Эмоциональная зависимость в жизни. Я & Ты - Анна Азарнова Страница 10

первый период ее жизни, в возрасте до трех лет, и задается разрешением конфликта «близость – автономия» в пользу близости; в жертву приносится собственное Я. Способы справляться с эмоциональным дискомфортом, ощущение себя, регулирование собственных эмоций у зависимой личности во многом несут на себе следы драматично разворачивающихся в первые три года ее жизни взаимодействий. Однако, помимо уже рассмотренных факторов, серьезное влияние на развитие эмоциональной зависимости оказывают факторы, вступающие в действие в более поздние возраста. Обратимся к их рассмотрению.

Психологические факторы формирования эмоциональной зависимости, оказывающие влияние в более старшие детские возраста и в подростковом возрасте

Как правило, психологическая почва для развития у ребенка эмоциональной зависимости уже подготовлена травмой развития, которую он получил в возрасте до трех лет. Здесь имеют значение все обстоятельства жизни ребенка, которые связаны с взаимоотношениями в семье и его психологической ролью в ней, а также особенности эмоциональной связи с близкими для ребенка людьми. Наиболее критичными с точки зрения риска развития эмоциональной зависимости являются:

• Утраты и физические разлуки с наиболее значимыми близкими взрослыми, с которыми у него имеется эмоциональная связь. Психологической наукой доказано, что длительные разлуки с матерью, утрата близкого человека являются тяжелейшим травмирующим фактором для ребенка до трех лет. Однако в более поздних возрастах, в особенности до наступления подросткового периода, стабильное присутствие отца и матери и психологический контакт с ними имеет для ребенка огромное значение.

Часто эмоционально зависимые клиенты сообщают о том, что в силу тех или иных семейных обстоятельств были разлучены с матерью, отцом или обоими родителями сразу. Этот фактор, по моему наблюдению, оказывает настолько сильное влияние на развитие личности ребенка, что иногда, еще не зная особенностей биографии того или иного клиента, я могу безошибочно догадаться о том, что в его детском опыте имеется такая разлука. Общим местом является здесь передача ребенка на воспитание бабушке (бабушке с дедушкой) в результате того, что родители (или мама, если семья неполная) уехали в другой город на заработки, ситуация, когда мама устроила собственную личную жизнь, создав новую семью, а ребенка отдала своим родителям.

Проходит обычно какое-то время – год или несколько лет, и ребенок воссоединяется с матерью или, будучи уже почти взрослым, возобновляет контакт с нею, однако это никак не стирает той печати, которую накладывает на него разлука. Ситуация принципиальным образом не отличается и в тех случаях, когда ребенок уезжает в другой дом, чтобы видеться с родителями в некоторые выходные и по праздникам. Несмотря на то, что, казалось бы, рядом с ним находятся совсем не чужие ему люди – бабушка или, может быть, бабушка и дедушка, разлука с самым близким для него человеком становится источником травмы привязанности. Довольно часто в диалоге с терапевтом можно услышать, как такой человек находит много оправданий тому, что с ним так поступили (чаще всего повторяя объяснения, которые слышал в собственной семье); на внутреннем же плане то, что с ним произошло, приводит к появлению ощущения тревоги и неуверенности в связи с любой значимой близостью (ее трудно получить и в любой момент можно потерять, на ее стабильность нельзя рассчитывать) и чувства «со мной что-то не так» («я недостаточно хорош, чтобы оставаться со мной рядом»). Кроме того, клинические данные указывают на высокую вероятность развития в таких случаях депрессивных и субдепрессивных состояний во взрослости (наиболее высоких показателей она достигает в тех случаях, когда в возрасте до двенадцати лет ребенок пережил физическую утрату родителя, с которым была наиболее близкая эмоциональная связь).

• Наличие у близких взрослых психологических состояний, затрудняющих адекватный эмоциональный контакт с ребенком (серьезные психологические проблемы, психические и соматические заболевания, различного рода дезадаптации и т. п.) и удовлетворение различных его потребностей; обычно ребенок становится свидетелем того, что родители (или отдельный родитель) не справляются с нагрузками, выпавшими на его долю, ребенок ощущает на себе, что отец или мать не в состоянии сохранять собственную устойчивость и обеспечить ему ощущение безопасности и стабильного контакта. В таких случаях ребенок не может ощутить родителя как стабильную опору и позволить себе расслабиться и просто вести себя естественным для него образом, позволить себе просто быть ребенком. Как правило, в таких случаях развивается особая чуткость к состоянию близкого взрослого и умение выстраивать собственное поведение таким образом, чтобы это состояние гармонизировать и, позаботившись о нем, обеспечить и его более стабильное состояние, и возможность контакта с ним. Таким образом, ребенок берет под контроль контакт; это сопряжено для него с серьезной дополнительной психологической нагрузкой, лишает его возможности проявлять себя в отношениях с родителем спонтанным образом.

«Мы с мамой жили одни. Я помню, как я сидела и ждала вечерами, как она вернется домой с работы, и уже по звукам ее шагов, по тому, как она открывала ключом входную дверь, понимала, в каком состоянии она пришла домой. Мне всегда очень хотелось, чтобы настроение ее было хорошим – это означало, что мы сейчас будем вместе ужинать, долго сидеть за столом и даже что можно будет поговорить с ней по душам. Такие вечера были самыми прекрасными для меня, я их всегда ждала и надеялась на них. Но такое случалось очень редко. Гораздо чаще мама приходила очень усталая и какая-то безжизненная, апатичная, иногда чем-то раздраженная, агрессивная. Она могла часами сидеть в кресле, ничего не ела, смотрела отсутствующим взглядом, могла ни с того ни с сего начать рыдать, кидаться вещами, кричать. Помню, как однажды она швырнула мой телефон в зеркало, когда я не вовремя начала отвечать подруге на эсэмэс. В такие моменты мне было тоскливо и страшно и хотелось что-то сделать, чтобы вернулась та мама, которая хорошая и добрая, хотелось что-то сделать, чтобы она перестала быть такой, как сейчас. Я готовила сладкий чай, приносила вязание, которое ее всегда успокаивало, и тихо садилась рядом. Я знала, что через несколько часов она немного отойдет, надо только побыть рядом и помолчать. Я научилась молчать по-особенному, так, чтобы она быстрее приходила в себя, и втайне гордилась тем, что могу как бы восстанавливать ее. После таких особых молчаний я чувствовала себя опустошенной, но очень довольной, потому что мама «отходила» и становилась доброй и мягкой, к ней возвращалась жизнь. Это была моя тайная суперспособность. Уже позже это подтверждали другие мои близкие люди – я умею молчать рядом с человеком так, что уходит его боль, уходит тоска. Мне только бывает после этого очень плохо, до рвоты».

Иногда ребенку приходится сталкиваться с тем, что