Несломленный. Находим силы, падая в бездну. Практики исцеления для тех, кто пережил психологическую травму - Мэри-Кэтрин Макдональд Страница 16

Когда мы облекаем травмирующее событие в форму рассказа, оно становится похожим на все остальные воспоминания. Когда воспоминания хранятся таким образом, мы распознаем их как события из прошлого. Когда мы рассказываем о событиях, фрагменты памяти, которые наш мозг спешно запихнул в картотеку без всякой системы и организации, выстраиваются в связное воспоминание. Мы словно подбираем разбросанные по полу листы бумаги, складываем в нужном порядке и выравниваем стопку по краю. Теперь мозг может аккуратно поместить эту историю рядом с другими связными воспоминаниями об обычных повседневных событиях. А мы можем взаимодействовать с этими воспоминаниями и их содержимым точно так же, как с событиями в художественном произведении. Теперь мы воспринимаем эту историю как события из прошлого, и нам больше не нужно заново ее переживать. Вместо того чтобы бесконтрольно погружаться в прошлое, мы получаем возможность отслеживать свои перемещения по порталу.

Есть множество способов запустить этот процесс пересказа, но лучше всего начать его с человеком, которому вы доверяете и который поможет вам вернуться в норму, если на вас подействует триггер. Сложность в работе с травматическим нарративом заключается в том, что при открытии портала вас могут захлестнуть непроработанные эмоции и вызвать перегрузку. В таком состоянии не только невозможно выполнять полезную работу, но и выше вероятность того, что активируется хроническая реакция. Поэтому очень важно проделывать это в присутствии человека, который умеет распознавать ваши реакции на триггеры и знает, как помочь вам успокоиться. Это может быть духовный наставник, надежный психотерапевт или коуч, который хорошо разбирается в травмах. Ищите психотерапевта, у которого травма и ПТСР – одни из основных направлений работы, а нарративная терапия – один из избранных методов.

Переучивание

Для Гейба сам рассказ о событиях прошлого, похоже, не представлял проблемы. Он связно рассказывал все свои истории: о смерти отца, о собственном диагнозе, о лечении и электрических штормах. Но каждый раз во время рассказа он реагировал на триггеры. В его случае проблема заключалась не в самих историях. Проблему представляло то, что эти истории для него значили. Дело было не в содержимом файла с воспоминанием, а в метках на нем.

Как вы помните из начала главы, в каждом файле с воспоминанием есть три элемента: рассказ о событии, эмоциональное наполнение и набор меток, которые придают этому событию то или иное значение. Поскольку файлы воспоминаний фрагментируются по-разному, нарушается не всегда сам рассказ. Иногда рассказ оказывается связным, а эмоциональное наполнение фрагментированным. В иных случаях рассказ и эмоциональное наполнение в порядке, а метки оказываются не адекватны содержанию.

Фрагментации бывают разные. Когда эмоциональное наполнение в порядке, вы можете ощущать некоторые эмоции, связанные с воспоминанием, когда думаете о нем. Например, вы рассказываете о смерти отца, у вас на глаза наворачиваются слезы, но вы по-прежнему управляете происходящим вокруг и через пару минут возвращаетесь в нормальное состояние. Когда эмоциональное наполнение повреждено, пересказ и мысли о событии (даже при связном нарративе) приводят либо к чрезмерной эмоциональной активации, либо, наоборот, к полному отключению. Например, вы пытаетесь рассказать о том, как умер ваш отец, и в итоге у вас начинается приступ паники, дыхание учащается, и вы начинаете рыдать. Или, наоборот, вы приводите много ужасных подробностей, вызывая у окружающих шок, но сами при этом не испытываете вообще никаких эмоций, пребывая в холодном мрачном безразличии. Обе крайности – результат непроработанного эмоционального наполнения.

Когда с метками и ярлыками все в порядке, вы можете рассказать о событии и о том, что оно значит – для вас лично и для окружающего мира. В этом случае распознать фрагментацию бывает сложнее, но расстройство или недомогание – надежный признак того, что вы не интегрировали значение этого события в историю своей жизни и в свое представление об окружающем мире. Если воспоминание об ошибке вызывает у вас чувство стыда или убеждение в том, что вы плохой, неправильный или недостойный человек, значит, это воспоминание нуждается в интеграции. Это тем более верно, если воспоминание о смерти отца связано в вашем представлении с удушающей верой в то, что мир изначально полон страданий и лишен надежды.

Здесь важно отметить, что, хоть работа с воспоминаниями и бывает болезненной, с любой из таких фрагментаций в файлах можно работать и во всем можно разобраться. Мы поговорим об этом подробнее в главе 4. Однако суть в том, что в деле реорганизации файлов с воспоминаниями у нас гораздо больше возможностей, чем кажется.

Поскольку Гейб прожил много лет, отказываясь думать о том, как смерть отца и его собственное сердечное заболевание отразились на нем и его жизни, он так и не присвоил этим событиям метки со значениями. Вот почему, когда в начале нашей сессии он стал рассказывать свою историю, у него началась паника, которая ощущалась даже через экран компьютера. Сама история давалась ему не так уж трудно, но его мозг не понимал, как потом поместить ее обратно в картотеку. Поэтому, чтобы защитить Гейба, его мозг предположил, что он в опасности, и отреагировал соответственно.

Что делать, если вы уже проделали работу с пересказом (нарративом), но по-прежнему реагируете на триггеры? Переучиваться.

В 1940-х годах исследователь травмы Абрам Кардинер понял, что происходит нечто важное, чему до сих пор не было объяснения. Дело не только в том, что травмирующее событие оставляет после себя путаные и невыраженные эмоции, оно еще и полностью меняет восприятие пациентом окружающего мира. Кардинер признал, что травма и вызванные ей симптомы в общем заставляют нас чувствовать себя в окружающем мире и в собственном теле крайне небезопасно, причем не только в моменты реакции на триггеры, а постоянно.

Еще он признал, что нужно не только помочь пациентам осмыслить произошедшее, но и переучить их тем или иным образом реагировать на реальность. Кардинер писал: «Все усилия нужно направить на то, чтобы отучить пациента жить в опасном и негостеприимном мире, который он воображает вокруг себя, и научить его жить в истинной реальности».[20] Хоть реакция на травму и активируется конкретным событием, сама травма носит всеобъемлющий характер. Это рана, из-за которой человек полностью лишается ощущения безопасности в окружающем мире.

Одним из пациентов, которых изучал Кардинер, был ветеран войны, основным симптомом у которого были обмороки. Каждый раз, когда он входил в лифт или слишком быстро поднимался по лестнице в квартиру, он терял сознание. Еще ему снились ужасные кошмары про то, как он падает