяет надежды, ведь сухое сообщение о том, что инсайда, то бишь откровений, я от него не дождусь, он прислал мне именно с iPad. И надежды эти оправдались. Алексеев оказался исключительно разносторонним, знающим, современным человеком. Взять, к примеру, хотя бы его тезисы о роли здорового секса в развитии инноваций. Но об этом — ниже.

Олег Алексеев, до прихода в Сколково руководивший блоком управления персоналом и корпоративными отношениями группы компаний «Ренова», ведет передачи на радио «Финам FM». Один из авторов книги «Размышляя о политике», человек, поработавший в свое время с Сергеем Кириенко в Приволжском федеральном округе, он оказался «втянутым» в проект «Сколково» во многом благодаря своей самоуверенности, ведь до тех пор гуманитарий, бывший выпускник Московского государственного историкоархивного института, Алексеев имел весьма косвенное отношение к технологиям и системе высшего образования.

«За несколько месяцев до создания фонда „Сколково“ в „Ренове“ организовали группу, которая должна была выявить инновационный потенциал этой группы компаний и выстроить вокруг нее систематическую деятельность, — рассказывал Алексеев о своем приходе в проект[62]. — Неожиданно для меня самого эту группу подчинили мне. За сутки до своего вылета на встречу с президентом в Ханты-Мансийск Виктор Вексельберг пригласил меня на встречу. Он сказал, что высока вероятность, что президент сделает ему предложение стать руководителем проекта „Сколково“, и он внутренне готов его принять. Неожиданно Вексельберг спросил: „Скажи, если будет создаваться такой центр, мы будем его делать с университетом или без?“ Я не очень представлял себе „материальную проблематику“ науки, но многие мои друзья на этой ниве чего-то достигли. За ночь я посоветовался с самим с собой и сделал наглое заявление: если мы создаем центр такого рода, то нужно создавать и университет нового типа. Какой-то определенной аргументации у меня на этот счет не было, скорее уверенность, основанная на интуиции.