Коллектив Авторов - Цифровой журнал «Компьютерра» № 146 Страница 6

Альтернативное объяснение таково. Некая синица в результате случайных действий продырявила крышку молочной бутылки. Получила вознаграждение, установила связь между своими действиями и их результатами. При удачной возможности повторила, отработала оптимальную реализацию выгодного поведения. Повторяла его на глазах других синиц, некоторые из которых тоже установили связь между дырками в молочных крышках и вкусом сливок. Вскоре после того, как будет запущена цепная реакция передачи нового признака от обученных синиц к необученным, новый признак будет характерен для всех представителей популяции, способных к обучению. Конечно, те из синиц, кто не сможет перенять новый признак в силу птичьего аналога тупости, так и не освоят новый источник корма. Вот их-то потихоньку и будет устранять отбор…

Итак, быстрота наблюдаемых нами изменений поведения синиц со всей определённостью доказывает, что новый признак передавался культурно, а не генетически.

Ещё одна особенность культурного наследования состоит в том, что оно оказалось способно передавать большее количество информации (я писал об этом когда-то). Однако такой скачок сделал один-единственный вид, и лишь благодаря тому, что мы научились использовать экстрасоматические (внетелесные) средства записи, хранения и передачи информации. Первым рывком, резко расширившим пределы наших возможностей, стало изобретение письменности, вторым — электромагнитной и оптической записи на разнообразных носителях.

С другой стороны, сравнивать информацию, записанную, например, на DVD и в ядре сперматозоида, — сложная задача. На DVD информации намного больше (в битах). Возможно, сохранённая на диск информация имеет даже более высокую колмогоровскую сложность, чем человеческий геном (для её записи в «свёрнутом», заархивированном виде потребуется более объёмная и сложная последовательность). Но генетическая информация ценнее, так как значительно изменяет возможности своего получателя. Наш генотип — это набор переключателей, отражающий миллиардолетний опыт наших потомков по выживанию в сложной среде. Он несёт те команды, которые нужны системе, управляющей нашим развитием. А наши экстрасоматические информационные носители, увы, заполнены менее ценной информацией.

Такие носители позволили решить ещё одну проблему. Генетическая информация может передаваться без проявления: у внука может выразиться аллель деда, который «молчал» у отца. Пока речь идёт о цепочке обучения, опосредованной прямыми контактами «учитель-ученик», всё, что не принял ученик, будет потеряно. При опоре на средства записи ситуация становится не столь безнадёжной (хотя и рукописи горят, и массивы винчестеров выходят из строя). А когда речь идёт о секретах, которые запрещено записывать и передавать посторонним (от верескового мёда до булатной стали), риск потери уникальных культурно обусловленных поведенческих признаков остается высоким.

Замечательным свойством культурного наследования и социальной эволюции является их потенциальная управляемость. Помните, мы говорили как-то о мейотическом драйве http://www.computerra.ru/own/shabanov/699560/ — свойстве некоторых аллелей передаваться потомкам с большей вероятностью, чем у их альтернатив. В культурном наследовании это происходит сплошь и рядом. Чем более развито общество, тем избирательнее оно относится к своему культурному достоянию. Мы производим очень много шума: когда в маршрутном такси мне случается услышать «прикольный» трёп ведущих какой-нибудь утренней радиопередачи, мне становится стыдно от того, какой информационный мусор наша цивилизация рассеивает в космосе. Но, к счастью, мы хотя бы чуть-чуть производим и другой продукт, и он-то как раз остаётся в вечности с несколько большей вероятностью.

Мы переходим к самому существенному. В биологической эволюции планирования нет. Если какой-то признак не приносит пользы сейчас, а приносил бы её в отдалённом будущем в сочетании с какими-то иными признаками, отбор его не поддержит. Все наблюдаемые нами виды являются результатом предыстории, в которой было возрастание приспособленности и некоторые случайные события, но не было никаких изменений, рассчитанных на отдалённое будущее.

В социальной эволюции, после фазового перехода, точки рефлексии, на которой эволюционирующая коллективная сущность осознаёт сама себя, становится принципиально возможным расчёт на отдалённое будущее. Мы сплошь и рядом совершаем действия, рассчитанные на отложенное, а не на немедленное вознаграждение. Сажать дерево, плоды которого достанутся только твоим детям, — вполне человеческий поступок. Увы, эта наша способность ограничена достаточно тесным горизонтом.

Сорок лет назад в работе «Пределы роста. Доклад Римскому клубу» группа прогнозистов убедительно обосновала простейшую мысль: долгосрочный ускоряющийся рост, основанный на ограниченных и невозобновляемых ресурсах, невозможен. Рост неминуемо захлебнётся. Зная это заранее, можно смягчить кризис. Уже сорок лет назад были отчётливо очерчены оптимистичный и пессимистичный сценарии будущего развития человечества.

Доклад был услышан; тем не менее мы все старательно реализовывали именно пессимистичный сценарий.

Через двадцать лет после первого вышел второй доклад, ещё через десять — третий. Те из разработчиков, кто остался в живых, заявили: четвёртого не будет, так как точка невозврата уже пройдена.

Насколько мне известно, обоснованного опровержения модели пределов роста нет, есть только заидеологизированная её критика, основанная на недостаточном понимании («это враги человечества, которые ради порабощения порабощённых и эксплуатации эксплуатируемых плетут свои заговоры»). Те, кто принимает стратегические решения, могли бы учитывать выводы этих моделей… но не учитывают. Причина — в структурной организации нынешнего человечества, при которой решение краткосрочных задач отдельных групп имеет приоритет перед общечеловеческими проблемами.

Случай, о котором мы говорим, — сложный. Тут надо двигаться не напрямую к цели, а в другую сторону. Для этого нужна способность к предвидению. Благодаря особенностям нашего механизма эволюционирования мы могли избежать этой ловушки. Не избежали. Видим, что нас ждёт впереди… и движемся к неприятностям.

Почему?

Тут нужно разбираться не торопясь. Как-нибудь в следующий раз…

К оглавлению

Кафедра Ваннаха: Ворожба Бимини

Михаил Ваннах

Опубликовано 09 ноября 2012 года

История эта произошла в давние времена. Настолько давние, что испанцы тогда полагались не на политкорректность с мультикультурализмом и помощь международной бюрократии, а на простодушную прямоту меча да личную предприимчивость. Есть в Кастилии, Стране Замков, древний город Вальядолид. В начале тринадцатого столетия туда переезжает двор короля Кастилии. В середине четырнадцатого в Вальядолиде основывают университет. Именно здесь произошло бракосочетание Изабеллы Кастильской и Фердинанда Арагонского. И именно этот город в год завершения Реконкисты, освобождения Пиренеев от арабских оккупантов, в год первого плавания Колумба, в 1492-м, сделали столицей объединённой Испании.

Исстари в городе Вальядолиде жил могущественный и многочисленный род дворян Понсе де Леон. Графы, маркизы, герцоги, гранды Испании первого класса... Сегодня из этого рода больше помнят скромного монаха, не чуждого информационным технологиям. Бенедиктинец Педро Понсе де Леон (1520–1584) открыл школу для глухих в мадридском монастыре Сан Сальвадор и создал первый в мире язык жестов. Энциклопедии позапрошлого века знали брата Луиса Понсе де Леона (1527-1591), августинца, изящнейшего лирического поэта, теолога и профессора в университете Саламанки. Теологи-августинцы придерживались, скорее, идей Платона, вследствие чего вступали в спор с томистами-доминиканцами, следующими Фоме Аквинскому. Для решения спора доминиканцы, контролирующие инквизицию, прибегли к аргументам в духе христианского милосердия – Луису Понсе де Леону пришлось провести пять лет в тюрьме инквизиции. Место профессора университет за ним сохранял!

Но тот, о ком мы сегодня говорим, стоит и в семье, и в истории особняком. Вот со старинной гравюры глядит на нас пожилой идальго, похожий на Рыцаря Печального Образа. Родился Хуан Понсе де Леон, как считается, в 1460 году. Служил пажом при королевском дворе, как и подобало юному аристократу. Потом сражался, освобождая Гранаду от мавров. А дальше его позвала Муза Дальних Странствий.