Мойзес Наим - Конец власти. От залов заседаний до полей сражений, от церкви до государства. Почему управлять сегодня нужно иначе

Мойзес Наим

Конец власти. От залов заседаний до полей сражений, от церкви до государства. Почему управлять сегодня нужно иначе

Публикуется с разрешения издательства BASIC BOOKS, an imprint of PERSEUS BOOKS LLC. (США) при содействии Агентства Александра Корженевского (Россия).

© 2013 by Moises Naim

© Н. Мезин, перевод на русский язык (главы 10–11), 2016

© Ю. Полещук, перевод на русский язык (главы 1–6), 2016

© А. Саган, перевод на русский язык (главы 7–9), 2016

© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2016

© ООО “Издательство АСТ”, 2016

Издательство CORPUS ®

Сюзане, Адриане, Клаудии, Андресу, Джонатану и Эндрю

Предисловие

Как появилась эта книга

Может показаться, что власть – понятие абстрактное, однако те, кто к ней приспособлен лучше других, то есть сильные мира сего, инстинктивно чувствуют ее взлеты и падения. Те, кто обладает наибольшей властью, острее прочих ощущают, до какой степени ограничена свобода их деятельности, и испытывают чувство бессилия из-за того, что их ожидания от власти, которую обеспечивает занимаемое ими положение, расходятся с тем, что они имеют на самом деле. В феврале 1989 года мне тоже довелось пережить подобное разочарование, пусть и не такое масштабное. Мне было тридцать шесть лет, и меня выбрали министром экономического развития в тогда еще демократическом правительстве Венесуэлы, моей родной страны. Вскоре после того, как мы в результате безоговорочной победы на выборах пришли к власти, в Каракасе начались волнения, вызванные нашими планами урезать субсидии и поднять цены на топливо. Город погрузился в хаос, повсюду царили насилие и страх. И программа экономических реформ, которую мы отстаивали, вдруг обрела совершенно иное значение, несмотря на нашу победу и очевидные полномочия. Если раньше она олицетворяла благополучие и надежду, то теперь стала источником уличных беспорядков, роста бедности и неравенства.

Именно тогда я впервые столкнулся с явлением, полностью осмыслить которое смог лишь много лет спустя. А именно – с пропастью между восприятием и подлинной сущностью власти. Будучи одним из главных министров в сфере экономики, теоретически я обладал огромной властью. На деле же я имел весьма ограниченную возможность распоряжаться ресурсами, привлекать к работе организации и отдельных лиц, ну и в целом делать что-либо. То же чувствовали мои коллеги и даже президент, хотя нам и не хотелось признаваться в том, что наше правительство – колосс на глиняных ногах. Я склонен был отнести эту слабость на счет общего положения дел в Венесуэле: наверняка же преследовавшее нас ощущение собственного бессилия связано с печально известными своей слабостью и неудовлетворительной работой венесуэльскими государственными институтами. Не может быть, чтобы во всем мире тоже было так.

Однако впоследствии я понял, что это практически универсальное ощущение, свойственное всем, кто когда-либо побывал у власти. Фернанду Энрики Кардозу, бывший президент Бразилии, благодаря которому государство добилось успеха, объяснил мне: “Меня всегда удивляло, что меня считают влиятельным лицом, – признался он, когда я брал у него интервью для этой книги. – Даже хорошо информированные и сведущие в политике люди не раз обращались ко мне с просьбами, из которых ясно следовало, что они приписывают мне куда больше власти, чем у меня есть на самом деле. И я всегда думал: «Знали бы они, до какой степени в наши дни ограниченна власть президента». На встречах с главами других государств мы часто об этом рассуждали. Пропасть между нашей реальной властью и тем, что от нас ждут, – причина самого серьезного давления, с которым приходится сталкиваться главе любого государства”.

Нечто похожее я слышал от Йошки Фишера, одного из самых популярных немецких политиков, бывшего канцлера Германии и министра иностранных дел. “Я был молод, и власть меня зачаровывала и манила, – рассказывал Фишер. – И я испытал большое потрясение, узнав, что все эти величественные правительственные резиденции и прочие атрибуты власти суть пустое место. Имперская архитектура правительственных дворцов скрывает, до чего на самом деле ограниченна власть тех, кто в них работает”.

Схожие рассуждения я слышал не только от министров и глав государств, но и от руководителей крупных компаний, глав фондов и больших организаций в самых разных сферах деятельности. Вскоре мне стало ясно, что происходит нечто более серьезное: дело не только в том, что сильные мира сего жалуются на пропасть между предполагаемой и реальной властью. Сама власть испытывает беспрецедентное давление. Начиная с 1990 года я каждый год посещал Всемирный экономический форум в Давосе, где собирались самые влиятельные персоны из сфер бизнеса, государственного управления, политики, СМИ, неправительственных организаций, науки, религии и культуры. Мне посчастливилось присутствовать и выступать практически на всех самых привилегированных встречах сильных мира сего, в том числе на конференции Бильдербергского клуба, ежегодном собрании магнатов индустрии СМИ и развлечений в Сан-Валли и ежегодных собраниях Международного валютного фонда. Каждый год я беседовал с разными участниками, и наши разговоры подтверждали мою догадку: сильные мира сего в наши дни сталкиваются со все более серьезными ограничениями власти. И реакция на мои расспросы свидетельствовала об одном: власть становится слабее, неустойчивее и несвободнее в своих проявлениях.

Я вовсе не призываю пожалеть тех, кто облечен властью. Жалобы правителей на собственное бессилие – еще не повод для паники в нашем мире, где “победитель получает все”. Я лишь хочу описать влияние упадка власти. Далее я подробно разберу процесс упадка, его причины, проявления и последствия с точки зрения способов, которыми он влияет не только на 1 % избранных, но, что важнее, на большой и растущий средний класс, а также на тех, кто вынужден каждый день бороться за выживание.

Глава 1

Упадок власти

Это книга о власти.

В частности, о том, как власть – то есть способность заставить других делать или не делать что-либо – претерпевает историческую и геополитическую трансформацию.

Власть расширяется, меняет границы, и у авторитетных крупных игроков появляются новые, более слабые соперники. У тех же, кто обладает властью, оказывается все меньше способов ее применить.

Мы зачастую недопонимаем, а то и вовсе упускаем из виду масштаб, сущность и последствия этой трансформации. Слишком уж заманчиво сконцентрироваться исключительно на влиянии интернета и прочих новых технологий, на том, как власть переходит от одного к другому, или же на вопросе, вытесняет ли мягкая сила культуры жесткую силу оружия. Но для полноты картины этого недостаточно. Более того, эти аспекты лишь мешают понять основные силы, меняющие методы, с помощью которых можно получить, употребить, сохранить или утратить власть.

Как известно, власть переходит от мускулов к интеллекту, с севера на юг и с запада на восток, от гигантских старых корпораций к расторопным стартапам, от закоснелых диктаторов к обычным людям на площадях и в виртуальном пространстве. Но недостаточно сказать, что власть переходит от одной части света или страны к другой или распределяется между множеством новых игроков. Власть претерпевает куда более серьезные изменения, которые пока что не до конца осмыслены и признаны. Государства, компании, политические партии, общественные движения и организации, отдельные лидеры по-прежнему соперничают друг с другом, как раньше, но власть, сам предмет борьбы, который они так отчаянно стараются завоевать и удержать, ускользает.

Власть переживает упадок.

Проще говоря, она уже не приносит таких дивидендов, как раньше. В XXI веке власть куда проще обрести (и утратить), а вот пользоваться ею стало гораздо труднее. Бои за власть остаются столь же напряженными – и в зонах боевых действий, и за столами переговоров, и в киберпространстве, – однако отдача от них все меньше. Их ожесточенность маскирует изменчивую природу власти как таковой. Понять, как власть теряет ценность, и мужественно встретить испытания и трудности, которые влечет за собой этот процесс, жизненно необходимо для того, чтобы разобраться в одной из ключевых тенденций, меняющих мир в XXI веке.

Это не означает, что власть исчезает как таковая, равно как и облеченные ею. Президенты Китая и США, руководители компаний J. P Morgan и Shell Oil, главный редактор New York Times, глава Международного валютного фонда и папа римский по-прежнему обладают огромным влиянием. Но все же в меньшей степени, нежели их предшественники. Те, кто ранее занимал эти посты, не только не сталкивались с таким количеством трудностей и соперников: у них было куда меньше ограничений, будь то гражданская активность, глобальные рынки или пристальное внимание СМИ. Они были вольны пользоваться властью так, как считали нужным. В наши дни сильным мира сего приходится расплачиваться за ошибки быстрее и серьезнее, чем их предшественникам. Их отношение к этой новой реальности, в свою очередь, влияет на поведение тех, над кем они властвуют, запуская цепную реакцию, которая затрагивает все аспекты человеческого взаимодействия.