Говард Шульц - Влейте в нее свое сердце. Как чашка за чашкой строилась STARBUCKS Страница 13

Я поехал навестить отца в больнице. Надо было попрощаться: неизвестно, увидимся ли мы вновь. Мать сидела у его кровати и плакала. Ей было страшно, но она усиленно пыталась скрыть это. Наверное, тот момент был подходящим для разговора по душам с отцом, но между нами никогда не было подобных отношений.

Поезжай в Сиэтл, — сказал отец. — Вы с Шери начнете там новую жизнь. А мы тут сами справимся.

В моей душе боролись два чувства — всепоглощающая печаль и невысказанная горечь. Мой отец был плохим кормильцем для своей семьи. Он перебивался с одной никудышной работенки на другую, так и не вписавшись в систему. И вот его жизнь заканчивается, а он так и не стал ее хозяином.

Я стиснул его руку и пробормотал «до свидания».

Не знаю, как я сделаю это, — сказал я матери, пока мы ждали лифт.

Говард, ты должен ехать, — настаивала она.

Было ощущение, будто я тону, вся сила, энергия, оптимизм медленно покидали тело.

Когда лифт приехал, мать обняла меня и твердо сказала:

Ты должен ехать.

Я вошел в лифт и, обернувшись, увидел опухшее красное лицо матери, храбро старающейся улыбнуться. Как только дверь захлопнулась, во мне все оборвалось.

Мы с Шери не отступали от запланированного маршрута, а черная туча тревоги и страха двигалась вместе с нами. Я звонил домой при каждой остановке. Позже выяснилось, что прогноз относительно состояния отца был лучше первоначального. Напряжение ослабло, и мы смогли полностью отдаться построению новой, совместной жизни в городе, который едва начали осваивать.

Погрузитесь в эту атмосферу

Когда я начинаю какое-нибудь дело, я погружаюсь в него с головой. В те первые месяцы я все время, кроме сна, проводил в магазинах, работая за прилавком, знакомясь с персоналом Starbucks, пробуя разные сорта кофе, общаясь с покупателями. Джерри обещал основательно подготовить меня по части кофе.

Последней ступенью моего образования — и определенно лучшей — стало обучение обжарке кофе. Мне не позволяли делать этого до декабря. Я провел у аппарата для обжарки неделю, слушая, когда зерна хрустнут второй раз, изучая цвет зерен, учась определять на вкус тончайшие особенности разнообразных способов обжарки. Это стало заключительной частью периода интенсивного обучения. У меня было чувство, будто меня посвятили в рыцари.

Вероятно, я удивил людей в Starbucks своей страстной влюбленностью в кофе. Когда я стоял за прилавком, они то и дело проверяли мои знания и глубину веры. У меня всегда хорошо получались тесты вслепую. Слух об этом распространился по компании.

Неудивительно, что часть сотрудников была недовольна, что Джерри нанял человека со стороны. Мне нужно было показать себя — доказать, что я достоин быть частью Starbucks. Я усиленно старался вписаться. Для высокого, энергичного ньюйоркца, попавшего в скромный и недооцененный городок, это было непросто. Я привык носить дорогие костюмы, а в Starbucks предпочитали неофициальные свитера с высоким горлом и Birkenstocks. Понадобилось время, чтобы завоевать доверие. Я был нанят, чтобы работать, и идеи о развитии компании переполняли меня. Я хотел оказать на нее положительное влияние.

В те дни атмосфера в Starbucks была дружеской и непритязательной. Но работали мы очень усердно. Самым жарким сезоном было Рождество, все сотрудники офиса уходили в магазины, чтобы засучив рукава взяться за дело. Однажды во время такого сезона я работал на Пайк Плейс. Магазин был забит, и я стоял за прилавком, пробивая чеки и наполняя пакеты кофейными зернами.

Внезапно кто-то крикнул: «Эй! Вон тот парень только что спер что-то и выбежал!» По–видимому, какой-то посетитель схватил две дорогие кофеварки, по одной в каждую руку, и выскочил за дверь.

Я перепрыгнул через прилавок и бросился вдогонку. Не останавливаясь, чтобы задуматься, есть ли у парня оружие, я бежал за ним по мощеной, круто идущей в гору улице, крича: «Брось их! Брось!»

Вор так испугался, что бросил обе кофеварки и убежал. Я подобрал их и пошел назад в магазин, высоко держа свои трофеи. Все зааплодировали. В тот день я вернулся на фабрику, где находился мой офис, и обнаружил, что коллеги натянули в мою честь огромный баннер «Сделай меня счастливым».

Чем ближе я узнавал компанию, тем больше ценил крывшуюся в ней страсть. Но со временем заметил одну слабость. Хотя кофе был, бесспорно, наилучшим, обслуживание иногда отдавало высокомерием. Это шло от чрезвычайной гордости людей Starbucks за свой кофе. Посетители, наслаждавшиеся новым вкусом и смесями, с удовольствием обсуждали их с работниками магазинов, но покупателям–новичкам иногда давали почувствовать себя невежественными или пренебрегали ими.

Мне хотелось это исправить. Я настолько тесно ассоциировал себя со Starbucks, что любой ее недостаток воспринимал как свой собственный. Поэтому я работал с сотрудниками над совершенствованием навыков дружелюбного обслуживания покупателей и разрабатывал пособия, предназначенные помочь нашим клиентам узнать побольше о кофе. А тем временем я размышлял, как сделать превосходный кофе доступным более широкому кругу людей, чем посещавшая нас элитная горстка кофейных гурманов.

Видение — это когда видишь то, что скрыто от других

Итальянцы, как никто другой, ценят тонкие удовольствия повседневной жизни. Они додумались, как жить в совершенной гармонии. Они понимают, как нужно работать, и так же хорошо знают, как отдыхать и наслаждаться жизнью. Они ко всему относятся страстно. Ничто не бывает средним. Инфраструктура в Италии отвратительная. Ничего не работает. Но еда там совершенно невероятная. Архитектура захватывает дух. Мода — эталон элегантности во всем мире.

Особенно я полюбил свет Италии. Он опьяняет меня. Он придает мне жизненные силы.

И то, на что проливается этот свет, так же сильно кружит голову. Идешь по серой улочке ничем не примечательного спального района, как откуда ни возьмись в полуоткрытой двери возникает невероятно яркая фигура женщины, развешивающей цветное белье во дворике, окруженном цветущими растениями. Или вдруг торговец поднимет металлические жалюзи, и откроется роскошная витрина с товаром: только что собранные фрукты и овощи, выстроившиеся ровными блестящими рядами.

В розничной торговле и приготовлении пищи итальянцы отличаются благоговейным отношением к каждой мелочи и настаивают на том, что годится только самое лучшее. Поздним летом и осенью, к примеру, на любом прилавке можно найти свежие фиги. Торговец спрашивает: «Белые или черные?» Если покупатель просит поровну тех и других, торговец берет простой картонный поддон и покрывает его тремя–четырьмя фиговыми листами, затем выбирает каждую фигу в отдельности, сдавливая ее, чтобы убедиться в нужной степени зрелости плода. Он складывает фрукты в четыре ряда — три белых, три черных, три белых, три черных — аккуратно кладет поддон в пакет и протягивает его вам с гордостью мастера.