Честная книга - Андрей Калибабин Страница 36

Вокруг было невероятно красиво. Напротив резко нырял в воду обрывистый, подмытый мощным потоком берег. Его верхняя часть заросла густой, темной, непролазной чащей. На моей стороне пологий песчаный склон, окруженный невысокими дюнами, плавно спускался в воду. Выше по течению раскинулся сосновый лес. Всё дно реки вдоль него было усыпано глухим коряжником. Ниже, на протяжении пары километров, невысокий извилистый берег утопал в зарослях рогоза, ириса и кувшинок. Совсем неподалеку, в спрятанных за высоким кустарником пещерах, разбросанных на склонах обширного известнякового каньона, сохранились таинственные петроглифы. Их оставили скифские племена задолго до нашей эры.

Я любил эти места. Петлявший меж ослепительно белых меловых холмов, всё еще весьма мелкий, но уже с довольно сильным течением, богатый рыбой и самой разнообразной дичью, средний Дон всегда притягивал людей. Скифов вытеснили сарматы. За ними пришли аланы. Следом – тюркоязычные хазары и булгары. Даже во времена дикого поля, когда всё пространство от Днестра до Азова представляло собой пустынные и почти безлюдные степи, пойма великой реки медленно, но верно заселялась трудолюбивыми славянами.

В течение нескольких веков здесь зарождалось гордое и свободолюбивое донское казачество. Советская власть, оставившая после себя многочисленные руины колхозов и совхозов, по счастью, не сильно изменила людей. Они остались такими же честными, открытыми и гостеприимными, как и триста лет назад. По всей стране – от Селигера до Байкала – аборигены отчаянно обворовывали путешественников. Тащили всё, что попадало под руку. Лодки, моторы, канистры с бензином, снасти. Даже ножи и топоры, оставленные ночью без присмотра. Но здесь уже много лет не случалось ничего подобного. Потомки донских казаков, не покладая рук, трудились на полях и в садах. Те же, кто по каким-то причинам временно перебивался без заработка, предпочитали кормиться рекой.

Тут до сих пор верили в чудеса. По преданию, именно в этих краях Фрол Разин, разделив на три равные части, закопал принадлежавшее брату золото. В день казни, уже стоя на эшафоте, пообещал выдать тайник. Привел царских чиновников на Дон. Заявил, что потерял карту. Пять долгих лет морочил всем голову. Не найдя в конечном счете ни монетки, все-таки был казнен. Обоих братьев не стало. Но сокровища, спрятанные в таинственных пещерах, сохранились до наших дней. В каждой деревне живет хитроватый мужичок, знающий, где они находятся. Единственное, что мешает их достать – отсутствие подходящего оборудования. Один из таких мечтателей, регулярно навещавший нас в старом лагере, говорил о секретной карте. Несколько лет пытался собрать деньги на мощный металлоискатель. Не знаю, чем кончилась затея. Вряд ли он что-нибудь нашел. На сотни километров вокруг все пещеры давным-давно были изрыты десятками копателей.

Поставив палатку и бросив машину на холме, я спустил нужные вещи к воде. Купался, загорал. Пробовал поймать рыбу. Воздух прогрелся до сорока. Поднялся обнадеживающий ветер. После недавних обильных дождей вода стояла еще высоко. Глубина была подходящей. Ямы оставались на своих местах. Но ни в них, ни вокруг них, перепробовав все имевшиеся приманки, до вечера мне так и не удалось получить ни одной поклевки. Собаке повезло больше. Нарушая пронзительную тишину заливистым восторженным лаем, неутомимый охотник выгнал из кустов огромного упитанного ужа.

В сумерках, посидев немного у костра, я пораньше лег спать. С первыми лучами солнца, надеясь встретить щуку, прочесал густые заросли кувшинок. Пару часов, матерясь, обрывал приманки в коряжнике. В течение всего дня настойчиво облавливал ямы, скрытые у противоположного берега. Всё было безрезультатно. Ближе к вечеру на еле живой «Ниве» подъехал худощавый мужичок. Узнал меня. Поинтересовался, почему давно не видел. Пожаловался, что уже почти месяц как рыба куда-то ушла. Это походило на правду. Сообразив, что за два дня не слышал ни одного всплеска, я почувствовал, как портится настроение. Загудели ноги. Заныла спина. Заболели руки и голова. Казалось, весь мир обрушился. К счастью, это продлилось недолго.

В момент, когда солнце уже практически свалилось за горизонт, в небольшом углублении на мелководье случилось легкое движение. Едва различимые круги робко поползли по воде. Рыба, охотившаяся в таком месте, точно не могла быть крупной. Схватив коробку с приманками, я выбрал крошечную, самую яркую блесну. Уже на втором забросе подсек бойкого полукилограммового судака. На этом активность в реке закончилась.

Все предшествующие годы мой отдых продолжался три дня. Так было удобней. Двух ночевок вполне хватало, чтобы выспаться после длинного перегона. Теперь всё складывалось по-другому. То же ощущение, что привело меня сюда, в обед настойчиво подсказало, что уже пора ехать обратно. Я не спорил. Заранее собрав вещи, оставил на берегу только то, что было необходимо для рыбалки. Поймав долгожданную рыбу, быстро сложил всё в машину. Немного передохнул. Искупался в тусклом свете медленно поднимавшейся луны. В одиннадцать выбрался на асфальт. Позвонил маме. Убедился в отсутствии новостей. Неспешно двинулся домой. Всю ночь провел в дороге. Утром заехал в гараж. Выгрузил палатку. Примерно в семь, успев проскочить до пробок, уже был дома. Долго мыл и сушил собаку. Разобрал и поставил стираться вещи. Наконец, с наслаждением встал под холодный, бодрящий душ. Всего через пару минут раздался тот самый звонок.

Часть 3. Сборка

I. Честность

В конце 50-х, после смерти Сталина, репрессированным немцам разрешили покинуть Казахстан. Дедушка получил землю в Анапе. Построил небольшой саманный дом. Долгие годы прикладывал усилия, чтобы заслужить уважение в городе. В конечном счете преуспел. К сожалению, я не успел спросить, зачем ему это было нужно. Мама говорила, что после безжалостного уничтожения семьи и последующей бессмысленной депортации он просто хотел стать полноправным членом общества. Я никогда в это не верил. Добившись полной реабилитации, дедушка ни разу не сказал о советской власти ни одного дурного слова. Не думаю, что он её простил. И, уж тем более, не полюбил. Скорее всего, просто боялся. Поэтому молчал. Требовал того же от окружающих. Надеялся, что молчание, подкрепленное уважением, поможет истории не повториться. Отчасти это сработало. Но цена оказалась высокой. Детям и внукам досталось в наследство странное представление о честности.

Начиная с раннего возраста, я тоже стремился к уважению. В детском саду, читая всей группе перед сном, чувствовал себя значительным. Но развить этот успех не сумел. За четыре десятка лет так и не сделал ничего хоть сколько-нибудь стоящего. Просто жил, воспроизводя в миниатюре нескончаемую историю человечества.

Два с половиной миллиона лет назад на стенах пещер появились первые изображения людей, впускавших в себя духов. Присутствие вытесненных личностей древние считали даром. Счастливчиков, обладавших им, тогда называли шаманами. В любой непонятной ситуации к ним шли за советом