Мой адрес Советский Союз.. - Белоновская Людмила Страница 14

Бабушке я категорически запретила звонить куда-либо и договариваться через знакомых профессоров. Пусть им будет хуже, потеряли такую выдающуюся личность. С ногами я сидела в кресле, слушала пластинки и упивалась своим горем. Все мои подружки то поступили, а я… Мне представлялся уходящий поезд, я стою одна на перроне и их, моих друзей – ровесников мне уже никак не догнать.

Поездка на Кавказ.

Тем не менее, несмотря на страдания, я решила вместе с моей Валей осуществить важную мечту нашей жизни – посетить те места, «…где, сливаяся, шумят струи Арагви и Куры…», то есть, пройтись пешком по Военно-Грузинской дороге. Не помню, как на это реагировала бабушка, но мы -таки поехали на Кавказ. Вероятно бабушка решила таким образом облегчить мне мои тяжелые душевные страдания.

Сейчас я могу уверенно сказать, что такая поездка двух совсем еще не приспособленных к самостоятельной жизни девченок была весьма опасной, хотя и запоминающейся.

Ехали мы на поезде до Тбилиси с пересадкой в Сухуми. Но в Сухуми мы впервые увидели яркое голубое море и решили, что здесь надо задержаться. На вокзале какая-то русская женщина предложила нам комнату, мы с радостью согласились, отнесли туда вещи и побежали на пустынный в такое раннее утро пляж. Я сразу бросилась в воду. Какая красота! Какое ласковое море! Так и хочется плыть куда-то вдаль, за буйки, там по- особому сверкает вода! Но вдруг я обратила внимание, что на перерез мне плывет какая-то темная фигура. Наверное, меня хотят оштрафовать за то, что я заплыла за буйки. Пришлось поворачивать назад. Фигура оказалась мужчиной, который плавал значительно быстрее меня. Как выяснилось, он просто хочет со мной познакомиться. Но это не входило в мои планы, большого труда стоило объяснить ему, что мне некогда и я опаздываю на поезд. Пришлось срочно уходить с пляжа.

Но и в городе было хорошо – полно тропической зелени, дурманящий запах магнолий, цветущие олеандры, приветливые светлые дома. Вот только встречные люди на нас как-то странно реагировали. Все мужское население на нас обращали просто нездоровое внимание. Возможно, дело было в том, что на нас с Валей были одеты брюки (тогда мода женщинам носить брюки только распространялась по стране), а здесь это было в диковинку. Встречные мужчины обязательно хотели с нами познакомиться. Однажды дело чуть ли не дошло до драки. Валя робко жалась к моему плечу, я активно огрызалась, словом, обстановка оказалась слишком напряженной, неприветливой.

К тому же в первые дни нашего пребывания у нас из кошелька исчезли деньги. Пришлось обратиться к квартирной хозяйке. Я, как более смелая, сказала, что вот он, кошелек, лежит на столе, а деньги из него куда-то исчезли. Хозяйка обиделась на нас и выгнала вон. Мы с чемоданами направились на почту отсылать родителям телеграммы с просьбой срочно прислать нам денег на дальнейшее путешествие и возвращение домой.

Из Сухуми мы перебрались в Тбилиси. Конечно, город произвел сильное впечатление прежде всего тем, что он совсем не походил на наш северный, такой просторный, равнинный, холодный, геометрически выстроенный Ленинград с огромными площадями. Здесь было все более уютное, теплое, не прямолинейное, чувствовалась близость гор. Полно зелени. Дома тоже носили определенный национальный колорит. Даже река Кура, которая по ширине и полноводности может быть сравнима разве что с каналом Грибоедова или Мойкой, все равно была какой-то уютной, милой, говорливой, типично горной.

На узких извилистых улицах было полно приветливого народа, который с тобой приветливо общался. Утром по улицам ходили продавцы с огромными бутылями за спиной и пронзительно кричали:» Мацонни!… мацони!» (между прочим, мацони – очень вкусный молочный продукт типа ряженки). Транспорт был тоже какой-то уютный, домашний. Если мы спрашивал у водителя, как удобней доехать до интересного для нас места, то он не только все нам подробно объяснял, но даже мог изменить маршрут общественного транспорта, чтобы довести туда, куда нам нужно. Город, несомненно, понравился, хотя чрезмерное внимание мужского населения причиняло много неудобств. В частности, в центре города в каком-то определенном месте всегда собиралась группа молодых хорошо одетых красавцев, которые часами лениво рассматривали проходящих, отпуская вслед различные шуточки. Надо же, видимо они нигде не работали и нигде не учились.

Мы решили подняться на фуникулере на гору Давида, где находился, судя по путеводителю, прекрасный парк с экзотическими растениями. Был будний день, народу было мало. Не успели мы пройти и десятка шагов, как к нам подошел смотритель (а может и экскурсовод), который велел нам срочно уходить, так как он не хочет отвечать за нашу безопасность. Пришлось, ничего не посмотрев, спускаться вниз.

На склоне горы, высоко над Тбилиси, находится пантеон выдающихся людей. Там, в частности, похоронен А.С.Грибоедов и его красавица жены Нины Чавчавадэе. На могиле очень трогательная, сочиненная ею надпись,: «Жизнь и дела твои бессмертны в памяти русской, но зачем я пережила тебя, любовь моя».

Из Тбилиси мы вместе с экскурсией все-таки отправились в тот монастырь, «где, сливаяся, шумят струи Арагви и Куры». Он стоял на склоне поросшего лесом холма. Сам интерьер монастыря оказался довольно скромным, не помню никакой позолоты и драгоценностей, но на всю жизнь запомнилась одна икона – поясной портрет Иесуса Христа. У него был совершенно особый взгляд, секрет которого состоял в том, что из любой точки зала он пристально, прямо в душу, смотрел на тебя.

Мы внимательно слушали экскурсовода, любовались видами, но совершили одну ошибку – что-то спросили у стоящих рядом экскурсантов. После экскурсии мы с Валей решили позагорать и самим спуститься на дорогу. Но это оказалось очень трудным – в целом спуск напоминал партизанский рейд – мы скрывались, нас преследовали. Неслись вниз с невероятной скоростью, продираясь сквозь колючий кустарник, прыгая как горные козы, с высоких обрывов. Но в конце концов все закончилось благополучно – преследователи нас догнали уже у открытой дороги. Оказывается, мы произвели на них неизгладимое впечатление.

Дальнейшее путешествие по Военно-Грузинской дороге прошло без особых эксцессов, любовались горными красотами, не отрываясь от общей группы экскурсантов и в основном из окон автобуса..

К сожалению, лично меня все время преследовало какое-то чувство несвободы, казалось, что за нами все время следят. Поэтому ощущение того, что все хорошо, то, что хорошо кончается, присутствовало. В холодный Ленинград я вернулась с большой радостью, и снова столкнулась с вопрошающими взглядами бабушки и с реальностью – что делать дальше.

Попытка поступления в институт.

Кто-то мне посоветовал поступать на вечерний или заочный, факультет, но в Горном по специальности гидрогеология не было ни того, ни другого. В Горном институте был лишь заочный филиал московского нефтехимического института имени Губкина. Что делать? А время шло. Даже мама упрекала меня, что я сижу и бездельничаю. Пришлось послать в Москву копию моего отличного аттестата и результатов вступительных экзаменов. Завязалась переписка. Прием абитуриентов у них начинался только с Нового года и то при наличии справки с места работы. Какой работы? Куда я пойду? Как ее надо искать?

Я продолжала страдать, сидя в кресле. Бабушка не выдержала и позвонила к академику Д.В.Наливкину, зав. кафедрой в Горном институте. Он удивился, что так поздно к нему обратились, ведь уже ноябрь и занятия в сформированных группах давно идут. Предложил отсрочить зачисление на гидрогеологию на следующий год, но я сказала, что это невозможно. Тогда он предложил написать в Москву в деканат письмо, что хоть я временно не работаю, но он знает меня как способную и старательную студентку и просит зачислить без экзаменов к ним в институт. Письмо он написал, пришел ответ из Москвы на мое имя, в котором говорилось, что пользоваться блатом в таком юном возрасте недостойно звания комсомолки и советского человека. Я могу поступить в их институт лишь на общих основаниях , только при наличии справки с работы и по конкурсу на основании результатов новых вступительных экзаменов. Это убедило меня, что слушаться никаких взрослых советов нельзя, а жизнь моя просто закончена.