Юрий Чеботарев - Охота на прибыль фондового рынка Страница 22

В национальных правительствах и парламентах настроения куда более решительные. Немцы в один голос заявляют, что не для того приватизировали Deutsche Post и Deutsche Telekom, чтобы их теперь национализировали русские. В Китае коммунисты думают больше о политике и будут руководствоваться не только экономической целесообразностью инвестиций. Россия – страна со специфическим правительством, где политика и бизнес очень крепко связаны. В случае с фондами, которыми владеют государства, не всегда видно, когда инвестиции делаются с целью извлечения прибыли, а когда – с целью получить политическое влияние. [71]. Для немцев нет никакой разницы между государственными и частными компаниями: и те и другие одинаково нежелательны, если зарегистрированы в «неправильных» странах. Но легко ли распознать инвестиции из «неправильных» стран?

Китайский капитал инвестируется в западные активы не напрямую, а, как выражаются аналитики, «через Лондон». Также инвестируется и арабский капитал. Больше половины инвестиций в облигации американского казначейства идет из Великобритании. И это совсем не соответствует уровню активности британских компаний и властей. Правительства богатеющих развивающихся стран все больше предпочитают действовать через частные фонды, чьи штаб-квартиры размещаются в Лондоне.

Собственно, так было всегда. Суверенный фонд ADIA из Абу-Даби инвестирует свои активы в основном через частные фонды, которые они нанимают для управления. Та же тактика и у большинства других арабских фондов. Частные управляющие компании держат имена клиентов и сделки в секрете и согласны их раскрывать только по решению суда. Арабскую тактику переняли и китайцы. Отличить китайские деньги от английских или французских невозможно.

При такой стратегии управления активами капитал из нежелательных стран неотличим от любого другого, а значит, вся мощь государственного протекционизма будет бить по глобальной финансовой системе. Чтобы отсеять нежелательных инвесторов, правительствам придется принудить все частные фонды к раскрытию конфиденциальной информации. Даже если они будут раскрывать ее только правительству, без утечек не обойдется. Что означает радикальную перестройку финансовых рынков. Конфиденциальность, при всех ее минусах – жизненно важное для рынка условие.

Чрезмерная прозрачность и предсказуемость могут работать против инвестора. Конкуренты, заранее просчитав ситуацию, могут начать активно играть против стратегии суверенного фонда. Для конкретного фонда чрезмерная прозрачность чревата большими убытками или даже банкротством. Если вспомнить крах хедж-фонда Long-Term Capital Management, то одной из его причин была информация об инвестициях фонда и многие игроки стали играть против него. Если подобная практика распространится на весь рынок, начнется тотальная война мелких спекулянтов против больших фондов, которая неминуемо раскачает рынок и приведет к краху. Последствия этого будут куда серьезнее, чем в случае просачивания нежелательных инвестиций в отдельные уголки экономики. Запад вынужден жить в мире, где развивающиеся страны обладают огромными ресурсами, а инвестиционные фонды, контролируемые иностранными правительствами, столь же заметные игроки, как и фонды прямого инвестирования.

2.15. Суверенное право творить экономику

В чем состоит идея государственных инвестиций? Она проста: по сути – чиновники инвестируют деньги налогоплательщиков. Потребность в таком инвестировании появляется тогда, когда по каким-либо причинам деятельность рынка не приводит к желаемым результатам – изменению структуры экономики или повышению темпов роста.

Может ли государство поднять новые отрасли экономики? Для России этот вопрос крайне актуален, поскольку нехорошо иметь в начале XXI века экономику, критически зависящую от конъюнктуры рынков сырья. Правительство страны считает, что главным локомотивом инновационного развития станут государственные компании и холдинги [72].

У государственных инвестиций есть одна ключевая проблема. Государственные деньги проще воровать, чем частные. Слишком много воли у жулья. Чиновник, распределяющий деньги, совсем не обязательно преследует благородные цели: в реальной жизни его больше волнует переизбрание и личное обогащение. Эта опасность возникает, конечно, и при частных инвестициях.

Обратимся к истории других государств. Хотя уж чего точно не любят в России, так это учиться на опыте других стран. «Японское чудо» – 40 лет быстрого экономического роста. В начале 1950-х годов компания Sony, тогда еще совсем не известная в мире, обратилась к чиновникам министерства внешней торговли и промышленности за разрешением купить у американской фирмы права на производство транзисторов. Министерство отказало. Только через два года фирме удалось переубедить чиновников, а еще через несколько лет транзисторные радиоприемники принесли Sony мировую известность.

Это был не единственный случай, когда министерство встало на пути прогресса, и, слава Богу, не смогло его остановить. Точно так же получилось и в автомобильной промышленности. В середине 1950-х годов японское министерство внешней торговли и промышленности предложило фирмам поучаствовать в конкурсе на право выпускать народный автомобиль. Предполагалось, что победитель станет единственным производителем в стране. В середине 1960-х министерство попыталось консолидировать отрасль, вынуждая фирмы слиться в несколько суперкомпаний. Можно только догадываться, что стало бы с японским автомобилестроением, если бы министерство настояло на своем. По счастью, отраслевые лобби были в обоих случаях сильнее чиновников.

К концу 1980-х годов главным проектом всей экономики Японии стала электроника. Сейчас трудно поверить, что 15 лет назад экономисты ждали окончательной победы японской электроники над американской. Многие годы государственных инвестиций просто обязаны были принести успех японцам. После полной победы на рынке микрокалькуляторов и магнитофонов – кто сейчас помнит названия американских конкурентов Sony и TDK? Исход схватки на рынке компьютеров был, казалось, предрешен. Что могла противопоставить японцам одинокий гигант IBM? Однако в отрасли, в которой границы рынков меняются чуть ли не ежедневно, все эти ожидания не сработали. Даже сегодня трудно сказать, например, за какой, собственно, рынок сражались Microsoft и Netscape, и на какой рынок так триумфально вошла Google. В этом мире все случайно. И хотя японцы задались целью противопоставить себя американской экономике – ничего не вышло. Случайности оборвали тренд и расставили приоритеты по-своему.

Как бы то ни было, именно в электронике, на которую так уповали японские сторонники государственных инвестиций, японские фирмы столкнулись с невесть откуда взявшимися конкурентами. Вот они случайные факторы. Причина всей нестационарности современной глобальной экономики в свободной конкуренции.

Неужели в стремительно меняющемся мире государственная поддержка является балластом? В Японии – да, в Китае – нет. Суверенная экономическая политика разная. Китайское правительство не защищало отечественного производителя, наоборот – делало отрасль максимально открытой к иностранным инвестициям. Они и так поощряются низким курсом юаня: Народный банк Китая не устает скупать доллары, снижая покупательную способность собственной валюты. Правительство требовало у иностранных фирм создания совместных предприятий и обязательной (обратите внимание!) передачи технологий.

И неудивительно, что все вертится именно вокруг технологий. С ростом благосостояния перед Китаем встанут в точности те же самые проблемы, что и перед Россией: как увеличить не объем, а качество экспорта. Как его диверсифицировать? На этот вопрос российское правительство не может дать ответ, потому что суверенная российская экономика безмолствует.

Премьер-министр России видит будущее суверенного влияния на корпорации в создании государственных корпораций с последующим их преобразованием в публичные. Другими словами, после осуществленных капиталовложений со стороны государства, после поднятия технологического уровня и капитализации государственных компаний постепенно выводить эти компании на IPO и делать их частью рыночного хозяйства. Вплоть до полной приватизации.

Конец ознакомительного фрагмента.