Энди Бойнтон - Виртуозные команды. Команды, которые изменили мир Страница 17

1 приглашать только самых лучших;

2 делегировать сотрудникам как можно больше полномочий, избегая мелочного контроля;

3 превратить существующие структурные подразделения в инструменты для достижения цели, отказавшись от их бюрократизации[57].

В результате он стал «незаменимой фигурой в создании атомной бомбы»[58]:

«”Манхэттенский проект” не возник из ниоткуда. Он был организован и осуществлялся в особом направлении – в направлении Гроувза»[59].

Размышляя о том, как работать со столькими академиками – «самым выдающимся сборищем примадонн»[60], как он отзывался о них, – Гроувз решил, что необходимо найти ученого – авторитетного профессионала, чьи глубочайшие знания и видение объединили бы всю команду, для руководства научно-исследовательской работой[61]. Иными словами, ему нужен был знающий специалист, страстно увлеченный этим проектом, а решение политических вопросов и военную бюрократию он мог бы взять на себя. Вместе они стали бы соруководителями проекта – каждый в своей области. В октябре 1942 года Гроувз встретился с физиком Дж. Робертом Оппенгеймером, который буквально его потряс своей гениальностью[62].

Второй лидер найден: выдающийся американский физик Дж. Роберт Оппенгеймер

Совместно с Эрнестом Лоуренсом в 1930-е годы Оппенгеймер создал кафедру физики мирового класса в Калифорнийском университете (г. Беркли), где приобрел далеко не однозначную репутацию. Он разбирался во всем – от теоретической физики до поэзии и санскрита, что одновременно и потрясало, и пугало его коллег. Он мог быть обворожительным, невероятно чутким, предупреждая желания других, но иногда становился грубым и высокомерным, увольняя всякого, кто не поспевал за его молниеносной мыслью[63]. Обеспокоенный войной, 38-летний Оппенгеймер возглавил дебаты о создании атомной бомбы[64].

Гроувз сразу же понял, что способности и стремления Оппенгеймера дополняют его собственные. Оппенгеймер настолько хорошо разбирался в научной стороне дела, что Гроувз решил именно ему поручить разработку бомбы. Гроувзу также импонировала амбициозность Оппенгеймера: «Гроувз понимал, что Оппенгеймер огорчен и разочарован тем, что его вклад в теоретическую физику не принес ему заслуженного, по его мнению, признания. Этот проект мог обеспечить ему бессмертие»[65]. К тому же Гроувз знал, что Оппенгеймер потребует к себе иного отношения, чем то, которым он «одаривал» подчиненных. Обычно Гроувз предпочитал «вытягивать жилы» из людей, испытывая их на прочность; если они не выдерживали этого, он просто увольнял их. С Оппенгеймером же он решил строить дружеские отношения[66].

Гроувз так верил в гениальность Оппенгеймера, что готов был защищать его даже с риском для своей карьеры. Во-первых, военную контрразведку беспокоило то, что родственники Оппенгеймера, в том числе брат и жена, подозревались в связях с коммунистами. А во-вторых, некоторые считали, что руководить работой стольких нобелевских лауреатов должен один из них. Достаточно ли у Оппенгеймера авторитета? Но как только Гроувз предложил им найти кого-то получше, споры тотчас утихли. Отстаивая кандидатуру Оппенгеймера, Гроувз решил не сообщать ему всю секретную информацию, в том числе и о контактах его брата с советским шпионом. Из-за этого решения Гроувза могли обвинить в государственной измене. Тем не менее, такая тактика помогла Гроувзу установить доверительные отношения с разработчиком бомбы, которые сохранились у них на всю жизнь[67].

Отправная точка: привлекаем талант и строим команду

И Гроувз, и Оппенгеймер понимали, что успех проекта во многом зависит от того, удастся ли им привлечь лучших из лучших. Тесные контакты Оппенгеймера с мировым сообществом физиков помогли ему и его коллегам отобрать самых выдающихся специалистов. Прекрасно зная этих ученых, у которых непомерная амбициозность переплеталась с высоким идеализмом, Оппенгеймер создал мощное видение, убеждая их в том, что своей работой они смогут положить конец войне и, возможно, предотвратить все будущие мировые войны; это возможность, как он утверждал, изменить ход истории. И ему верили.

Один из участников проекта так описал это:

«Это была уникальная возможность использовать знания и науку на пользу своей стране… Радостное предвкушение, преданность делу и патриотизм взяли верх над всеми остальными чувствами»[68].

Считалось, что «никто лучше Гроувза не мог подобрать лучших специалистов, которых только можно было найти»[69]. Все их прошлые достижения не шли ни в какое сравнение с тем, что они могли сделать теперь. Гроувз любил цитировать слова Роберта Ли (Robert E. Lee):

«Не слушай никого! Выбирай людей моложе, неопытнее и не таких известных, как хотелось бы другим. Один из двух моих наиболее успешных выборов был сделан вопреки советам всех моих старших и авторитетных наставников»[70].

Оппенгеймер очень внимательно относился к своим будущим сотрудникам. Ричард Фейнман (Richard Feynman) вспоминает:

«Он уделял внимание проблемам каждого. У моей жены был туберкулез, и он беспокоился, будет ли больница там, где нам придется работать. Он был прекрасным человеком»[71].

А Гроувз, по своему обычаю, спрашивал: «Чем я могу помочь, чтобы облегчить вам выполнение вашей работы?»[72]

Когда, наконец, были подобраны все специалисты, возник вопрос, как сформировать из них команду. Так как американские ядерщики были разбросаны по всей стране – в политически мощных департаментах университетов в Беркли, Чикаго и Нью-Йорке, многие, естественно, считали, что наибольший эффект даст их параллельная работа, которой они будут заниматься на своих местах. Однако Оппенгеймер требовал создания центральной лаборатории для обеспечения интенсивного обмена идеями и мнениями, которого он хотел добиться. Гроувз согласился с этим, добавив, что секретность проекта требует строгой изоляции.

После длительных поисков они выбрали здание заброшенной школы для мальчиков в Лос Аламосе в Нью-Мексико. Это глухое место не очень-то понравилось многим участникам проекта. Кроме того, ученых раздражали беспрецедентные меры безопасности, на которых настаивали военные[73]. Однако несмотря на эти трудности, решение о местоположении лаборатории было принято, как и строжайшие меры безопасности.