Несломленный. Находим силы, падая в бездну. Практики исцеления для тех, кто пережил психологическую травму - Мэри-Кэтрин Макдональд Страница 35

Если обычно воспоминания консолидируются в период от шести до двадцати четырех часов с момента события, то такие воспоминания пытаются повторно консолидироваться снова и снова. Этот процесс можно запустить сознательно и целенаправленно – к примеру, как раз этим мы и занимаемся в нарративной терапии, – но он происходит в мозге и бессознательно. Работники картотеки в мозге занимаются не только текущими событиями. Еще они постоянно пересматривают старые файлы, чтобы убедиться, что те не нуждаются в обновлении с учетом новой информации и полученного опыта. Как и в обычной картотеке, пространство нашей памяти ограничено, поэтому иногда работникам приходится избавляться от старых воспоминаний, чтобы освободить место для новых. Примерно то же происходит, когда вы нажимаете «очистить корзину» у себя на компьютере.

Мы проходим процесс повторной консолидации, когда переживаем нечто, что не сходится с нашим представлением о том или ином человеке. Попробуйте представить, какие мыслительные процессы происходят в мозге человека, который столкнулся с изменой. Если вы узнаете о предательстве супруга или супруги, то начнете сознательно и бессознательно перебирать воспоминания о ваших отношениях и обновлять в них информацию. Вы проходите этот процесс, когда пишете о предательстве в дневнике и пытаетесь найти в истории своих отношений тревожные звоночки, на которые вы вовремя не обратили внимания. Это может происходить и в тот момент, когда вы гуляете, пытаясь получать удовольствие от процесса, и тут на вас внезапно накатывают воспоминания о том, о чем вы годами не думали.

Как раз этот механизм и позволяет нам изменить мнение о событиях прошлого и то, какие чувства они у нас вызывают, а также приписать им новое значение с точки зрения того, что они говорят о нашей личности. И именно этот процесс служит источником наиболее болезненных симптомов травмирующего переживания: навязчивых мыслей, зацикливания на одном и том же, ночных кошмаров и приступов паники.

Кроме того, этот механизм является частью процесса навязчивого повторения. Самый быстрый способ повторно консолидировать воспоминание – поместить рядом с ним идентичное воспоминание для сравнения. Когда нам не хватает нужных компонентов для переработки файла с воспоминанием (например, в его истории не хватает некоторых фрагментов, или никакой истории и вовсе нет), то снова попасть в ту же ситуацию – эффективный способ восстановить недостающие детали.

Повторяем, чтобы избежать управления

Бессел Ван дер Колк, психиатр и исследователь психологической травмы, не согласен с мнением Фрейда о том, что мы повторно переживаем то или иное событие, чтобы управлять им. Ван дер Колк утверждает, что это неверно, поскольку повторение «вызывает лишь еще большую боль и ненависть к себе».[49] С одной стороны, он прав: повторение действительно вызывает боль и ненависть к себе. С другой стороны, тот факт, что в результате повторения человек испытывает боль и ненависть к себе, еще не говорит о том, что повторение совершается именно с этой целью. Повторение травмирующего переживания или определенных паттернов в отношениях – это копинг (попытка совладания с травмирующей ситуацией – Прим. пер.). Все наши копинг-механизмы основываются на нашем стремлении к упорядочению, и со временем некоторые из них становятся неадекватными и разрушительными. Независимо от того, будет ли результат здоровым и продуктивным или нездоровым и разрушительным, – целью любого копинг-механизма всегда является интеграция и упорядочение.

Кроме того, нужно учитывать, что порой ставка на интеграцию того или иного переживания гораздо выше, чем на состояние, в котором отсутствует саморегуляция, а мозг из раза в раз воспроизводит одни и те же шаблоны. Иногда гораздо легче воспроизвести сценарий в отношениях, чем признать, что за ним стоит.

Помните, что в файлах с воспоминаниями содержится не только повествование о событии и его эмоциональное наполнение, но и его значение в нашей жизни. Если мы получили основополагающий жизненный опыт в абьюзивных отношениях, для нашего мозга это означает одну из трех вещей: либо с нами что-то не так, либо мир ужасен, а люди в нем абьюзеры, либо абьюзеры нас просто не любили. Все эти варианты трагичны и болезненны, но третий, пожалуй, хуже всех – особенно если абьюзерами были наши родители.

Иногда подвергаться дальнейшему насилию – значит защищать тех самых первоначальных абьюзеров, и не только потому, что мы хотим их оправдать, но и из-за того, что это будет значить для нас, если мы этого не сделаем.

Повторяем, потому что это привычно

Я сижу за столом в зале заседаний, а генеральный директор небольшой некоммерческой организации, где я работаю, кричит, потеет и краснеет. Рост у него выше ста восьмидесяти, и он еще и нависает надо мной и моими коллегами так, как если бы роста и раскатистого агрессивного голоса для демонстрации власти было недостаточно. Понятия не имею, о чем он там кричит. Я давно потеряла нить. Сквозь стеклянные двери в зал проникают солнечные лучи и заливают стол, делая его ослепительно белым, отчего все в поле моего периферийного зрения окрашивается в розовый цвет. Чувствую, как у меня начинает болеть голова. Я витаю где-то за пределами восприятия, полностью отключившись от реального мира.

Внезапно высокий, красный, кричащий мужчина сгибается пополам и театрально падает в кресло, словно его сразила пуля снайпера. Где-то глубоко внутри него щелкает выключатель, и он превращается в совершенно другую версию самого себя. Он уже не кричит и не плюется, теперь он дышит размеренно и ласковым голосом напоминает нам: «Превыше всего Господь, семья, а потом уже работа». Он разводит руки в стороны, словно святой, который произносит молитву перед щедро накрытым столом, словно эти крики минуту назад были частью какого-то духовного ритуала – необходимым очищением перед великим пробуждением.

Как только у него внутри щелкает этот переключатель, у меня внутри тоже что-то щелкает. Я возвращаюсь в свое тело, а пульс у меня подскакивает до 180, хоть я и сижу спокойно в кресле. Где-то глубоко в горле я ощущаю металлический привкус адреналина, а кожа у меня становится обжигающе-бордовой. Из состояния полной прострации я перехожу к желанию разгромить к чертям весь этот зал, лишь бы отсюда уйти. Я изо всех сил игнорирую все реакции тела. Списываю все на обычную тревожность.

А потом он ведет нас всех на ужин. Мы шагаем по дощатому настилу к ресторану, словно закадычные друзья, и вместе хихикаем как ни в чем не бывало, как будто только что ушли с совершенно обычной рабочей встречи, как будто ничего не произошло.

После ужина я рассказываю эту историю другу и получаю первый сигнал о том, что мой мозг, возможно, приписал неверное значение файлу с