Быть жертвой больше не выгодно. Дополненное издание - Вероника Хлебова Страница 2

Теперь он ждет от нее слов признания – какой он достойный (хороший отец, муж, человек) – во всем, и особенно – в мелочах; и она того же ждет от него (какая она хорошая жена, мать, красивая женщина), и они оба все так же жестоко отказывают друг другу в этом признании, как это было когда-то, как это было всегда.

По каким-то невидимым глазу признакам проекция «вытаскивает» из большого числа людей того самого, который энергетическим рисунком напоминает родителя; и теперь уже в его руках вся власть. Власть наделить любовью и ценностью, принять и вернуть право быть собой.

Ко мне пришла Она. Он убегает от признания проблемы, назначая лишь Ее ответственной за то, что происходит между ними. Я спрашиваю ее: «Если кто-нибудь другой тебе скажет, что ты красивая, женственная, умная, замечательная, станут ли эти слова тем самым признанием, которому ты поверишь? Которое сможешь присвоить как свою ценность, как право на достоинство?» – «Нет. Только его признание имеет вес. Только от него мне нужно это услышать».

Теперь «место» родителя занял партнер, и кажется, что только он способен вернуть недополученное, «накормить», одарить ценностью. И какие бы признания она ни получила от всего остального мира, ничто не будет иметь такого веса и ценности.

Я спрашиваю другую женщину, почему она так долго оставалась в неравных отношениях, в которых мужчина систематически причинял ей боль, настаивая на ее неполноценности. Через год терапии она ответила: «Почему-то именно от него я ждала принятия себя, признания того, что я достойна, со мной все в порядке».

Мы не получили жизненно важной пищи, и потому мы остаемся привязанными к родителям своими дефицитами, ожидая их восполнения. И на месте родителей оказываются другие – «похожие» на них люди, но опять в их руки мы отдаем всю власть – власть принять, признать, полюбить, отпустить…

Однако любой мало-мальски честный взгляд на подобную ситуацию приведет к разочарованию и новой порции боли. Никто не возместит неполученное в полном объеме; и тем более на такое никогда не будет способен один человек.

Посему критически важно осознать свой дефицит и свою привязанность к человеку, от которого мечтается получить возмещение; в этом случае мы почти наверняка обнаружим себя в теснейших созависимых или контрзависимых отношениях.

Потому что неосознанный дефицит проявляется именно так: проекция «выбирает» человека (компанию, идеологию и тому подобное), на которого возлагается миссия возвращения прав, этот человек жестко контролируется разными способами; потерять его очень больно (это же «родитель»!), все остальные ресурсы полностью игнорируются. «Родителю» отдается власть, он ею вовсю пользуется или же убегает, не выдерживая непомерных ожиданий.

Когда я признаю свою нужду, я начинаю отдавать себе отчет в том, что она никогда не будет восполнена в той степени, в том объеме, как это было мне нужно в 3 года, 7 лет и 14.

У меня уже никогда не будет такого количества любви и заботы, уважения ко мне, к моим правам и границам, сколько мне это было нужно тогда. Я остаюсь со своей нуждой, как с бездной… Я переживаю отчаяние несбывшихся надежд. Я переживаю ярость и бессилие.

В этот момент я обнаруживаю… мир. Есть мир, где много самых разных людей. Есть такие, которые находят меня нужной, интересной и привлекательной. И я тоже… Выбираю тех людей, кто мне нравится и с кем я могу реализовывать тот или иной потенциал.

И я могу управлять своей нуждой, распределяя ее частями в этом мире… Сверхзначимые персоны становятся просто людьми; они не боги, дарующие права…

Я управляю своим дефицитом.

Бездна оказывается не такой уж страшной.

Меня не за что любить…

Сейчас я – маленький. Очень маленький. Я очень люблю свою маму. И папу – тоже.

Я ловлю каждое их слово, каждый жест. Почему-то мне также важно, чтобы они любили меня.

Например, если б посмотрели радостно и сказали что-то в духе: «Как же нам повезло, что ты у нас есть! Мы так ждали такую девочку (такого мальчика), как ты! И наконец дождались! Как мы теперь счастливы!»

Но почему-то они этого не говорят. Они очень заняты своими заботами. Они делают свои очень важные дела – работают, зарабатывают, ходят в магазин, убираются, разговаривают с родственниками и знакомыми.

Они очень заняты своими отношениями – ругаются, дуются, доказывают что-то друг другу. Меня почему-то не замечают. Замечают только для того, чтобы покормить или показать врачу.

А если я современный ребенок, то меня много развивают и готовят к школе. И дают мне то, что им, родителям, не хватило. Игрушки, поездки, занятия. И много чего еще, что важно для них. Не для меня.

Я почему-то не чувствую, что меня любят. Хотя мне даже об этом могут говорить… Мне тоскливо и одиноко. Я пробую обратить на себя внимание, но у меня плохо получается. Если я капризничаю, то на меня сердятся. А если я что-то хочу рассказать о себе – не слушают.

Я убежден, что любовь нужно заслужить. Я пробую – подстраиваюсь, «не отсвечиваю». Помогаю, болею. Стараюсь. Но ощутить себя любимым «до конца» мне все равно не удается.

А еще мне рассказывают о других детях. Какие они замечательные – воспитанные, способные, чуткие. Наверное, мама с папой их любят, а меня – нет. Я же не такой. Таких, как я, не любят.

Мне очень обидно. Но я учусь скрывать свою обиду и то, что я плохой, и любить меня не за что. А тех, кого они любят, я ненавижу. И ревную.

Я – подросток. Я учусь протестовать. Не любите меня настоящим? Не любите меня, когда я хочу быть собой? Не надо! Я обойдусь без вашей любви! Можете меня ненавидеть! Мне по барабану! Я найду тех, кто полюбит меня!

Я даже знаю, что для этого нужно. Я стану крутым, богатым, умным, известным. Я стану красивой, умной. Мы оба станем профессионалами.

Меня будут ценить. Бояться. Уважать. И любить.

Хотя у меня в глубине души все еще живет маленький ребенок, который убежден, что любить его не за что, я могу сам себе придумать, что мне этого не нужно.

Я уже взрослый. Я работал над тем, чтобы получить признание. И мне