Стивен Хантер - Я, снайпер

Стивен Хантер

Я, СНАЙПЕР

Ха, да на таком расстоянии они и в слона не попадут!

Эта книга посвящается американским писателям, которые на протяжении двадцати пяти лет дарили мне знания, озарение, свежий взгляд, радость и счастье (да простят меня те, кого я не упомянул):

Майклу Бейну, Массаду Айюбу, Яну Либурелю, Рику Хэкеру, Дэвиду Фортье, Чаку Тейлору, Питеру Кокалису, Уили Клэппу, Дону Кейтсу, Сэму Фадале, Патрику Суини, Крэгу Боддингтону, Баррету Тиллмену, Дуэту Томасу, Лейну Симпсону, Гэрри Джеймсу, Уолту Раушу, Джону Фимстеру, Джону Пластеру, Фрэнку Джеймсу, Рою Хантингтону, Чарльзу Катшоу, Гэри Полу Джонстону, Майку Вентурино, Джону Барснессу, Лерою Томпсону, Дэну Ши, Фрэнку Йаннанико, Джекобу Готфрайду, Дейву Андерсону, Джону Таффину, Холту Бодинсону, Джину Гангросе, Рику Джемисону, Уэйну Ван Золлу, Терри Виланду, Клинту Смиту, Джину Родригесу, а также покойному Чаку Карвану и покойному Роберту Шимеку.

Глава 1

В Америке уже давно минули времена, когда о шестидесятивосьмилетней женщине могли сказать, что она «все еще» хороша собой — это маленькое чудовищное уточнение, буквально насквозь пропитанное иронией, намекало на то, что лишь чудом такая старуха умудряется быть привлекательной. Поэтому, что касается Джоан Фландерс, мнение было единодушным: она хороша собой в буквальном смысле слова, без каких-либо уточняющих замечаний, — необычайно хороша собой, поразительно хороша собой, потрясающе хороша собой, но никак не «все еще» хороша собой. Ботокс? Возможно. Другие вмешательства? Эта тайна была известна только Джоан и ее врачам. Лучшие стоматологи, строжайший режим и активные занятия фитнесом? Самые талантливые косметологи и парикмахеры? Все это имело место в действительности.

Однако даже без ухода по высшему разряду Джоан наверняка оставалась бы красивой благодаря бледной гладкой коже, львиной гриве густых, чуть рыжеватых волос, выразительным голубым глазам, высоким скулам, стройной шее, подобной стеблю цветка, и безукоризненному телу, не отягощенному ни одной лишней унцией жира, не говоря уж про фунты.

Джоан была одета в твид и белый кашемир от лучших портных, а ее огромные солнцезащитные очки напоминали летающие тарелки из прозрачного стекла, приземлившиеся у нее на лице. Она пила чай, блистая изяществом и остроумием, в обществе своего голливудского агента, который, несмотря на громкое имя, представлял собой довольно заурядную личность, и веселого личного помощника. Они заняли столик во внутреннем дворике ресторана «Лимонное дерево» в центре Ист-Хэмптона, штат Нью-Йорк. Стоял погожий осенний день, чуть тронутый легким дуновением соленой прохлады со стороны Атлантики. Кроме них во дворике находились две звезды из молодого экзальтированного поколения, одна — женского пола, одна — неопределенного, пара агентов со своими авторами, пребывающими на пике славы, жены президентов компаний из списка пятисот крупнейших американских компаний и по крайней мере три любовницы президентов других компаний из того же списка, а также случайная супружеская пара и охотники за знаменитостями, наслаждавшиеся богатым урожаем известных лиц.

Что обсуждали за столиком Джоан? Начавшийся подъем рынка? Назначение нового вице-президента киностудии «Парамаунт»? Отвратительные сценарии, которыми завалили Джоан после провала ее фильма «Салли говорит всё», ознаменовавшего ее возвращение на экран? Странное увлечение ее бывшего мужа Тома пустыми боевиками, которые он любил в детстве? Это не так уж важно. Главное, что Джоан была царственна вдвойне: ее отец Джек был некогда одной из крупнейших звезд и перекинул мост из довоенной в послевоенную эпоху; Джоан унаследовала его выразительные глаза и высокие скулы. В ее жилах текла чистейшая голубая кровь Голливуда во втором поколении. Не следовало сбрасывать со счетов и то, что в бурные, но теперь уже такие далекие шестидесятые второй муж Джоан был видным лидером антивоенного движения и фотография Джоан на сиденье наводчика вьетнамского зенитного орудия мгновенно снискала ей как горячую любовь, так и лютую ненависть ее поколения. Благодаря этому Джоан оказалась в центре политических дискуссий: одни превозносили ее за то, что она присоединилась к священному крестовому походу за прекращение бесполезной войны, другие считали изменницей, шлюхой в услужении у большевиков, но все равно царственной особой. Остальные факты ее биографии были более банальны, хотя и интересны. Джоан получила одного «Оскара». Побывала замужем за миллиардером Т. Т. Констеблом; этот брачный союз — один из наиболее подробно задокументированных в истории. Часть своего состояния Джоан нажила, пропагандируя популярную гимнастику; она до последнего занималась по три часа в день и обладала здоровьем тридцатипятилетней женщины. Все, кто видел ее тогда во дворике ресторана, — зеваки, туристы, другие звезды, жены и любовницы, а также ее палач, — ощущали исходящую от нее харизму, ее историю, красоту и величие.

Палач избавил Джоан и Америку от того кошмара, каковым стал бы выстрел в голову. Вместо этого он выстрелил с расстояния приблизительно триста сорок ярдов, послав отборную пулю весом сто шестьдесят восемь гран с полым наконечником и зауженной хвостовой частью со скоростью две тысячи триста футов в секунду. Посланница смерти пролетела по пологой дуге и вошла с левой стороны под мышкой между четвертым и пятым ребрами. Пуля пронзила мягкие ткани, не отклонившись от курса и потеряв лишь несколько десятков фунтов энергии к тому моменту, как попала в самую середину сердца, в ту точку, где узлом мышц соединяются все четыре камеры. В какую-то долю секунды главный орган системы кровообращения превратился в кашу. Смерть наступила мгновенно; наверное, это можно считать своеобразным милосердием, поскольку миссис Фландерс в буквальном смысле не успела понять, что рассталась с жизнью.

Всегда, когда насилие происходит прилюдно, первая реакция — недоумение. Джоан повалилась вперед, застыла на мгновение, налетев на стол, затем развернулась вправо, и ее тело, потеряв опору, завершило свой путь, заурядно грохнувшись на брусчатку дворика. «Это обморок», — подумали все, поскольку выстрел винтовки, оснащенной глушителем, прозвучал так далеко и тихо, что от падения звезды на пол ни у кого не возникло никаких ассоциаций, связанных с понятием «оружие». Потребовалась еще секунда, чтобы из выходной раны обильно хлынула кровь, расползшаяся темным пятном на одежде, и только тогда страх, присущий человеку при виде крови, — совершенно естественный, в конце концов, — дал о себе знать, проявившись в криках, панике, беспорядочной беготне и стремлении найти укрытие.

Довольно скоро прибыла полиция, и начался осмотр места преступления; тогда же подоспел и первый из трехсот с лишним журналистов и фотографов. Вскоре целых два квартала в центральной части Ист-Хэмптона приобрели вид, не имеющий ничего общего ни с одним из двадцати восьми фильмов Джоан Фландерс, зато живо напоминающий то, что снимал итальянский господин по имени Федерико Феллини. За всем этим никто не обратил внимания на синий микроавтобус «форд», который выехал из переулка, расположенного в трехстах сорока ярдах от ресторана, и направился к очередному месту назначения, к очередному свиданию с историей.

Расправляясь со своими следующими двумя жертвами, стрелок не стал лишать зрителей театрального эффекта обилия крови. Обоим он выстрелил в голову и попал именно туда, куда целился; вышибленные мозги забрызгали весь салон «вольво», в котором жертвы только что выехали из дома. На этот раз расстояние было меньше, всего двести тридцать ярдов, но боеприпасы идентичны, а меткость такая же потрясающая. Первую цель стрелок поразил, всадив пулю на дюйм ниже макушки, строго посередине затылка. Пуля, пробив заднее стекло добротной шведской машины, нисколько не отклонилась от курса. В отличие от убийства Фландерс никакой суматохи не возникло. Джек Стронг просто обмяк и повалился вперед, остановившись только тогда, когда его размозженная голова уперлась в руль. Его жена Митци Рейли повернулась на шум, успела испытать мгновение безотчетного ужаса (полицейские эксперты обнаружили в ее трусиках мочу — факт, который, к счастью, не предали огласке) перед тем, как вторая пуля попала ей чуть выше и левее левого уха. В обоих случаях пуля с полым наконечником смялась, пробивая кости черепа, после чего ушла в сторону, отправившись гулять по причудливой траектории, бороздя мозговое вещество, и наконец вылетела из головы жутким гейзером крови, серого вещества и обломков кости, в одном случае над глазом, в другом — под глазом, расколов лицевую кость, словно фарфоровое блюдо.