Майкл Льюис - Большая игра на понижение: Тайные пружины финансовой катастрофы Страница 18

Тогдашняя финансовая система быстро генерировала сложные риски, а AIG FP принимала эти риски в огромных количествах. Поначалу могло показаться, что компания зарабатывала, страхуя риски, вероятность реализации которых была очень мала. Ее успех породил массу подражателей: Zurich Re FP, Swiss Re FP, Credit Suisse FP, Gen Re FP. (Re обозначает перестрахование.) Все эти компании сыграли далеко не последнюю роль в событиях последних двух десятилетий; без их участия новые риски было бы невозможно замаскировать, и они обязательно попали бы в поле зрения банковских регуляторов. В периоды кризисов всеобщее отвращение к сложным рискам как ураган сметало такие компании, однако в определенные моменты финансовый мир нуждался в них. Все они строились по образцу AIG FP.

Первые 15 лет AIG FP демонстрировала стабильную и на удивление высокую прибыльность — не было никаких намеков на то, что рискованные сделки, которые она совершала, вскоре обернутся огромными убытками; организация казалась более жизнеспособной, нежели гигантская материнская компания. В 1993 году Ховард Сосин ушел из компании, забрав с собой почти $200 млн, свою долю в казавшемся бездонным источнике денег. В 1998 году AIG FP вышла на новый рынок корпоративных дефолтных свопов: она страховала банки от риска дефолта огромного количества публичных компаний инвестиционного уровня. Дефолтные свопы были только что изобретены банкирами из J. P. Morgan, которые тут же принялись искать компанию с рейтингом «три А», готовую их продать, и в результате вышли на AIG FP[6]. По меркам Уолл-стрит, зарождение рынка произошло довольно невинно.

Вероятность одновременного дефолта большого числа компаний инвестиционного уровня, находящихся в разных странах и работающих в разных областях, действительно представлялась крайне незначительной. Дефолтные свопы, продаваемые AIG FP и страхующие пулы кредитов, казались отличным изобретением. К 2001 году прибыль AIG FP, которую теперь возглавлял Джо Кассано, составляла $300 млн в год, или 15 % от прибыли AIG.

Но в начале 2000-х годов финансовый рынок в два этапа осуществил фантастический финт. На первом этапе подход, предназначенный для устранения корпоративного кредитного риска, был применен к потребительскому кредитному риску. Банки, которые прибегали к услугам AIG FP для страхования кредитов, выданных IBM и GE, теперь обратились к ней для страхования гораздо более проблемных активов: задолженности по кредитным картам, студенческих кредитов, автомобильных кредитов, первых ипотек, платы за аренду воздушных судов и всего остального, что генерировало денежный поток. На самые разнообразные кредиты, выдаваемые разным категориям людей, переносилась логика сферы корпоративных кредитов: считалось, что в силу своего разнообразия они вряд ли станут проблемными одновременно.

Второй этап, начавшийся в конце 2004 года, предполагал замену студенческих кредитов, автомобильных кредитов и прочего крупными пулами, состоящими исключительно из американских низкокачественных ипотечных кредитов. По словам одного из трейдеров AIG FP, «проблема заключалась в том, что появилось нечто, похожее, как нам казалось, на то, что мы уже делали». Доля низкокачественных ипотек в пулах «потребительских кредитов», которые AIG FP страховала по запросу фирм с Уолл-стрит, возглавляемых Goldman Sachs, выросла с 2 до 95 %. По сути, всего за несколько месяцев AIG FP застраховала от дефолта $50 млрд в низкокачественных ипотечных облигациях с рейтингом «три В». И никто ни словом не обмолвился об этом — ни генеральный директор AIG Мартин Салливан, ни глава AIG FP Джо Кассано, ни Ал Фрост, сотрудник отделения AIG FP в Коннектикуте, отвечающий за продажу дефолтных свопов крупным фирмам с Уолл-стрит. По многочисленным свидетельствам, сделки автоматически одобрялись сначала в AIG FP, а затем высшим руководством AIG. Все заинтересованные лица, похоже, полагали, что получают страховую премию за принятие такого же риска, как и 10 лет назад. Но это было не так. Теперь они, по существу, оказались самыми крупными владельцами низкокачественных ипотечных облигаций.

Грег Липпманн наблюдал за попытками своих коллег из Goldman Sachs найти желающих продать дешевую страховку на низкокачественные ипотечные облигации и очень быстро вычислил продавца. В тесном кругу тех, кто торгует низкокачественными ипотечными облигациями и выпускает их, слухи распространяются быстро: AIG FP продает дефолтные свопы на низкокачественные облигации с рейтингом «три А» всего за 0,12 % в год. Двенадцать базисных пунктов! Липпманн не мог точно сказать, каким образом Goldman Sachs удалось убедить AIG FP предоставить стремительно расширяющемуся рынку низкокачественных ипотечных кредитов те же услуги, что она предоставляла рынку корпоративных кредитов. Ему было известно лишь то, Goldman быстро провел серию сделок, в результате которых ответственность за будущие убытки по низкокачественным ипотечным облигациям с рейтингом «три В» на сумму в $20 млрд перешла к AIG. В это было сложно поверить: в обмен на несколько миллионов долларов в год страховая компания принимала на себя вполне реальный риск того, что $20 млрд превратятся в дым. Сделки с Goldman были заключены всего за несколько месяцев и требовали участия лишь нескольких хитрецов из отдела Goldman, торгующего облигациями, и одного продавца Goldman по имени Эндрю Дэвилман, которого впоследствии повысили до должности управляющего директора. Трейдеры из Goldman зафиксировали прибыли в размере примерно от $1,5 млрд до $3 млрд — умопомрачительная сумма, даже по меркам рынка облигаций.

Между тем Goldman Sachs изобрел настолько сложную и маловразумительную ценную бумагу, что в ней не могли разобраться ни инвесторы, ни рейтинговые агентства: синтетические CDO, т. е. облигации, обеспеченные долговыми обязательствами. Как и дефолтные свопы, CDO были придуманы с целью передачи риска дефолта корпоративных и правительственных облигаций, но сейчас нашли иное применение — маскировка риска низкокачественных ипотечных кредитов. По существу, они ничем не отличались от исходных ипотечных облигаций. Для ипотечной облигации вы собираете тысячи кредитов и, считая, что вероятность их одновременного превращения в проблемные невысока, создаете башню из облигаций, в которой риск и доходность уменьшаются снизу вверх. Для CDO вы собираете сто различных ипотечных облигаций — как правило, самых низкокачественных, из нижних этажей упомянутой башни — и сооружаете из них новую ипотечную башню. Наивный наблюдатель задаст резонный вопрос: «Какой смысл в использовании этажей одной долговой башни для возведения другой?» Вкратце ответ прозвучит так: они слишком близко к земле. Будучи более подверженными наводнениям — нижние этажи первыми несут убытки, — они получают самый низкий кредитный рейтинг: «три В». Облигации класса «три В» сложнее продать в отличие от облигаций класса «три А» с безопасных верхних этажей здания.

А вот развернутый ответ: если бы удалось изменить их рейтинг на «три А», т. е. искусственно занизить воспринимаемый риск, то можно было бы заработать кучу денег. Именно такую ловкую операцию и провернул Goldman Sachs. Его оригинальное решение проблемы продажи нижних этажей, которым вскоре будут пользоваться и все остальные, представляется едва ли не волшебством. Собрав 100 нижних этажей со 100 различных низкокачественных ипотечных зданий (100 различных облигаций с рейтингом «три В»), они убедили рейтинговые агентства в том, что эти облигации не остались тем же, чем были, как могло показаться, а превратились в диверсифицированный портфель активов! Абсурд. Сто зданий находились в одной и той же низине; в случае наводнения все нижние этажи пострадали бы одинаково. Но это пустяки: рейтинговые агентства, получавшие жирный куш от Goldman Sachs и прочих фирм с Уолл-стрит за рейтинг каждой сделки, оценили 80 % новой долговой башни как «три А».

Таким образом, CDO представляли собой услугу по отмыванию кредитов для представителей нижнего сегмента среднего класса американцев. Уолл-стрит нашла механизм превращения свинца в золото.

В 1980-е годы исходной целью выпуска облигаций, обеспеченных ипотечными кредитами, объявляли перенос риска, связанного с выдачей таких кредитов. Ипотечные кредиты переходили к инвесторам рынка облигаций, готовым хорошо платить за них. Процентная ставка, выплачиваемая домовладельцами, в результате упала. Короче говоря, цель инновации заключалась в повышении эффективности финансовых рынков. Сейчас тот же самый инновационный дух оказался нацеленным на прямо противоположное: сокрытие рисков путем их усложнения. Рынок платил трейдерам облигаций Goldman Sachs за то, что те делали рынок менее эффективным. Потребление росло, а зарплаты — нет, поэтому среди малообеспеченных американцев наблюдались практически безграничный спрос на кредиты и сомнительная способность их погашать. Единственное, что осталось сделать для них, с точки зрения кудесников с Уолл-стрит, это представить их финансовые судьбы как невзаимосвязанные. Предположив, что каждый пул низкокачественных ипотек зависит от своих уникальных факторов, а значит, ипотечные облигации на основе кредитов из Флориды совершенно не похожи на ипотечные облигации на основе кредитов из Калифорнии, специалисты Уолл-стрит создавали иллюзию безопасности. AIG FP приняла эту иллюзию за реальность.