Дуэ Макиавелли - Президент (по мотивам книги Никколо Макиавелли «Государь») Страница 4

Сложить вместе эти векторы сил может только единоначалие. Это задача президента. Разнонаправленные векторы раздерут государство, общество, доведут его до разложения, не исключено – до гражданской войны, если будут приложены к рыхлым объектам и слабым субъектам власти. И чем сложнее обстановка, мировое экономическое, военное положение, тем важнее верховное единоначалие.

Тот, кто желает вести народ за собой, вынужден следовать за толпой.

В парламентских республиках, будь то Болгария или Пакистан, где коллегиальный орган назначает правительство, руководство государственного банка, генералов, все равно есть если не политик, то финансист, если не бизнесмен, то генерал, без консультаций с которым, тайных или явных, не принимаются никакие решения по ключевым вопросам внешней и внутренней политики.

Замена единоначалия кооперацией невозможна еще по одной причине. Любая пирамида управленцев застывает, так как принципы административной работы таковы, что каждый отвечает за свой участок и, приведя его к хорошему показателю, в лучшем случае поддерживает в таком положении. Возникает стагнация. Но изменения сейчас, даже неудачные, лучше, чем застой.

Тогда, может быть, стоит искусственно «перетряхивать» верховный коллегиальный орган для предотвращения застоя? В Югославии после смерти Иосипа Броз Тито пост президента страны был упразднен, а во главе страны встал Президиум. Члены Президиума (главы союзных республик и автономных областей) ежегодно сменяли друг друга. Такая форма правления закончилась полным провалом и кровавой гражданской войной. В других странах постоянная политическая неустойчивость приводит к появлению силы, управляющей обществом скрытно. Пример тому Италия, где за 65 послевоенных лет правительство сменилось почти сорок раз, и верховное правление было в какой-то мере условным. Именно тогда выросла роль мафии, ее влияние на все общественные структуры и вхождение в них. Действительно, слабая власть – удобрение для организованной преступности, сильная власть всегда конкурент мафии[5].

Даже развитый парламентаризм отнюдь не гарантирует стране ровного эволюционного развития. Доказательства тому мы видим в Западной Европе. Очень важные и болезненные иммиграционные проблемы, вопросы, связанные с разрушением исторических взаимоотношений в Европе, решают в «ручном режиме» главы стран. В октябре 2010 года канцлер Германии Ангела Меркель заявила, что попытки построить мультикультурное общество в Германии «полностью провалились». Тогда же это признали Дэвид Кэмерон, Николя Саркози. Ситуация сложилась настолько острая, что в Брюсселе, столице ЕС и НАТО, местная полиция порой не рискует заглядывать в арабские кварталы. Я не утверждаю вслед за этими политиками, что мультикультура – это плохо, но хочу подчеркнуть, что руку на один из важнейших устоев современного западного общества подняли именно лидеры, а не политические структуры. Разве не знали в парламентах Нидерландов, Дании, Великобритании, Норвегии, Швеции, Австрии, Германии о том, что в Европе растет отвращение к идее и политике мультикультурализма? Однако называть вещи своими именами и решать назревшие проблемы стали только после того, как лидеры взяли на себя ответственность заявить о них. Это, кстати, напоминает коллективное прозрение после указаний вождя в тоталитарных странах. Так, жители Северной Кореи начинают массово проклинать действия западных стран после выступлений Ким Чен Ына.

Курс у нас один – правильный.

Что отличает слова, намерения и действия человека, который занимает верховный пост, от слов, намерений и действий прочих смертных? Вспомним выражение «рычаги власти». В технике рычаг позволяет поднять очень большой вес. Так же и с властью – владеющий ее рычагами воздействует на ход самых серьезных событий в стране и в международных делах, один человек получает особое по своей значимости экономическое и политическое влияние, становится самостоятельной политической силой. Проблемы возникают тогда, когда рычаги власти послушно увеличивают влияние слабого или заблуждающегося правителя.

Дайте мне контроль над деньгами государства, и меня не будет интересовать, кто в этом государстве пишет законы.

Конечно, политика была и остается подвластной экономике. Но в последние десятилетия возникает обратная зависимость – подчиненность экономических задач государственной политике. Вроде бы президент обычно не может изменить бюджет, находящийся под контролем парламента, правительства, воротил бизнеса… Но он может, например, объявить о привлечении частного капитала к решению государственных задач, приватизировать государственную собственность. Президент может начать войну – и получить возможность перераспределять миллионы внутри департаментов и компаний своей, а то и зарубежных стран. И, что важно, даже если те или иные действия он обговорил с хозяевами экономики до своего прихода к власти, весьма значимые мелочи в выполнении этих решений зависят во многом от него самого. «Мелочи» могут погубить заявленные ранее инициативы, изменить их направление, перенаправить финансовые потоки и оставить президента хозяином ситуации. Дэн Сяопин, работая в ЦК КПК при маоистах, сумел не спеша, небольшими изменениями направить экономический курс Китая на самую радикальную модернизацию. Кстати, он никогда не занимал пост верховного руководителя, но был фактическим правителем громадной страны с конца 1970-х до 1990-х годов. История знает множество примеров, когда назначенец расходился во взглядах со своими благодетелями и переходил в другую партию, примыкал к другой части элиты или общества. Поэтому, как бы могущественны ни были те, кто выдвинул президента, привел его во власть или позволил ее завоевать, он начинает сопротивляться зависимости от своих протеже, и только его сознательное решение, его воля определяет, останется он лояльным к ним или нет.

Конечно, помня печальную шутку о том, что дурак-командир страшней врага, граждане страны должны иметь возможность влиять на своего командира и сменять его. Чем сильнее власть, тем страшнее ее неверные решения. Демократические институты государства важны, в том числе и для крепости президентской власти, они не допускают саморазрушительных действий первого лица страны.

Впрочем, обратная связь верховной власти и народа существует во всех странах, независимо от того, демократические они или тоталитарные: и назначать президента в тоталитарных странах, и промывать мозги в предвыборных компаниях стран демократических можно, только если президент обеспечивает стране хорошее положение в мейнстриме. Это одно из следствий сформулированного выше Первого закона правления. Поясню: скорость изменений чувствуют простые граждане. Средневековый крестьянин видел за всю жизнь меньше людей, чем житель современного крупного города видит за час. Международные новости, мировые премьеры, новые товары, их доступность, производство в данной стране, динамика доступа к благам передает «на места» определенную информацию о том, правильно ли развивается страна, в нужном ли направлении движется государственная машина, стоит ли менять или поддерживать президента, его курс. У любого народа есть своего рода коллективная интуиция. И президент обязан ее чувствовать и реагировать на «общие желания» людей, определять в соответствии с ними направление своей деятельности, иначе он не будет президентом. Его сместят или финансовые круги, чьи представители теряют деньги на замедлении темпа развития государства, или соратники по партии, политическому движению, хунте (примером чему являются события последних лет в Мьянме – Бирме).

Легче всего люди принимают изменения, которые интуитивно считают необходимыми для успешного движения в мейнстриме. Иногда, чтобы государство бесславно не отстало в гонке, народ соглашается на серьезные изменения. Так, реакция населения на реформы Уго Чавеса показывает, что и в самой Венесуэле, и в ее ближайшем окружении большинство бедных людей (а это 90 % населения Латинской Америки) приняли его политику, включая и жесткий антиамериканизм[6]. Повышение уровня жизни, ускорение и диверсификация экономики, подъем самоуважения народа и внешнеполитического интереса к стране – вот возможности, которые дают государству лучшие позиции в мировом мейнстриме. За это граждане поддерживали Чавеса, когда он неосторожно «подрезал» США, грозного лидера гонки.

Относительные успехи оппозиции Венесуэлы после смерти Уго Чавеса тоже понятны. Перераспределение доходов от богатств страны в пользу нищего большинства уменьшили количество люмпенизированных слоев общества; граждане, которым уже есть что терять, не хотят постоянной тревоги из-за напряженных отношений с США. Они уже ищут в политике тех, кто помог бы стране занять место не на острие революционных преобразований, а какое-то более спокойное. Пожалуй, известное выражение про постоянство интересов Англии можно переиначить так: «У народа нет постоянных лидеров, у народа есть постоянные интересы».