Общая теория капитала. Самовоспроизводство людей посредством возрастающих смыслов. Часть третья - А. Куприн Страница 6

Частная собственность возникла в промежутке между политической собственностью государя и частным владением массы его подданных. Она решала двойную проблему, с которой не могли справиться политическая собственность и частное владение порознь: накопление и повышение строения капитала с одной стороны и эффективное ведение предприятия с другой. Частное владение позволяет эффективно вести дела, но не позволяет расти капиталу. Политическая собственность позволяет расти капиталу, но не позволяет вести дела. Возникнув в ходе коммерческой революции, частная собственность долгое время была способна решать обе проблемы — сначала на базе индивидуального, а затем акционерного капитала. Однако, как мы видели, акционирование и предпринимательство входят в противоречие, которое в конечном счете приводит капитал к пределам его расширения. (Бес)порядок становится слишком сложным для того, чтобы капитал мог накапливаться, чтобы смыслы могли возрастать. Разделение порядка, собственности и рисков достигают такой глубины, при которой капиталистическое предпринимательство больше не может двигать накопление смыслов, происходит переход от расширенного к обычному самовоспроизводству, основанному не на приватизации, а на персонализации капитала. Персонализация капитала — это продолжение исторического процесса разделения порядка, собственности и рисков, следующий этап этого процесса. Этот этап основан не на разделении акций между собственниками, а на разделении средств производства между работниками.

Здесь мы подходим к центральному пункту во всей идеологии Маркса, который был источником силы в начале движения и источником слабости в конце, который раз за разом открывал социалистический путь для новых стран и народов, и всякий раз превращал этот путь в тупик. Маркс сделал ставку только на одну половину капиталистического процесса — на процесс социализации или обобществления, но не сделал никакой ставки на вторую половину — на процесс индивидуализации или персонализации. Хотя вот это место из первого тома «Капитала» позволяет предположить, что он видел двойственный характер того порядка, который придет на смену капитализму:

«Капиталистический способ присвоения, вытекающий из капиталистического способа производства, а следовательно, и капиталистическая частная собственность есть первое отрицание индивидуальной частной собственности, основанной на собственном труде. Но капиталистическое производство порождает с необходимостью естественного процесса свое собственное отрицание. Это — отрицание отрицания. Оно восстанавливает не частную собственность [основанную на собственном труде производителя — А. К.], а, вероятно, индивидуальную собственность, на основе достижений капиталистической эры: на основе общего владения землей и произведенными самим трудом средствами производства» (Маркс и Энгельс 1954–1981, т. 23, с. 773, перевод исправлен).

Марксисты сводили личную собственность к предметам потребления, как максимум квартире и автомобилю. Но не предметы потребления имеются в виду у Маркса. Речь идет об индивидуальной собственности на средства производства. В XXI веке мы это можем наглядно видеть — по мере того, как квартира, автомобиль и ноутбук из предметов потребления превращаются в средства производства.

Когда Пьер Розанваллон говорит, что «Маркс предстает как теоретик особого рода интегрального индивидуализма, основанного на стремлении к развитию всей совокупности потенций и возможностей, которыми богат каждый индивид» (Розанваллон 2007, с. 203), то это вытекает не только из гуманистических произведений раннего Маркса, но и из диалектической двойственности «Капитала», из его направленности как на общественное, так и на индивидуальное начала.

«Вся философия Маркса может быть понята как попытка углубления современного индивидуализма. Его критика капитализма и буржуазного общества обретает всю полноту смысла, только если мы помещаем ее в эту перспективу. В “Капитале” он даже подробно показывает, что характерной чертой капитализма является то, что он способствует прогрессу общества, взятого глобально и абстрактно, и одновременно приводит к индивидуальной деградации людей. “В самом деле, только ценой колоссального расточения сил отдельного индивидуума обеспечивается и осуществляется развитие человечества в эту историческую эпоху, непосредственно предшествующую сознательному переустройству человеческого общества” (Маркс и Энгельс 1954–1981, т. 25, ч. I, с. 101). “Капитал” изобилует примерами, иллюстрирующими это противоречие; Маркс насыщает его множеством точных отсылок к отчетам и репортажам об условиях жизни рабочих, выражающим контраст между совокупным богатством общества и бедностью большинства его членов» (Розанваллон 2007, с. 198–199).

К сожалению, эта индивидуалистическая направленность не получила у Маркса достаточного развития применительно к его видению будущего. Во Введении мы уже говорили, что для этого были как объективные, так и субъективные причины. Персонализация немыслима в обществе, основанном на крупном машинном производстве и зарождающихся корпорациях:

«… Комбинированный труд в его совокупности в такой же мере оказывается подчиненным чужой воле и чужой мысли и ею руководимым, имеющим свое духовное единство вне себя, — насколько в его материальном единстве он подчинен предметному единству машин, основного капитала, который как одушевленное чудовище объективирует научную мысль и фактически является объединяющим началом; он отнюдь не относится к отдельному рабочему как орудие — наоборот, рабочий существует при нем как одушевленная единичная точечность, как живой изолированный придаток» (Маркс и Энгельс 1954–1981, т. 46, ч. I, с. 460).

Еще в конце XX века персонализация была только научной гипотезой, не имевшей практического подтверждения. Лишь изменения, произошедшие в последние 20–30 лет, позволяют наглядно описать то общество, которое приходит на смену капитализму. Тем более содержательно немыслимой персонализация была для Маркса, даже когда он приходил к выводу о ее необходимости чисто формальным логическим путем. В XIX веке история и практика еще не поспевали за логикой Маркса, а он сам порой ставил логику позади идеологии.

В своем исследовании персонализации, то есть разделения средств производства между работниками, мы обращаемся прежде всего к основному капиталу. «Капитал, потребляющий себя в самом процессе производства, или основной капитал, представляет собой средство производства в наиболее емком смысле этого термина» (Маркс и Энгельс 1954–1981, т. 46, ч. II, с. 201). К основному капиталу, или внеоборотным активам, мы относим не только основные средства, то есть вещественные средства производства, но и нематериальные активы как его социальные и абстрактные средства. Если по Марксу основной капитал есть «система машин», то в наше время такая система образуется единством аппаратного и программного обеспечения. «Система машин, являющаяся автоматической, есть лишь наиболее завершенная, наиболее адекватная форма системы машин, и только она превращает машины в систему» (Маркс и Энгельс 1954–1981, т. 46, ч. II, с. 203). Основной капитал прикреплен к процессу производства и в нем самом потребляется. Развитие основного капитала, говорит Маркс, есть показатель развития капиталистического производства.

«Именно в этом определении основного капитала, — т. е. в том его определении, согласно которому капитал утрачивает свою текучесть и отождествляется с определенной потребительной ценностью, лишающей капитал его трансформационной способности, — развитый капитал, поскольку мы его знаем пока как производительный капитал, и выступает всего разительнее» (Маркс и Энгельс 1954–1981, т. 46, ч.