Одержимость справедливостью - Александр Эл Страница 17

Весь день в спальные палатки никто не заходил, и к вечеру Боевой листок был готов. Нарисовал знамя, горниста, и крупными буквами написал тексты, которые дал замполит. Повесил туда, куда он указал и стал ждать приговора. Листок заметили, после ужина подходили солдаты, смотрели. Горнист всем нравился. Спрашивали, сам ли нарисовал, или может, перевёл откуда-то. Некоторые заговаривали, хотели познакомиться. А замполит сказал, — упустил я тебя, упустил. Думал, «художник», это кличка такая. А ты, и правда, художник.

Глава-14 Спи спокойно, товарищ

Признание пришло ко мне слишком поздно. Школа молодого бойца закончилась и меня вместе со всеми привезли в часть. В казарме было тесно и нечем дышать, всё заставлено кроватями в два этажа. По-русски, вокруг меня, почти не разговаривали, кругом были какие-то азиаты. Они общались на своих совершенно непонятных языках, и меня не замечали. Поговорить было не с кем. Я уже морально приготовился тянуть лямку, хоть пластинки крутить, хоть в очко играть. Однако, на третий день неожиданно вызвали в политотдел дивизии.

В кабинете сидел тот самый старший лейтенант, теперь уже капитан.

— Ну, как устроился? Как настроение? Боевое? Будет много работы, — вопросы капитана были риторическими, мои ответы его совершенно не интересовали, — сейчас пойдёшь в дивизионный клуб и найдёшь там начальника Оформительской Мастерской. Поступишь в его распоряжение. Выполняй.

В клуб я летел как на крыльях. Мастерская, мастерская! Неужели больше не нужно крутить пластинки. Клуб оказался очень приличным концертным залом с лоджиями и балконом. Говорили, что здание построено ещё до революции и акустика в нём настолько уникальная, что раньше здесь даже записывали оперные арии для граммофонных пластинок. Но однажды артисты напились, набедокурили, и с тех пор с улицы в этот зал никого уже не пускали.

Наконец, где-то за сценой удалось найти небольшие помещения напоминающие мастерскую. В коридорах клуба бродили какие-то ленивые солдаты, таскали туда-сюда стулья и прочий хлам. Я громко спросил, где найти начальника мастерской. Из боковой двери появилась фигура офицера.

— Я начальник, кто меня спрашивал? — в темноте коридора его звание разглядеть не удавалось.

— Товарищ начальник, прибыл в Ваше распоряжение, — я назвал свою фамилию.

— Дима? Ты что ли? — раздался знакомый голос, — а ты, как здесь оказался?

Да, начальником мастерской был тот самый Димка. Я сначала растерялся, потом обрадовался, увидев, наконец, первого знакомого за несколько месяцев. Димка тоже искренне обрадовался, и сходу полез обниматься. Он по-прежнему был рядовым, с толку сбивала его милицейская офицерская форма. Почему же он рядовой, если он начальник мастерской? Но спросить я не успел, Димка сам засыпал вопросами. В помещении, где мы разговаривали, какой-то солдат в зелёной, такой же, как у меня форме, ползая по полу, огромными буквами писал какой-то лозунг на большом красном, натянутом на подрамник материале. Оказалось, что он тоже был художником. Димка, почему-то звал его «Особистом». Это и была вся мастерская, всего три солдата.

Рассказывая о том, как три месяца надо мной издевались, мне стало так себя жалко, что я даже всплакнул.

— Да, вид у тебя не геройский, — посочувствовал Димка, — что же ты меня не нашёл, ты же знаешь что я здесь служу, я бы помог.

— А как бы ты помог, ты же не генерал?

— Да, хоть советом. Знаешь, здесь совет иногда дорогого стоит. Может, не пришлось бы в очко играть, ну, или хотя бы не так часто. Знаешь, я думаю, тебе для начала нужно отоспаться. А то ты какой-то заторможённый. Сначала сходим в столовую пообедаем, а потом я тебя уложу.

— Как уложишь? — казалось, что Димка шутит. Ни кровати, ни дивана, или даже матраса, нигде не было видно.

— Ладно, идём, покажу. После обеда сам туда залезешь. Только ужин не проспи. И к отбою, в казарму иди, там спи дальше, до утра, чтобы не искали, а после завтрака, снова в мастерскую придёшь. Тебе задание какое-нибудь дали?

— Нет, сказали, ты дашь. В смысле, начальник мастерской.

— Да? Хорошо, вот тебе задание, обедать и спать.

Место для сна, солдаты обслуживающие клуб, оборудовали над сценой. Забраться туда можно было только по узкой шатающейся подвесной лестнице, типа пожарной. Там, на стропилах была оборудована площадка для тайного спанья. Лежало несколько матрасов-тюфяков, сложенных один на другой.

— Ты, только не шуми там, и не храпи. И курить, ни в коем случае! Спи спокойно, если будут искать, я тебя прикрою. Ну, ладно, пошли обедать.

Глава-15 Красная рыба

Впервые я обедал не со всей своей ротой. Получив свою пайку, мы сели за стол напротив друг друга. К своему удивлению, содержание наших тарелок отличалось. Первое, что бросилось в глаза, в тарелке Димки лежали ломтики рыбы розово-красного цвета, а в моей тарелке серая селёдка с костями. Взяв тарелку, я подошёл к раздаче и попросил, чтобы мне тоже положили красной рыбы, поскольку селёдку не люблю. Солдат на раздаче, даже головы не повернул, так и стоял, не обращая на меня никакого внимания.

— Слышь, ты что оглох, я к тебе обращаюсь, рыбу положи мне.

— Вот я тебе сейчас половником в лоб закатаю. Пошёл вон, салага! Тебе рыба не положена! — солдат в белом, замызганном фартуке и поварском колпаке действительно замахнулся половником.

— Как это, не положена? Давай рыбу, гад!

Из глубины кухни появился старшина, тоже в фартуке и застыл, пытаясь сообразить что происходит. В этот момент подошёл Димка и оттащил меня от раздачи.

— Они рыбу не дают! — возмущался я, — воруют наверное, на селёдку подменяют!

— Заткнись, не скандаль, — успокаивал Димка, — сума сошёл, с кухней ссориться. Ничего они не подменяют, так положено.

— Что положено? Рыбу тырить?

— Если заткнёшься, объясню. Бери мою пайку, я не хочу, дома поужинаю. Ты только не бузи, а то тебя из мастерской назад в роту отправят. То, что ты художник, ребята ещё не знают.

Аргумент подействовал, в роту никак не хотелось, но успокаивался я с трудом. Похоже, в столовой, как и везде в этой стране, процветала коррупция. Одним всё, другим — ничего. И, как везде, каждая сосиска строит из себя колбасу!

— Запомни, — продолжал Димка, — у меня пайка милицейская, а у тебя конвойная. В какой форме пришёл, такую пайку они и дают. А будешь орать,