«Адам Смит» - Суперденьги. Поучительная история об инвестировании и рыночных пузырях Страница 9

Меня интересовала ликвидность, поэтому я рассказал Роберту, что, по мнению специалистов на бирже да и в других местах, ликвидность и упорядоченный рынок исчезают. Структура рынка меняется, а может быть, акции стали более волатильными. Роберт, например, мог купить за 20, а через четверть часа цена падала до 16 из-за того, что появился институциональный продавец. Но его это не особенно волновало.

— С 20 до 16, парой пунктов выше, парой ниже — да к черту все это, оно же может и наоборот пойти. Может, я куплю за 20, а эта зараза подскочит до 24! Нечего дрожать из-за пары пунктов. Я люблю, когда цена движется так, что это сразу видно.

Потом я сказал ему, что есть сомнения и в аудиторах, и в реальном размере прибылей. Некоторые считают, что индивидуальный инвестор не в состоянии в этом разобраться. А что он, Роберт, думает на этот счет?

— Я, конечно, поглядываю на прибыли, но меня больше волнует математика всей этой штуковины.

— Математика?!

— Да, как один раз мой брокер сказал: «Думаю, в этой вот силенок на десяток пунктов будет». И я специально за ней следил, наберет она эти 10 пунктов или нет. Черт, да мне просто нужно немного удачи. Если у меня есть акции по 30, и они дошли до 40, а потом упали до девяти — значит, у меня был шанс. Я же мог их продать по 40! Значит, это моя вина. Мне бы капельку везения, пунктов на 10.

— А у тебя бывали такие акции?

— Мои Hy-Grade Foods прошли с 30 до 80, а потом до девяти. Но я не спешил. В конце концов, они доросли до 30, и я вышел с прибылью в пару сотен долларов.

Продолжая расспрашивать Роберта, я сказал, что еще одна проблема в том, что институциональные инвесторы получают информацию раньше, чем индивидуальные.

— Ну да, кто ж этого не знает, у этих фондов и компьютеры, и специалисты, и всякое такое. Но я думаю, стратегия для маленького игрока такая: прыгай на борт, как только заметишь, что большие ребята начали двигать рынок. Мой брокер знает кое-кого из них, так что нам тоже перепадает информация изнутри. Раз перепало и мне. Акции игорных домов на Багамах. Они скатились с 20 до восьми, поскольку тогда все думали, что у багамского правительства будут какие-то проблемы. Потом я услышал, как ребята на работе говорили, что вроде было сообщение, будто бы с казино все в порядке. Ну, я и купил немного.

— И?

— Акции сползли до семи, а сейчас продаются по четыре. По отношению к прибылям это очень дешево. Тебе стоит купить маленько для себя.

Я спросил Роберта, как он настроен вообще — в целом.

— Когда рынок пошел вниз, я спросил брокера, в чем дело. Он сказал: «Из-за Никсона. Рынок не доверяет Никсону». Потом все пошло вверх, и я спросил его, дескать, что, рынок теперь Никсону доверяет? Он сказал, что теперь дело не в Никсоне, просто все покупают — и фонды, и иностранцы. Я не понимаю, как так может быть, что когда вниз, то это Никсон, а когда вверх, то Никсон вроде и ни при чем, но мой брокер умный мужик, поумнее остальных, так что он, наверное, знает, что говорит.

Но если у Роберта дела шли так плохо, то почему он считает своего брокера лучше остальных?

— Во-первых, он до сих пор в бизнесе. А это тебе не шуточки. Пару месяцев назад в аэропорту сажусь в такси, начинаю болтать с водителем, и оказывается, что он был брокером — ну, в одной из тех контор, что лопнули. Я его спросил, следит ли он за рынком. Он сказал, что не особо.

— Пойми, — сказал Роберт, — я знаю, что на рынке не все справедливо. Возьмем хоть комиссионные. Я следил за акциями Data Lease Financial. Было время, они продавалась аж по 29, а скатились до двух. И я подумал: ну куда им еще падать? Взял и купил пару сотен акций. За них с меня содрали комиссию $21 при размере самого заказа в четыре сотни. И, наверное, $21 при продаже, я так думаю. Это ж больше 10 %! Мыслимо ли такое, возьми скачки, там берут 17 %, но они хоть идут правительству! К тому же скачки — это все-таки игра, ну, как-то косо на это смотрят, понимаешь? А тут рынок — и вплотную к скачкам. Но это все не для больших акул. Большие акулы вообще комиссионные не платят.

— И что мне делать? — вопрошал Неполнолотчик Роберт. — Написать своему конгрессмену? Я тебе скажу: у меня есть друзья, у которых и счет есть, и все такое, они — мелкие инвесторы, вроде меня, но они даже не могут найти себе брокера. Никто их не берет! В наши времена считай, повезло, если у тебя есть хоть какой-то брокер. И он еще должен выжить, и согласиться работать с тобой, и все равно он будет подсовывать тебе всякие взаимные фонды, где ты не можешь следить за акциями. У меня с моим брокером все нормально, так что он вряд ли выставит меня. Если я и ору на него, то недолго, даже если это 10-процентная комиссия.

— А вообще-то, — задумчиво произнес Неполнолотчик Роберт, — жена хочет, чтобы я завязал с этой игрой. Она говорит, что не чувствует себя в безопасности, что для нее лучше участочек земли, пристройка к дому или еще что-нибудь в этом духе. Если, конечно, у нас останутся деньги.

— Ну а ты что думаешь?

— В этом, наверное, есть смысл. Цена-то дома выросла больше, чем любые из моих акций, и, кстати, налоги на этот дом тоже… Но я же не могу вот так взять и сдаться! А вдруг это отступление перед самой победой? Потом, если я не смогу следить за своими акциями в газете, это будет большой потерей. Часть моей жизни, то, что меня радует, — фьють! — и исчезнет…

Так что же все-таки с Неполнолотчиком Робертом и его собратьями? Они на рынке или ушли с него? При всех этих количественных оценках, объемах и движениях, при всех перегревшихся компьютерах никто так и не знает, что происходит с Публикой. Она на рынке или где? И, что еще важнее, как дела с индивидуальными портфелями? У нас самые современные машины для того, чтобы отслеживать цены, но это то же самое, что посмотреть на следы бизонов и сказать: «Да, много бизонов протопало в этом направлении». Очень хорошо, если много бизонов протопало в одном и том же направлении. Национальный институт инвестиционных компаний скажет нам, что преобладает, продажа или покупка взаимных фондов. ФРС скажет нам, стоит ли минус в строках 30 и 31 (взаимные фонды и «проч. акции») и даже куда вкладываются деньги: в облигации (строка 27), в сберегательные счета коммерческих банков (строка 22) или в ссудо-сберегательные организации (строка 23). (Чтобы получить чуть более свежий экземпляр отчета о движении денежных средств, вам нужно обратиться к тем же людям, к которым обращался я: к совету управляющих ФРС Соединенных Штатов, угол Конститьюшн-авеню и 20-й улицы, Вашингтон, округ Колумбия, почтовый код 20551.) Специалист по опросам общественного мнения Альберт Синдлинджер говорит, что количество индивидуальных счетов сократилось на 10 %, однако в то же самое время дебетовые обороты по маржинальным счетам выросли в четыре раза, как вырос и объем торговли, что, как правило, свидетельствует о расширении участия Публики в игре.

Раньше я думал, что кто-то все же знает, чем занимается Публика и что означает ее поведение, и если как следует поискать, то можно найти нужные данные в библиотеке, или в агентстве, или в компьютерном зале. Но любая информация такого рода фрагментарна. Более того, никто даже не пытается уделять внимание людям. Все полагают, что поведение цен и объемов — это эквивалент поведения людей. В «Игре на деньги» я попытался обрисовать некоторые иррациональные формы человеческого поведения и намекнуть, что эмоции играют такую же роль, как и следы бизонов на тропе. Однажды я даже заказал психологу статью о тревогах как двигателе рынка. А до того, как я познакомился с Дейвом Кемпбеллом, психологом из Миннесотского университета, никому и в голову не приходило взглянуть на профессиональных инвестиционных менеджеров как на обыкновенных людей.

Как на старых картах Африки — есть контуры континента, но внутри сплошные белые пятна. Реки обозначены, но все равно белые пятна столь огромны, что на них вполне можно было бы нарисовать слонов и написать «не исследовано».

Как бы там ни было, Нью-Йоркская фондовая биржа утверждает, что существует 31 млн акционеров и что в 1975 г. их будет 40 млн, а в 1980 — 50 млн, и это не считая всех непрямых держателей акций в пенсионных фондах, страховых компаниях и взаимных фондах. Значит, эти люди чего-то ищут. Может быть, они начали осознавать, что вся эта «зелень» в их бумажниках — вовсе не настоящие деньги.

3

Суперденьги и где они лежат:

Супервалюта

До политиков время от времени доходит, что наша налоговая система оставляет желать лучшего. Например, выясняется, что в прошлом году три сотни человек при доходе в $200 000 не платили налогов. Или, скажем, Atlantic Richfield Company, одна из крупнейших нефтедобывающих компаний, не заплатила ни цента с прибыли в $454 млн. Доход Жана Поля Гетти $300 000 в день, и никаких налогов он не платит. И так далее. Тут обычно начинаются разного рода телодвижения, а кое-кого пытаются привлечь к ответу. Достаточно открыть раздел объявлений в The Wall Street Journal, увидеть набранный жирным шрифтом заголовок «НАЛОГОВЫЕ УБЕЖИЩА» — и станет ясно, что немалая часть наших граждан минимизирует свои налоги. Но укрытие дохода не создает Супервалюту. Этот термин я изобрел для того, чтобы обозначить реальные деньги нашей страны. Супервалюта — это капитализированный, а не укрытый доход, и я объясню почему. Инстинктивно люди чувствуют, что не разбогатеют, работая за зарплату. В определенной мере именно поэтому их тянет к рынку ценных бумаг. Они знают, именно там обитает эта самая Супервалюта. Но поскольку способам сокращения подоходного налога пресса уделяет очень много внимания, давайте сначала разберемся с этим вопросом.