Дар сверхчувствительности. 34 упражнения, которые помогут превратить чрезмерную восприимчивость в силу - Фабрис Мидал Страница 34

28. Искусство

Мне было тринадцать или четырнадцать лет, когда отец получил подарок, который его удивил. Ему вручили два билета на концерт классической музыки. Он никогда не был ценителем живописи или музыки. Искусство казалось ему уделом культурной публики, знатоков и прочих творческих личностей. Мысль о нахождении в одном зале с эстетами, элитой казалась ему нелепой.

Я не знаю, почему попросил его взять меня с собой. Я никогда не слушал классическую музыку. Знал, что мои родители много работают. Но я чувствовал, что непременно надо туда пойти. Отец согласился.

Концерт проходил в невероятно красивом зале. Во время выступления музыкантов я очень много плакал. Как только зазвучали первые ноты, музыка отозвалась в моем сердце. Я понимал, о чем была мелодия. Композиция потрясла меня до глубины души. Я восхищался каждой паузой, нотой, каждым взмахом руки дирижера. Все это было отличным способом выражения эмоций, которые мне редко удавалось понять. Меня унесло музыкальным вихрем. Он подарил мне ощущение глубины эмоций, познакомил с вибрациями, которые я никогда не ощущал прежде. Сидя рядом с отцом среди толпы незнакомцев, я поэкспериментировал с переполняющими меня эмоциями, которые никогда прежде не делали меня счастливым. В какой-то момент они приняли форму, фигуру, которую мне не удалось распознать. Но тогда я впервые прикоснулся к сверхчувствительности и был счастлив.

Некоторое время спустя я решил сходить в музей. Я обожал рисовать, но мало что понимал в истории искусства, техниках и стилях. Отсутствие художественной культуры сильно тормозило мой прогресс. На выставке я смотрел на полотна не как эксперт, но мое сердце дрогнуло. На картинах были лица, выражающие разные чувства: печаль, радость, страх, беспокойство. В изображениях на холстах я увидел себя. Все испытываемые мною чувства с легкостью считывались с разных портретов. Чувства придавали великолепия полотнам.

Мне было двадцать семь лет, когда меня пригласили преподавать медитацию в Лондоне. Курс длился несколько дней, и организаторы поселили меня в отеле с Джоном Стиром, историком искусства. Ему было семьдесят лет, большую часть жизни Джон посвятил искусству. Тогда я уже регулярно посещал музеи, но все еще был новичком. Однажды Джон предложил сходить в Национальную галерею.

Джон Стир посвятил несколько часов тому, чтобы рассказать о каждой картине в экспозиции. Он останавливался перед каждой работой и смотрел на нее так, будто видел впервые. Я думал, что Джон станет объяснять особенности мазков, техники рисунка. Но он говорил лишь об образах, переданных на полотнах. Историк искусства предложил мне внимательно рассмотреть их.

Я был молод и не очень образован. Стыдно вспоминать, какие нелепые вопросы я задавал этому умному человеку. Я спросил Джона, какая картина была самой красивой в музее. Он не выразил и тени недовольства и подвел меня к полотну Тициана «Не прикасайся ко мне». На картине изображены Христос и Мария Магдалина. Я был поражен. Из всех шедевров он выбрал наименее интересную картину. Тогда она мне казалась еще и самой неудачной. Мое разочарование легко считывалось. Джон поспешил меня успокоить. Он говорил, что пейзаж на полотне абсолютно реален. Дерево было настоящим. Пространство вокруг него оживало. Самое удивительное – это жест Христа. В нем читалась мольба к Марии Магдалине. Иисус просил ее не прикасаться. Одно движение руки выразило нежность и ободрение. Это полотно для меня вмиг преобразилось. Перед этой картиной Тициана я пережил культурный шок.

В течение многих лет я ездил в Лондон, чтобы посещать музеи с Джоном Стиром. С ним я научился смотреть на полотна по-новому. Картины отправляли меня в невероятное приключение. Мои чувства менялись, когда я переходил от одного произведения к другому. Джон учил меня истории искусства. Я изучал ее раньше в университете, но лекции прошли мимо ушей. Теперь же я применял чувствительность и находил доступ к величайшим сокровищам человечества.

Я прихожу в ужас, когда осознаю, какая пропасть образовалась между людьми и творчеством. Наше отношение к искусству изменилось. Мы во всем начали искать смысл, значение, рациональное объяснение. Людям интересно узнавать историю, рассуждать о техниках и кистях, проводить исторические параллели. Но это все лишь вопрос культуры, образования. Эмоции и чувства, личные интерпретации отошли на второй план. Самую суть искусства человек решил задвинуть в дальний ящик! Произведения художников, музыкантов, скульпторов и архитекторов – это лекарство. Первым этот удивительный факт заметил Аристотель.

Произведения художников, музыкантов, скульпторов и архитекторов – это лекарство.

Философ утверждал, что после просмотра театрального представления или прослушивания музыки люди чувствовали себя лучше. Зрители или слушатели начинали радоваться жизни и восхищались обычными мелочами. Сегодня к этому списку воодушевляющих видов искусства можно добавить кинопросмотры. Позже Аристотель развил теорию «очищения от эмоций».

Он верил, что каждое произведение искусства имеет катарсическую ценность. Под термином «катарсис» древние греки понимали очищение, оздоровление. Это процесс высвобождения эмоций и нравственного возвышения, возникающего при восприятии произведений искусства. В «Поэтике» философ описывал людей «увлеченных и одержимых». Сегодня мы их называем сверхчувствительными. Аристотель заметил, что «одержимые» успокаиваются после прослушивания священных мелодий. Всякий раз, когда человек слышит музыку, он жадно внимает ей. В своих работах философ сравнивал искусство с лекарством или освобождением.

В «Политике» он развивал свою идею о силе искусства. Аристотель писал, что нет ничего могущественнее музыкального ритма и пения. Эти формы творчества позволяют правдоподобно воспроизвести гнев, доброту, храбрость, мудрость и прочие состояния души. Противоположные чувства так же подвластны музыке. Порой они даже лучше выражаются при помощи мелодий. Одно музыкальное произведение способно повлиять на психологическое состояние человека.

Наследники этой теории, Юнг и Фрейд, говорили о сублимации. Знаменитые психиатры позаимствовали термин из химии. Сублимация – это процесс, в ходе которого твердое тело превращается в газообразное без прохождения промежуточной жидкой фазы. В психологии – это защитный механизм психики, позволяющий снять внутреннее напряжение с помощью творчества. Зачастую люди, посвящающие жизнь искусству или религии, успешно сублимируют. Эта активность позволяет переоценить душащие нас эмоции. Негатив больше не мучает. Его давление на нас ослабевает, эмоции перестают быть опасными. Мы их с пользой для себя перенаправляем.

Сверхчувствительный боится эмоций, потому что они слишком дорого обходятся. Выплески душевных порывов, как правило, плохо заканчиваются для ранимых людей. Искусство позволяет найти применение проживаемым чувствам и освободиться от