Честная книга - Андрей Калибабин Страница 41

Каждому новому человеку я отводил свою роль в сценарии. Некоторые с ней соглашались. Большинство – разумеется, нет. Я убеждал и уговаривал. Рассказывал об опасности нарушений. Описывал ужасающие последствия. Люди не верили всё равно. В результате они становились врагами. Я прекращал с ними всяческое общение. Старательно вычеркивал из жизни. Медленно создавал вокруг себя гигантскую черную дыру.

Проводя бесконечные годы в сражениях за целостность сценариев, я погружался в бездонную пропасть. Знакомых, друзей и близких, способных меня по-прежнему терпеть, оставалось всё меньше и меньше. Людей, общавшихся со мной регулярно, можно было пересчитать по пальцам. Именно в этом странном одиночестве я придумывал новые проекты. Рожденные в исключительной тишине, не связанные людьми и миром, они не имели шансов на реализацию. Конечно, это были сценарии. Но все они были изолированными. Работали так же, как фантазии. Возникали в моем воображении. Снабжались необходимыми подробностями. Пытались переместиться в реальность. И, сталкиваясь с препятствиями, стремительно возвращались обратно.

Ни один из этих проектов так и не сдвинулся с места. Тщетно я пытался их разбудить. Вдохнуть жизнь. Заразить кого-то идеей. Всё было практически бесполезно. Люди меня выслушивали. Указывали на сложности и противоречия. Я ощущал ужас. Напуганный, бежал домой. Менял незначительные детали. Создавал очередную версию. Отгонял таким образом страх. Подавлял желание действовать. Успокаивался. Чувствовал себя в безопасности. Постепенно этого стало хватать.

В тоже время другие сценарии, успешно сработавшие хоть раз, продолжали функционировать годами. Некоторые – даже десятилетиями. Сбои случались регулярно. Напряжение непрерывно росло. Я нервничал, суетился, дергался. Совершал бессмысленные поступки. Периодически попадал в неприятности. Происходило что-нибудь нехорошее. Авария или легкая травма. Простуда или непродолжительный грипп. Ломались дорогие предметы. Техника, игрушки, машины. Подступало глубокое опустошение. Казалось, жизнь на этом заканчивалась. Оставался лишь вопрос «за что».

Сценарий, связанный со стартапами, проработал почти пятнадцать лет. Не раз он заводил меня в тупик. Весь последний год, стараясь не замечать последствий, я пытался сбежать от него на Дон. Но даже три странные аварии, зеркально повторившие друг друга, далеко не сразу помогли его признать и рассмотреть.

Впрочем, бывало и так, что неприятности служили полезными подсказками. Я вспоминал незавершенное действие, которое настойчиво повторял. Упорно сопротивлявшуюся цель. Отчаянно не дававшийся результат. Временно от них отказывался. Спешно покидал сценарий. Резко понижал напряжение. Правда, к сожалению, не до конца. Для того чтобы справиться с остатками, я использовал удобный инструмент. Он выглядел простым и безопасным. Практиковался большим количеством людей. Как выяснилось, часть из них умирала. Увы, это был не алкоголь.

IV. Немыслимое

В небольшом полутемном помещении стояло человек пятнадцать. Пахло горящими свечами. Пылью, сыростью и древесной смолой. Грузный мужчина с густой неопрятной бородой и узкими щелочками глаз на опухшем испитом лице равнодушно зачитывал с листа стандартные, ничего не значащие слова. Потом заговорил о прощении. Мама беззвучно заплакала. Я стоял и размышлял о своём.

Десятилетиями я злился на папу, совершенно не задумываясь, за что. Но ни в чем, что случилось со мной, не было его вины. Он был таким же, как его родители. Я – таким же, как он. Подавляющее большинство механизмов, с которыми мне пришлось столкнуться, передавалось из поколения в поколение. Прощать его было не за что. Тот мужчина этого не знал.

Я так и не нашел ответа на вопрос, ради чего страдал папа. Вместо этого постепенно восстановил огромный пласт воспоминаний. Жестокий, необузданный незнакомец, которого я так боялся в детстве, впервые пришел к нам, когда мне еще не было трех. Довольно долго эти страшные переключения случались под воздействием алкоголя. Потом стали обходиться без него. Безудержные и беспощадные вспышки ужасного, неконтролируемого гнева происходили всё чаще и чаще. Но теперь, спустя почти сорок лет, я прекрасно понимал почему.

Конечно, у меня были шансы полностью повторить папин путь. Но папа, сам о том не подозревая, подтолкнул меня к важным открытиям. Фактически подарил вторую жизнь. Я всегда буду благодарен ему за это. И эту новую жизнь буду надеяться прожить осмысленно и не зря.

Служба, наконец, закончилась. Все вышли на улицу. До меня долетел случайный обрывок разговора родственников. Они, не таясь, удивлялись, как папа себя настолько запустил. Это было печальной правдой. В нашей большой семье лишний вес был почти у всех. Многие страдали от диабета. Уходили в основном рано. И, как правило, от рака. Но папа умер от еды. Я, очевидно, старался последовать его примеру. Впрочем, как обычно, спасся. Видимо, мне просто повезло.

Годами наедаясь на ночь, я медленно набирал килограммы. Проваливаясь в неудачный сценарий, компенсировал неприятности едой. Вес повышался  стремительно. Затем ненадолго замирал. Просиживая сутками в офисе, я часто и много ел. Заказывал сложные блюда. Покупал дорогие продукты. Ведь я мог себе их позволить. А значит, работал не зря. Теперь это звучало нелепо. Но тогда казалось вполне убедительным.

Мне вспомнился обед в ресторане. Красивая, пышная знакомая, сидевшая по ту сторону стола. С улыбкой и легкой грустью она вполне умиротворенно признала, что еда осталась единственной радостью. Увы. Она была до боли права.

Медленно погружаясь в одиночество, окруженный изолированными сценариями, я всё больше и больше ел. Стеснялся раздавшейся фигуры. Старался избегать людей. Неспешно, плавно и незаметно заменил очень многое едой. Бассейн, удовольствия, развлечения. Радость, переживания, восторг. Прогулки, путешествия, встречи. И даже в конечном счете секс.

Не чувствуя тяжести в животе, я мучился необъяснимой тревогой. Заполнял пустоту едой. Стал серьезно зависеть от холодильника. Осознав, к чему сводится жизнь, однажды, наконец, испугался. Но привычка уже сидела глубоко. Похудеть оказалось недостаточно. Для того чтобы снова не толстеть, пришлось изменить отношение. По счастью, это вышло легко. Ведь я совсем не хотел умирать. И давно уже привык меняться.

За неполные девять месяцев я потерял двадцать четыре килограмма. Однажды, занимаясь с гирей, почувствовал, что это за вес. Таскать на себе такую тяжесть было весьма непросто. Движения давались мучительно. Об этом я ничего не знал. В детстве, переживая побои, я начал вытеснять чувство боли. С годами и лишними килограммами просто усугублял процесс.

Нередко кровь стучала в висках. Но голова при этом не болела. Из порезов текла кровь. А я ничего не ощущал. К моему большому сожалению, я был в этом совсем не одинок. Папа, набравший два центнера, не заметил,