Анетт Асп - Круто! Как подсознательное стремление выделиться правит экономикой и формирует облик нашего мира Страница 10

Несмотря на энтузиазм Эджуорта, другие (в том числе Джевонс) не так оптимистично смотрели на перспективы непосредственного измерения полезности. Хотя психофизика была перспективным начинанием, гедониметр оставался не более чем воображаемым прибором. Реальных успехов в измерении уровня наслаждения в те времена достичь не удалось. Те, кто скептически относился к физиологическим основам полезности, искали способы непрямого ее измерения. Наиболее многообещающий подход был основан на поведении, так как его можно наблюдать и измерять{50}. Этот подход в конце концов победил, и экономисты со временем отказались от идеи о том, что полезность можно определить как субъективное переживание удовольствия.

Брокеры и шмели

Экономисты перестали задаваться вопросами о физиологических основах полезности. Но поиски биологических причин удовольствия продолжались в других науках, в частности в поведенческой нейробиологии. Помогут ли исследования мозга разобраться в этом? Один из наиболее известных нейробиологических экспериментов, посвященных удовольствию, был проведен в начале пятидесятых годов в Университете Макгилла. Джеймс Олдс и Питер Милнер вживляли электроды в различные участки головного мозга крыс и позволяли животным стимулировать эти участки, нажимая на рычаг. Когда электроды были вживлены в область прилежащего ядра, крысы постоянно нажимали на рычаг, до двухсот раз в час сутки напролет. Голодные крысы предпочитали жать на рычаг вместо того, чтобы получать пищу. Они игнорировали даже потенциальных половых партнеров{51}. По-видимому, Олдс и Милнер нашли центр удовольствия мозга.

В 1956 г. Олдс написал статью, ставшую поразительно популярной, под названием «Центры удовольствия головного мозга». В ней ученый утверждал, что в мозгу имеются особые центры, дающие при стимуляции мощное вознаграждение, и животное будет пытаться получить его снова и снова{52}. Олдс считал, что именно переживание удовольствия управляло поведением крыс. В дальнейших исследованиях ученые обнаружили, что в нервных цепях, подкрепляющих это поведение, участвует дофамин. К семидесятым годам появилась гипотеза ангедонии, объяснявшая назначение дофамина. Согласно ей, дофамин – это нейромедиатор удовольствия, и его выработка порождает субъективные переживания наслаждения{53}. Стало появляться все больше доказательств этой гипотезы: так, например, посвященные зависимостям исследования показали, что большинство веществ, вызывающих привыкание (от никотина до кокаина), действуют на дофаминергическую систему головного мозга. Гипотеза ангедонии остается одним из самых убедительных объяснений физиологических основ удовольствия. Сегодня упоминания о дофамине как гормоне удовольствия встречаются повсюду – от журнальных советов по общению с противоположным полом до диетологических статей о тяге к пирожным.

Но какой бы убедительной эта гипотеза ни казалась, она, судя по всему, все же далека от истины – и это открытие сыграло важнейшую роль в развитии нейроэкономики. Впервые сомнения в верности гипотезы ангедонии появились в начале девяностых годов, когда Вольфрам Шульц с коллегами изучали функционирование дофаминовых нейронов у обезьян во время выполнения различных обучающих заданий{54}. Ученые обнаружили, что до обучения дофаминовые нейроны наиболее активны прямо после получения награды (сока). Эти данные пока не противоречат теории гедонии. Однако, когда обезьяны выучили, что наверняка получат сок после звукового сигнала, активность в дофаминовых нейронах после получения сока возникать перестала. Вместо этого она регистрировалась сразу после звукового сигнала. Почему дофаминовые нейроны не возбуждаются после получения сока? Ведь обезьяны все равно получают от него удовольствие. Здесь возник еще один поворот. Когда ученые перестали давать обезьянам сок, после того как те уже привыкли его получать, активность дофаминовых нейронов прекращалась ровно в тот момент, когда обезьяны не получали ожидаемой награды. Рид Монтегю и Питер Дайан, работавшие в то время вместе со Стивом в лаборатории Терри Седжновски в Институте Солка, обнаружили, что функция дофаминовых нейронов не ограничивается простым вызыванием чувства наслаждения{55}. Нейроны также способны к обучению, предсказывая возможное вознаграждение. Этот процесс называется обучением с подкреплением и очень распространен у человека и других животных. В широком смысле обучение с подкреплением имеет место всегда, когда мы получаем обратную связь от окружающего мира в форме вознаграждения или наказания. Мы обучаемся, если наш опыт не соответствует предсказанию дофаминовой системы. И дофаминовая система должна отслеживать, когда ее действия превосходят ожидания, а когда – наоборот. В обоих случаях возникает возможность усовершенствовать действие. По мере того как нейроны корректируют свою работу в соответствии с получаемой информацией, мы учимся связывать ценность вознаграждения с действием. Так дофаминовая система связывает обучение с принятием решений. Животное способно научиться принимать решения, ведущие к наибольшей награде.

Монтегю и Дайан поняли, что именно в этом заключается функция дофамина, и начали исследовать свои предположения о том, что он участвует в прогнозировании вознаграждения, обучении с подкреплением и принятии решений. Впоследствии это стали называть системой привычки головного мозга, о которой мы здесь говорим как о машине удовольствия привычки, чтобы подчеркнуть ее связь с вознаграждением. В отличие от целей система привычки учится ценить действия, так что они сами по себе становятся вознаграждением – например, утренняя чашечка кофе. Даже если ваша цель – ограничить потребление кофе, машина привычки будет стремиться к его получению, потому что ценит действие питья кофе больше, чем результат. В 1995 г. Монтегю и Дайан опубликовали данные исследования поведения существа, прекрасно принимающего экономические решения, – Bombus, которого большинство из нас знает как обычного шмеля. Жизнь рабочего шмеля посвящена единственной задаче: собирать нектар и пыльцу для колонии. Он не может приносить потомство, так что не отвлекается на поиск партнеров. У шмеля практически нет естественных врагов, и, в отличие от медоносных пчел, ему не нужно сообщать другим членам колонии, где искать хорошие цветы.

Перед шмелем, отправляющимся на поиски нектара, встает целый ряд сложных задач. Во-первых, он не обладает большими энергетическими запасами, и сбор пищи должен быть как можно более эффективным, чтобы обеспечить максимальный возврат энергии. Во-вторых, ему приходится конкурировать за нектар с остальными шмелями из своей колонии и с другими насекомыми, а нектар – это достаточно ограниченный ресурс. Еще более усложняет задачу то, что шмель не знает точно, где найдет нектар, потому что местонахождение хороших источников постоянно меняется. Поэтому шмель должен быть способен не просто регистрировать получение вознаграждения, находя что-то ценное (нектар), но и учиться прогнозировать вознаграждение и использовать эти прогнозы для оптимизации поисков. Хотя мы, как правило, воспринимаем экономику через деньги, стоит заметить, что любой выбор в ограниченных условиях – это форма экономического принятия решений. Ограничения могут быть самыми разнообразными. В данном случае шмелю необходимо находить правильное соотношение между затраченной энергией и количеством нектара, которое он может собрать.

Когда шмель зависает перед двумя разными цветками, как ему решить, на какой опуститься? Чтобы решение было правильным, его мозг должен представить две важнейшие ценности: размер вознаграждения, на которое он может рассчитывать (нектар), и степень риска, связанного с посещением каждого из цветков. Риск – по сути мера того, насколько верной или неверной окажется оценка возможного вознаграждения (количества нектара в цветке). Мы хотим обратить ваше внимание на один поразительный факт, касающийся того, как шмель решает эту задачу. Если вам кажется, что это очень похоже на то, как вы раздумываете, какие акции приобрести, то это потому, что задачи, стоящие перед вами и шмелем, действительно практически одинаковы. Поведенческие экологи использовали экономическую теорию выбора портфеля ценных бумаг, принесшую своему создателю Нобелевскую премию, для описания поведения пчел и шмелей при сборе нектара.

Еще до того, как Монтегю и Дайан разработали компьютерную модель сбора нектара насекомыми, поведенческие экологи, в частности Лесли Рил из Университета Эмори, изучали их поведение, создавая искусственные луга с цветами с заранее известным количеством нектара. Рил использовал для объяснения того, как насекомое делает выбор, теорию управления ценными бумагами для частных инвесторов, созданную нобелевским лауреатом 1990 г. Гарри Марковицем. Марковиц получил премию за работу по расчету вознаграждений и рисков при выборе ценных бумаг. Например, благоразумный брокер готов поступиться определенной потенциальной выгодой ради снижения риска, выбирая более устойчивые акции (или их комбинации). В целом можно сказать, что большинство людей склонны учитывать риск, – мало кто решит вложить все свои сбережения в лотерейные билеты или поставить на рулетку все деньги. Хотя потенциальное вознаграждение может быть огромным, вероятность потерять все, как правило, не дает людям принимать настолько рискованные решения. Вам может казаться, что оценка риска – это прерогатива человека, но животные тоже оценивают рискованность своих решений. Шмель, подобно благоразумному брокеру, выбирает цветы, в которых он более уверен.