Элияху Голдрат - Цель: Процесс непрерывного совершенствования Страница 15

Всю дорогу я думаю о том, как мне найти Иону. Это проблема. Прежде чем я смогу обратиться к нему за помощью, я должен разыскать его.

Первое, что я делаю, войдя к себе в кабинет, — приказываю Фрэн забаррикадировать дверь от орды посетителей, приготовившихся к атаке. Не успеваю я сесть за стол, как Фрэн сообщает мне по селектору, что Билл Пич на проводе.

— Отлично, — бормочу я и снимаю трубку.

— Да, Билл?

— Больше никогда не уходи с моих совещаний, — рычит Пич. — Понимаешь меня?

— Да, Билл.

— Из-за твоего вчерашнего преждевременного ухода мы должны обсудить некоторые вопросы сегодня.

Несколько минут спустя я вызываю к себе в кабинет Лу, чтобы он помог мне ответить на вопросы Пича. Затем Пич вызывает Этана Фроста, и разговор уже становится четырехсторонним.

До конца дня мне больше не представляется шансов подумать об Ионе. Когда я заканчиваю разговор с Пичем, полдюжины сотрудников собираются на совещание, перенесенное на сегодня еще с прошлой недели.

Следующий момент, когда я осознаю, где нахожусь и что делаю, — я смотрю в окно и вижу лишь непроглядную темень. Солнце уже село, а в моем кабинете проходит шестое совещание за день. Когда все расходятся, я занимаюсь какой-то бумажной работой. В восьмом часу сажусь в машину и еду домой.

Дожидаясь зеленого сигнала светофора, я наконец получаю возможность вспомнить, с чего начался день. И тогда я возвращаюсь мыслями к Ионе. Еще через два квартала я вспоминаю про свою старую книжку с адресами.

Я заезжаю на заправку и звоню Джулии.

— Алло? — раздается в трубке ее голос.

— Привет, это я. Послушай, мне нужно съездить к матери по одному делу. Сколько это займет, не знаю, так что ешьте без меня.

— В следующий раз, когда ты захочешь поесть…

— Слушай, Джулия, не нагоняй тоску. Пойми, это очень важно.

После секундной паузы я слышу в трубке короткие гудки.

Всегда странно возвращаться туда, где когда-то жил, потому что, куда ни посмотришь, с любым местом связаны какие-то воспоминания. Вот я проезжаю угол, где когда-то подрался с Бруно Кребски. Вот еду по улице, где мы каждое лето играли в бейсбол. Вот аллея, где было мое первое свидание с Анжелиной. Вот проезжаю мимо столба, о который я как-то ободрал крыло отцовского «шевроле» (за что мне пришлось два месяца бесплатно проработать в магазине). И так далее. Чем ближе я к родительскому дому, тем больше возникает в голове воспоминаний и тем теплее и комфортнее мне становится.

Джулия не любит бывать здесь. Еще только переселившись в этот город, мы каждое воскресенье ездили повидать мать и брата Дэнни с женой. Но после нескольких ссор мы сюда не ездим.

Я паркую «бьюик» у тротуара перед домом матери. Это узкий кирпичный дом, такой же, как и все остальные, расположенные рядом. Дальше по улице, на углу, — магазин моего отца, которым ныне владеет брат. Света в магазине нет — Дэнни закрывается в шесть. Выбравшись из машины я чувствую, что слишком уж бросаюсь в глаза в своем костюме и галстуке.

Мать открывает дверь.

— О Господи, — говорит она и хватается руками за сердце. — Кто-то умер?

— Никто не умер, мама, — говорю я.

— Что-то с Джулией? Она бросила тебя?

— Пока нет.

— Гм… Что ж такое? Сегодня не День матери…

— Мама, я приехал, чтобы кое-что найти.

— Кое-что найти? Что именно? — спрашивает она, поворачиваясь, чтобы я мог войти. — Входи, входи. Холоду напустил. Боже, как ты меня напугал! Ты же просто так не заезжаешь, хоть и живешь недалеко. В чем дело? Ты стал слишком важной шишкой для старухи матери?

— Не в том дело, мама. Я был очень занят на заводе, — говорю я.

— Занят, занят, — повторяет она, провожая меня на кухню. — Ты голоден?

— Нет, не хочу тебя напрягать.

— Чем тут напрягать, — говорит она. — Есть макароны, могу разогреть. Салат тоже будешь?

— Нет, хватит чашки кофе. Мне нужно найти мою старую записную книжку с адресами. Ту, которая у меня была, когда я учился в колледже. Не знаешь, где она может быть?

— Твоя старая записная книжка, — повторяет она про себя, наливая кофе из кофеварки. — Печенья не хочешь? Дэнни вчера принес подсохшее из магазина.

— Нет, спасибо, мама, и так хорошо, — говорю я. — Может быть, она среди моих тетрадей и прочих школьных вещей.

Мать протягивает мне кофе.

— Тетрадей…

— Да, не знаешь, где они могут быть?

Она думает.

— Нет, не знаю. Но я свалила весь хлам на чердак, — произносит она.

— Хорошо, я посмотрю там, — говорю я.

С чашкой кофе в руке я поднимаюсь по лестнице на второй этаж, а оттуда на чердак.

За три часа в пыли я перебрал рисунки, которые делал еще в первом классе, модели самолетов, различные музыкальные инструменты, на которых мы с братом когда-то пытались играть, мечтая стать звездами рока, мои ежегодники, четыре пароходных кофра, забитых деловыми бумагами отца, старыми любовными письмами, фотографиями, газетами и прочим хламом, но записной книжки я так и не нашел. После того как мать все-таки заставила меня съесть немного макарон, мы перебрались в подвал.

— О, смотри! — говорит мать.

— Нашла? — спрашиваю я.

— Нет, это снимок твоего дяди Пола до того, как его посадили за растрату. Я тебе рассказывала эту историю?

Еще через час мы перебрали в подвале все, что можно было перебрать, да в придачу я узнал все о дяде Поле. Где эта книжка может быть?

— Не знаю, — говорит мать. — Разве что в твоей бывшей комнате.

Мы поднимаемся в комнату, которую я когда-то делил с Дэнни. В углу стоит старый письменный стол, за которым я делал уроки. Я открываю верхний ящик. Есть!

— Мама, мне нужно воспользоваться твоим телефоном.

Телефон у матери располагается на площадке между этажами. Это тот самый аппарат, который установили еще в 1936 году, когда отец заработал в магазине достаточно денег, чтобы позволить себе такую роскошь. Я сажусь на ступеньку с блокнотом на коленях и кейсом у ног. Затем снимаю трубку, которая достаточно тяжела, чтобы нокаутировать ночного грабителя, набираю номер, первый из многих.

Уже час ночи, но я звоню в Израиль, которой расположен в другом полушарии. А это значит, что, когда у нас день, у них ночь, и наоборот. Следовательно, сейчас у них утро, время для звонка вполне приличное.

Наконец я дозваниваюсь до человека, с которым дружил еще в университете и который знает, что стало с Ионой. Он дает мне другой номер. К двум часам весь лист блокнота, лежащего у меня на коленях, исписан телефонными номерами и мне удается поговорить с людьми, работающими с Ионой. Я уговариваю одного из них дать мне номер, по которому я мог бы связаться с ним. К трем часам я нахожу его самого. Он в Лондоне. Наконец в офисе какой-то компании мне отвечают, что Иона позвонит мне, когда появится. Я не очень-то верю в это, но жду у телефона. И сорок пять минут спустя он звонит.

— Алекс?

Это его голос.

— Да, Иона, — говорю я.

— Мне передали, что вы звонили.

— Правильно, — говорю я. — Вы помните нашу встречу в аэропорту О'Хара? — спрашиваю я.

— Конечно, помню, — говорит он. — Я полагаю, вы что-то хотите мне сказать.

Я застываю в недоумении и тут же соображаю, что он имеет в виду ответ на свой вопрос: какова цель?

— Да, хочу, — говорю я.

— Ну и?

Я медлю. Мой ответ кажется мне настолько простым, что я вдруг начинаю бояться, что он наверняка неправильный и вызовет лишь смех. Но все-таки я выдавливаю его из себя.

— Цель производственной организации — зарабатывать деньги, — говорю я Ионе. — А все остальное — лишь средства для достижения этой цели.

Но Иона не смеется.

— Очень хорошо, Алекс. Очень хорошо, — спокойно произносит он.

— Спасибо, — говорю я. — Но позвонил я потому, что хочу задать вам вопрос, связанный с тем, что мы обсуждали в аэропорту.

— Что за вопрос?

— Видите ли, чтобы понять, помогает ли мой завод компании зарабатывать деньги, я должен проверить определенные показатели. Правильно?

— Да.

— И я знаю, что наверху, у директоров компании, есть все необходимые цифры, вроде чистой прибыли, отдачи инвестиций и оборотных средств, которые они применяют к организации в целом для оценки степени ее продвижения к цели.

— Хорошо, продолжайте, — говорит Иона.

— Но на уровне завода эти параметры смысла не имеют. А те показатели, которые здесь до сих пор применяются, по-моему… хотя я не вполне уверен… сути дела не раскрывают.

— Да, я понимаю, что вы имеете в виду, — говорит Иона.

— Так как же мне узнать, продуктивно или непродуктивно то, что делается на заводе? — спрашиваю я.

На секунду на другом конце провода становится тихо. Потом я слышу, как Иона говорит кому-то: «Скажите ему, что я перезвоню, как только закончу разговор».