Одержимость справедливостью - Александр Эл Страница 37

Я едва не ударил её. Она отшатнулась и злобно зыркнула глазами. Я понял, что перегнул.

— Ой, извини, я не хотел. Прости, не сказал, я спешу, меня ждут.

— Ждут? Кто она?

— Да нет, водитель ждёт.

— О-о! Ты на машине? — успокоилась Танька.

— Ну да, Я же за машинкой приехал. Мы же договаривались, — в уме я представлял, как именно сейчас таксист отъезжает с мои червонцем. Но, всё же надежда его не упустить ещё оставалась.

— Ясно, кофе не хочешь. А жаль, — заскучала Танька.

— Так, машинка есть? — гнул я своё.

— На вот, бери. Деньги гони, 130 рублей. Копирка внутри, — Танька глазами показала на маленький, плоский, оранжевый чемоданчик с ручкой на который я сразу не обратил внимания.

— Это, печатная машинка? — несолидный вид чемоданчика доверия не внушал.

— Да, портативная. Или, тебе другая нужна?

— Ну, она нормально печатает?

— Обыкновенная машинка. Так, ты спешишь, или нет? Может, кофе выпьем?

— Спешу, спешу, — опомнился я, — вот держи деньги. А копирка где?

— Копирка внутри, в конверте. Под машинкой найдёшь, 30 листов.

Таксист, естественно, смылся. С моим червонцем. Я подсчитывал убытки. 10 рублей таксисту и 130 Таньке, уже 140. Охватило уныние. Я знал, что машинистки берут по 20–30 копеек за страницу. То есть мой текст обошёлся бы в 3 рубля… Но, это цена секретности. Борьба за справедливость, стоит того. Хорошо, что машинка маленькая и такси не понадобилось.

Однако, я рано радовался. Придя домой, убедился, что вообще не понимаю, как подступиться к печатной машинке. Много раз видел, как ловко с этим управляются машинистки, как быстро они трещат клавишами. Казалось, что и я так же буду делать. Но, не тут-то было. Я понятия не имел, куда вставлять бумагу. Когда, наконец, с этим разобрался, с ужасом убедился, что каждую букву на клавиатуре нахожу с огромным трудом. Буквы разбегались перед глазами. Через час у меня болела спина, я напортил кучу бумаги, но так и не смог напечатать ни одной страницы. Я уже понимал, что могу и вовсе с этим не справиться. Машинку нужно было возвращать, иначе Танька поднимет шум. Не пойти на работу тоже было нельзя. За что мне такое наказание? Опять всё из-за Димки. Будь он прокалят, он продолжает преследовать меня. Хотелось плакать, я едва не завыл. Несколько раз мать интересовалась, чем я занимаясь, но я выгонял её из комнаты. Первая страница песчила опечатками и выглядела неряшливо. Такое просто не станут читать. К утру, я без сил свалился в сон. Снился Димка в милицейской форме с его Танечкой. Они смеялись! Дима, Димочка, Димок…, — шептала Танечка. Проснулся в холодном поту.

— Димок, ты не заболел? — мама с волнением разглядывала моё лицо и целовала лоб, — уже 10 часов, ты на работу не опоздаешь?

Увидев на столе печатную машинку и разбросанные листы бумаги, я едва не завыл. Уж не читала ли мать эти письма. Однако она молчала, делая вид, что ни во что не вмешивается. Уже за завтраком всё же поинтересовалась, что я там печатаю. Поняв, что она всё равно могла прочитать, пока я спал, и, что темнить нет смысла, я решил ей рассказать.

— Понимаешь мама, у нас на работе творятся безобразия. Мне поручили напечатать коллективное письмо, дали машинку, а я не умею печатать.

— Так, давай я напечатаю. Я раньше печатала, для начальника. А ты, Димочка иди на работу, пока тебя не хватились.

— Правда, мама, ты умеешь? — обрадовавшись неожиданной помощи, я объяснил, как и что нужно печатать и побежал на работу. Появится там, было желательно, чтобы не привлекать внимания.

Вечером, когда я пришёл, всё было готово. Письма выглядели солидно и убедительно.

— Да, Димочка, кто бы мог подумать, что у вас там такие безобразия творятся, — искренне сочувствовала мать, — казалось бы, сиди себе и рисуй в своё удовольствие. Ещё и деньги за это платят, спокойно, хорошо. И чего людям не хватает. А этот-то, другом прикидывался, каков негодяй, оказывается. Тюрьма по нему плачет.

— Мама, ты только никому! Ты же видишь, какая мафия, разорвут!

— А я бы в газету написала, — задумчиво советовала мама, — пусть все знают, а то ведь замнут всё, и концы в воду. Хочешь, я напишу?

— Мама! Ты что с ума сошла?! Какая газета? Никому, ни слова! — с ужасом я понимал, что мать вполне может рассказать соседям, — мама, если ты кому-нибудь расскажешь, меня могут убить!

— И Анжеле нельзя? Она же, твоя жена, — кошмар продолжался.

— Мама, никому! Ей в первую очередь! Я, Анжелке не доверяю!

— Димочка, она тебе изменяет? — на глазах матери навернулись слёзы, — как же так? Почему ты мне ничего не рассказал?

— Мама, она не изменяет, я не хочу её волновать.

— Анжела беременна? — с надеждой спросила мать.

— Мама, просто не вмешивайся в мои дела! Я прошу тебя!

— Ладно Димочка, ты только не волнуйся.

Я побежал на кухню за коньяком, который мама держала на всякий случай для гостей. Отхлебнув из бутылки, я с ужасом осознал, что мать, это мина замедленного действия. И не будет мне теперь покоя, ни дома, ни на работе.

Глава-34 Процесс пошёл

— Слышь, Димка, — в мастерскую с горящими глазами ввалился Петрович, — у нас в конторе шмонт, бегают все, какая-то проверка, милиция. Ты бы поинтересовался у однополчанина твоего, что там случилось? Нас трясти будут, или как? Надо мужиков предупредить, чтобы лишнее поубирали, хотя бы пустые бутылки выбросили.

Ну, вот и началось. Что случилось, что случилось, что-то таки и случилось. Нельзя, нельзя, чтобы на меня подумали.

— Да ладно, Петрович, какой шмон. Нам-то что? Мы люди творческие, подневольные, пожарную безопасность не нарушаем. А бутылки, надо вовремя убирать. Я сейчас занят, потом схожу, — больше всего я боялся, что Петрович заметит, как горит моё лицо, поэтому старался на него не смотреть, но руки начинали предательски трястись, — ладно, мне в туалет нужно.

Однако суета началась серьёзная. Все, понятно, побросали работу и шушукались по углам. Сплетни ходили самые невероятные. Проверка, проверка, следствие! Толком, ничего не понятно. Пару раз я видел Димку, в окружении каких-то людей. Он явно был занят, и я подходить не стал. Но вот, наконец, напряжение стало стихать.

В приёмной Худ фонда никого не было, день закончился, в кабинетах администрации уже повыключали свет. Димка сидел один в тёмном кабинете, и что-то жевал.

— Привет, к тебе можно?

— Заходи. Ты за запиской? Секретарша сказала? Вон лежит.

— Какой ещё запиской? Никто ничего не говорил, — хорошо, что в помещении было темно, иначе