Яна Афанасьева - Финанс-романс. В дебрях корпоративной Европы Страница 59

– Ты даже не представляешь себе, какая у нас была жизнь до прихода Дженнифер. Лейла – это самый настоящий control freak [79] . Она вела журнал приходов, уходов и перекуров, записывала туда все свои замечания. Доходило до того, что она заставляла нас сопровождать ее на обед, и отказаться было невозможно!

Корнелия видит мои удивленные глаза и добавляет:

– Это еще что! Время от времени она приводила на работу своих детей, чтобы мы с ними нянчились, потому что от нас, видите ли, все равно никакого толку.

Вот это да! А я-то, наивная, полагала, что меня сложно чем-то удивить. Если все это правда, мне просто сказочно повезло с предыдущими начальниками.

– А за что же боссы ценят Лейлу?

– Ей удалось убедить их, что без нее все рухнет. Она умеет произвести впечатление знающего и преданного делу человека. А мы – вчерашние студенты – ничего не умеем.

– Она и правда такой уж хороший специалист?

– И да и нет. Лейла очень много знает, все время что-то читает, следит за новостями. Но везде она стремится в первую очередь продемонстрировать свою осведомленность. Ей не нужно, чтобы было просто, понятно и быстро. Из-за этого проекты постоянно затягиваются. У нас никогда не бывает так, чтобы в назначенный срок все было готово, – Лейла вечно придумывает какие-нибудь сложности. Она хороший специалист и очень плохой менеджер.

– А какие у нее были отношения с Клаудией и Виржини? Они ладили?

– Клаудию она ненавидела давно. Мы ведь почти год знали об их романе с Гийомом, но старались при Лейле это не обсуждать. Она считала ее проституткой, та, видите ли, ярко одевалась, была не замужем, вокруг нее всегда крутились мужчины. Особенно Лейла бесилась, когда они приглашали Клаудию покурить. Наверное, думала, что во время этих перекуров за ее спиной обсуждались какие-нибудь важные корпоративные новости.

– А Виржини?

– Виржини очень грамотная, это сразу было понятно. Никогда не сплетничала, все, что обсуждалось в ее кабинете, было строго конфиденциально. Сама понимаешь, в ее деле это главное – она ведь занималась зарплатами и бонусами. Виржини мало с нами общалась, только на собраниях и строго по делу. Если начистоту, это ведь именно из-за Лейлы она и начала пить.

– Как это?

– После того как Гийом объявил о болезни Виржини, решено было перераспределить ее работу, чтобы дела не стояли, пока она лечится. Лейла сразу же потребовала все проекты себе – ей, конечно, до смерти хотелось назначать зарплаты. Она начала провоцировать бедняжку: открыто говорила, что та больше не работник, советовала поскорее вернуться в Париж, чтобы быть поближе к семье. И так каждый день. Виржини ведь не умела нахамить в ответ, она всегда молчала, – вот и стала выпивать под таким-то прессингом.

– А что с ней теперь?

– Дали оплачиваемый отпуск, пока не будет ясности с диагнозом. Спасибо Гийому! Он и с полицейскими разговаривал после той аварии – в итоге уголовного дела заводить не стали. Вряд ли Виржини вернется к нам. Дай бог, чтобы она поправилась, а уж работу найдет без проблем.

Интересно, можно ли доверять всем этим рассказам? И как защититься от возможных Лейлиных нападок? Наверное, главное сейчас – показать первые результаты, утвердиться на новом месте, завоевать доверие, а дальше посмотрим – победителей не судят.

Пенсионная система ArcelorMittal годами и даже десятилетиями функционировала по такому принципу: кадровиков не волновало, сколько у компании в данный момент свободных денег, какой внешний долг и что думают о ее платежеспособности рейтинговые агентства – их задача была определить адекватный уровень пенсий, а деньги искали финансисты. Управляющих для каждого пенсионного фонда компании назначали кадровики на местах. Несколько миллиардов долларов активов, разбросанных по всему миру, инвестировались без четкого плана и стратегического анализа. Некоторые контракты не пересматривались по десять-пятнадцать лет. Убытки нередко списывались на непредсказуемость рынка. На это можно было закрывать глаза в более удачные периоды, но никак не сейчас.

Я была первым человеком в компании, кто попытался увязать работу кадровой службы и финансистов. Мы изучали различные возможности страхования пенсионных рисков, пытались измерить финансовый эффект планируемых изменений в законодательстве, делали статистические анализы, сравнивали доходность активов в разных странах. Ничего подобного отдел Benefits раньше не делал – да и никто другой в компании. Благодаря моему анализу, Дженнифер стала получать приглашения на финансовые совещания, с нашим отделом начали советоваться казначейство и отдел по связям с инвесторами.

Чтобы разобраться в том, как лучше планировать инвестиции, я стала завсегдатаем аналитических собраний JP Morgan, Citigroup и Goldman Sachs , начала регулярно посещать встречи инвесторов и фондовых менеджеров в люксембургском отеле Le Royal и познакомилась с Филиппом. Филипп работал одним из директоров небольшого люксембургского частного банка и сначала показался мне одним из множества банкиров или управляющих страховых компаний, мечтающих заполучить в управление активы пенсионных фондов ArcelorMittal . Все они либо выходили на меня через LinkedIn , либо присылали имейлы буквально из ниоткуда. Филипп отличался от большинства остальных «охотников за клиентами» тем, что не злоупотреблял запонками, часами, булавками для галстуков, перьевыми ручками и прочими статусными символами. Но самое главное – неплохо понимал, как принимаются решения в нашей компании, и сразу же заявил, что не надеется на быстрое решение вопроса о сотрудничестве и что нам с ним придется по крайней мере год, а то и дольше готовить почву. Настоящий люксембуржец: мудрый, неторопливый, галантный без навязчивости, не стремящийся непременно произвести впечатление. Филипп не кичился своим опытом и готов был неторопливо объяснять мне подробности инвестиционной «кухни».

Познакомились мы с Филиппом в том самом помпезном отеле Le Royal , где раз в три месяца аналитики и специалисты по стратегии JP Mоrgan делятся своими соображениями о том, куда движется экономика. Классически-старомодный холл, массивные канделябры, элегантные деревянные панели на стенах, мягкий ковер благородно-кобальтового цвета; банкиры в темных костюмах, проворные официанты в униформе разносят вино и шампанское в классических бокалах Villeroy & Boch [80] . На высоких столиках, имитирующих барные стойки, бывалый люксембуржец без труда распознает овальные блюда, тоже Villeroy , на которых нарядно расположились канапе с фуа-гра, испанской ветчиной и разными морепродуктами.