Коллектив Авторов - Цифровой журнал «Компьютерра» № 129 Страница 6

Россия поворачивается к Европе носом, а к Азии кормой. Отныне-де Россия будет смотреть в окно и видеть Европу, учиться, изживать азиатчину, а там мало-помалу, глядишь, когда-нибудь и сама станет вполне европейской державой. И действительно: армия получила прусские мундиры, в стране стали возникать университеты, а императорская семья постепенно вошла в отношения с монархами Европы.

Но в феврале одна тысяча девятьсот восемнадцатого года большевистское правительство приняло решение перенести столицу из Санкт-Петербурга, вернее, уже Петрограда, куда-нибудь в иное место. Действительно, германские войска были в двух-трёх переходах от Петрограда. Нельзя было исключить и морской десант, не сейчас, так в будущем. А главное, свержение власти могло войти в Петрограде в привычку. К тому же срочно, жизненно требовалось вместо полностью деморализованной прежней армии создавать армию новую, революционную. Но войска, которыми был полон Петербург, любую попытку отправить их на фронт могли принять в штыки буквально и, представься шанс дотянуться штыком до правительства, дотянуться попытались бы непременно.

А уж матросы! Революционные матросы Петрограда – предмет, до сих пор изученный мало. В советский период положено было говорить и писать только о беззаветной матросской преданности делу Революции. В постсоветское единой установки не было, но не было и достаточного финансирования и долгосрочного планирования исследований. Вылазки же одиноких рейнджеров отражают не только объективное положение вещей, но и позицию исследователя. Матросы могут быть чертями, ангелами или же обыкновенными людьми в необыкновенных условиях. Во всяком случае, братишки были силой, с которой приходилось считаться. А считаться не хотелось. В Петербурге попробуй не посчитайся, но в Москве! В Москве братишки, оторванные от моря, от крейсеров, разбавленные обыкновенными сухопутными гражданами, на цепную реакцию, пожалуй, уже и не способны.

В общем, причиной срочного переезда правительства в Москву был прежде всего страх перед революционными матросами – таково видение литератора. Да и вообще… Все дворцы, все царские резиденции, все правительственные здания Санкт-Петербурга страдают огромным недостатком: нет высоких стен. Здесь власть, там – народ, между ними лишь преданные войска. А если преданность войск под сомнением? Иное – Кремль. Там, за кремлёвской стеной, как-то спокойнее. И власть народ не видит, и народ не видит власть. Можно предаваться двусторонним иллюзиям: что власть не спит, не ест и не пьёт, всё о народе печётся. И наоборот: народ весь, как один, готов жизнь отдать за Родину, персонифицированную лично в государе, в генсеке или теперь вот в президенте.

Нужно сказать, что помимо Москвы в тысяча девятьсот восемнадцатом рассматривались и другие кандидатуры. Например, Нижний Новгород. Частью кандидатуру выдвинули с целью введения в заблуждение шпионов и диверсантов, но были и другие резоны – там, в Нижнем, влияние агентов мировой буржуазии считалось минимальным. Да что Нижний! Посольству Северо-Американских Соединённых Штатов под секретом намекнули, что новой столицей будет Вологда – и посольство отправилось в Вологду.

Первого марта восемнадцатого года главная газета большевиков «Правда» опубликовала заявление ЦИК Советов: «Все слухи об эвакуации из Петрограда Совнаркома и ЦИК совершенно ложны. СНК и ЦИК остаются в Петрограде и подготавливают самую энергичную оборону Петрограда. Вопрос об эвакуации мог бы быть поставлен в последнюю минуту в том случае, если бы Петрограду угрожала бы самая непосредственная опасность — чего в настоящий момент не существует».

Тут уже самые доверчивые петербуржцы поняли, что их покидают, а не самые доверчивые – что покидают с особым цинизмом. Пайка хлеба сотрудничавших с властью была в полфунта и меньше, остальным же приходилось питаться чем придётся.

Спустя одиннадцать дней Троцкий вещал уже в «Известиях»: «Граждане! Если вы спокойно взвесите указанные обстоятельства, то вы поймёте, что с перенесением столицы военная безопасность Петрограда чрезвычайно возрастает».

Безопасность не просто возрастает, а «чрезвычайно»! Невольно вспоминаются «Петербургские повести» Гоголя, мистический «Нос»: «Верите ли, — сказал доктор ни громким, ни тихим голосом, но чрезвычайно уветливым и магнетическим, — что я никогда из корысти не лечу. Это противно моим правилам и моему искусству. Правда, я беру за визиты, но единственно с тем только, чтобы не обидеть моим отказом. Конечно, я бы приставил ваш нос; но я вас уверяю честью, если уже вы не верите моему слову, что это будет гораздо хуже. Предоставьте лучше действию самой натуры. Мойте чаще холодною водою, и я вас уверяю, что вы, не имея носа, будете так же здоровы, как если бы имели его».

Ехали и тайно, и явно, с переодеваниями и без.

В первую половину марта восемнадцатого года переезд власти из Петрограда в Москву завершился. Четвёртый Всероссийский съезд советов утвердил перенос столицы де-юре.

Аналитики стали гадать, означает ли смена столиц и смену курса, отказ от европейского пути и предпочтение ему пути азиатского. Иные надеялись, что столица когда-нибудь опять вернётся в Петроград – но напрасно. И Германия потерпела поражение, и гражданская война завершилась, но по-прежнему приводились доводы, что столица не должна располагаться слишком близко к границам, это-де опасно. Почему в течение двухсот лет, от Петра Алексеевича до Николая Александровича, опасности этой не существовало, предпочитали не выяснять.

Думается, представление о Москве как о городе азиатском — предвзято. Вглядевшись, можно заметить, что и европейские признаки нет-нет да и мелькнут. Равно как и в Санкт-Петербурге временами проступает азиатчина. Дело не в этническом составе жителей, разумеется, и не в архитектурных особенностях, даже не в Европе и Азии как таковых, а о вековых предрассудках, считающих, что Европа благоговеет перед законом, европейская столица служит всем гражданам страны. Азия же живёт традициями, и все граждане Азии цель собственного существования должны видеть в благополучии столицы. Так вот, и в Москве могут начать дело с того, что возьмут согласно традициям, а потом и по закону. И в Санкт-Петербурге начнут по закону, а потом потребуют традиционное подношение. Всё смешалось в России…

Но вернусь в восемнадцатый год. Правительство разместилось в Кремле, родные и близкие поселились тут же. Латышские стрелки осуществляли охрану от недовольного и контрреволюционного элемента. Революция пошла по московскому пути. У наркомов, а также у членов их семей вдруг стали пропадать вещи: драгоценности, утварь, карандаши, продукты.

Из протокола заседания пленума ЦК РКП (б) Слушали:

Положение дел в Кремле. Тов. Дзержинский докладывает, что при расследовании краж, совершённых в Кремле за последнее время, выяснилось, что в Кремле живёт более 1000 старых служащих, имеющих большие семьи, что в дворцовом управлении служит до 400 человек. Как первые, так и вторые не представляют никакой гарантии безопасности и через них в Кремль могут проникнуть все желающие…

Постановили:

Госкону поручается проверить штаты и расходы дворцового управления.

Вопрос о безопасности тов. Ленина переносится на Политическое бюро.

А жизнь продолжалась. Продовольственные заградотряды и просто любители справедливости угрожали поставить Кремль на голодный паёк. Выход нашёлся: продукты для правительства стали доставлять в банковских (бронированных) вагонах.

Из «Инструкции Совета Народных Комиссаров о порядке провоза продовольственных продуктов в банковских вагонах» от 17 сентября 1920 года:

§ 8. Все следуемые по нарядам Наркомпрода в банковских вагонах продгрузы не подлежат обысканию, задержанию, реквизиции и конфискации со стороны продорганов, заградительных отрядов, органов Всероссийской чрезвычайной комиссии и т.п.

Председатель Совета Народных Комиссаров

В. Ульянов (Ленин)

А как любопытна история о препарате 914! Для лечения особо ценных и незаменимых товарищей в одна тысяча девятьсот двадцать первом году Наркоматом внешней торговли было закуплено в Германии и доставлено в Москву два килограмма препарата 914. Пояснение: «особо ценные и незаменимые товарищи» — это не ехидство автора, а устойчивый оборот, бывший в ходу в документах ленинского периода Советской Власти. Препарат 914, он же неосальварсан, – эффективное и самое передовое на время происшествия противосифилитическое средство, стоящее в те годы очень дорого. Двух килограммов неосальварсана хватило бы на лечение четырёхсот больных сифилисом. Для страны – капля, но на «незаменимых и особо ценных товарищей» должно было хватить.