Андрей Воронин - Марафон со смертью Страница 10

Самойленко встал, выключил диктофон, положил его во внутренний карман куртки и, не подав Трофимчуку на прощание руки, направился к выходу.

— Мне тоже приятно. Заходите если что. Я расскажу вам о нашем детдоме… — залепетал ему вслед Геннадий Степанович.

— Конечно, — обернулся на пороге кабинета Николай. — Если мне еще что-то от вас понадобится, обязательно зайду.

— Всегда рад.

Через мгновение Самойленко исчез за дверью, а Геннадий Степанович схватил трубку телефона и стал нервно накручивать служебный номер Антоненко…

Беседа с воспитателями, сопровождавшими группу детей в Италию, немногое дала для продвижения расследования Самойленко вперед. Да и чего можно было ожидать от четырех женщин, которых Наталья Андреевна Герасименко собрала у себя в кабинете. Она и сама сидела тут же, чтобы в случае чего проконтролировать разговор журналиста со своими подчиненными.

Воспитатели в один голос дружно твердили о том, что в далекой южной стране детям созданы прекрасные условия, что все семьи — просто чудо, что итальянский климат очень похож на крымский, и поэтому детям совершенно не потребовалось времени на акклиматизацию, что все они великолепно подлечатся, а уж о том, что они нашли наконец любящих и заботливых родителей, вообще, мол, говорить не приходится — это и так понятно.

— Вы представляете, — все восхищалась одна из воспитательниц, толстая тетка лет сорока, — я жила некоторое время у синьора Модзирани, который усыновил одного из наших мальчиков, так этот мужчина был столь любезен, что подарил мне целую сумку великолепных вещей! Теперь мой сын на два года вперед обеспечен всем необходимым — там и курточки, и кроссовки, и свитера, и джинсы… Это же целое состояние! А представляете, сколько всего достанется его приемному сыну!

И все же не случайно многие коллеги Самойленко по работе считали, что он не только чертовски талантлив, но и необыкновенно везуч. Как будто кто-то подсказывал ему, за какую ниточку надо дернуть, чтобы размотать клубок проблем любой степени сложности.

— Значит, если я вас правильно понял, вы все некоторое время провели в семьях усыновителей, так? — спросил Николай.

— Да, наши сотрудники неделю прожили в каждой семье, которая усыновила ребенка, — за всех ответила Наталья Андреевна, с гордостью кивнув головой.

— И, конечно же, хорошо запомнили своих подопечных? Каждого ребенка?

— Естественно, — Герасименко недоумевала, как вообще можно задавать такие глупые вопросы.

— Скажите в таком случае, кто сопровождал Виталика Корабельникова? — не унимался Николай.

За столом вдруг воцарилась тишина.

Самойленко удивленно обвел собравшихся взглядом и остановился на заместителе директора.

— Я спросил что-то не то? Вы не можете ответить на такой простой вопрос?

— Нет-нет, что вы!

— Так в чем же дело? Кто из воспитателей жил у синьора Контанелли, на пьяца дель Кампа…

— Наша воспитательница, совсем еще девчонка, Лариса Разумова, — ответила наконец Герасименко, и Николай заметил, как напряглось ее лицо.

— Но ведь вы сказали мне, что здесь присутствуют все воспитатели, которые сопровождали детей в Италию.

— Лариса сегодня занята, ее группе делают прививки.

— Понятно.

— Вы не подумайте…

— А я ничего и не думаю, — мягко и как можно доброжелательнее улыбнулся Николай. — Вы же предоставите мне возможность поговорить и с ней, правда?

— О да, конечно. Но сегодня это вряд ли получится. Она же занята, я вам говорила.

— А когда же?

— Да хоть завтра… ой, нет, погодите, завтра у нее выходной. Приходите послезавтра, часикам к десяти утра. Дети как раз в это время будут играть, и вы спокойно побеседуете с Ларисой.

— Что ж, и на том спасибо.

Николай поднялся, понимая, что здесь ему больше делать нечего, а на лице Герасименко он вновь заметил выражение досады и какой-то растерянности.

— Вас что, больше ничего не интересует? Вы хотели узнать только о том, как в Италии живется Корабельникову? А ведь у нас есть и другие дети, с куда более сложными судьбами…

— Как-нибудь в другой раз. А сегодня у меня тоже масса дел. Кстати, не могли бы вы дать мне адрес или телефон Разумовой? Я связался бы с ней завтра.

— Нет, что вы! — заместитель директора покраснела точно так же, как несколько минут назад краснел ее непосредственный шеф. — Она молодая девушка, не замужем, вы же понимаете…

— Не понимаю.

— Ну, это как-то…

— Я же по работе! Неужели вы могли подумать…

— Но без ее разрешения давать ее адрес или телефон… Это не принято в нашем коллективе, — Наталья Андреевна плела явный вздор, какой только приходил ей в голову, и Самойленко без труда догадался, что эти сутки понадобятся руководству детского дома на разъяснительную работу с этой самой Ларисой Разумовой.

А жаль. Такой оборот дела мог здорово снизить эффективность от встречи с этим важным свидетелем. Но Николай понимал, что настаивать сейчас на чем-либо бесполезно.

— Ну что ж, послезавтра так послезавтра. В десять утра я буду. Наталья Андреевна, передайте, пожалуйста, Ларисе мою просьбу о встрече.

— Конечно-конечно. Приходите, она обязательно будет вас ждать. Я лично прослежу…

Двумя днями позже, подъезжая к детскому дому на своей «девятке», Николай констатировал, что настроение у него препаршивейшее — время, скорее всего, было упущено безвозвратно, и его сегодняшний разговор с Разумовой вряд ли станет той желанной ниточкой, которая поможет найти выход из лабиринта загадок. Он должен сегодня просто честно отработать очередной источник возможной информации — к сожалению, без всяких шансов на успех.

— Простите, как мне найти Ларису Разумову? — поинтересовался он у старушки вахтерши, встретившей его грозным взглядом у входных дверей.

— А зачем она тебе? — старушенция оказалось ярой ревнительницей крепких моральных устоев и подобной наглости — приходить на встречу с девушкой на работу, да еще в детский дом! — стерпеть просто не смогла. — Совсем сдурели. Тут же дети! А они ходють, ходють, спрашивають тут… Вечером, что ли, не можете с ней встретиться?

— Вы не поняли, — Самойленко вытащил из кармана удостоверение с крупной надписью на корочке «ПРЕССА». — Я журналист, к Разумовой по делу.

— А начальство про ваше дело знает? — чуть смягчив тон, но проявляя бдительность, не сдавалась строгая охранница. — Надобно им про ваше дело доложить сначала.

— Про меня уже все знают. Я позавчера был и у Трофимчука, и у Герасименко. Вот только вас на посту позавчера я не застал.

— Так мы дежурим сутки через двое. Поэтому меня и не было.

— Ну а теперь-то можно пройти?

— Проходите. На второй этаж. Там, в холле, сразу как по лестнице подниметесь, ее группа играет. Она с ними. Только в обуви по коврам не ходите, а то тут и после детей пылесосить не успевают.

— Да, конечно…

Николай взбежал на второй этаж по узкой лестнице и оказался перед стеклянной дверью, отделявшей лестничную клетку от небольшого уютного холла, устланного довольно потертыми и выцветшими коврами.

«Господи, про эти, что ли, ковры мне старуха говорила?» — удивился про себя Николай.

В комнате бегали, прыгали, ползали и кувыркались два десятка детей в возрасте четырех-пяти лет.

Стоял такой невообразимый шум, в котором смешивались визги девочек, крики мальчишек, стук кубиков, скрип ржавых машинок, что молодая симпатичная светловолосая девушка, сидевшая в уголке с книжкой в руках, не сразу услышала, как открылась дверь и в холл вошел незнакомый мужчина.

— Простите, вы Лариса Разумова? — с «порога спросил Самойленко, не решаясь пройти дальше и нарушить гармонию этого мира детей.

Видимо, девушка настолько привыкла не обращать внимания на шум играющих детей, что новый, необычный здесь звук — низкий мужской голос — моментально ворвался в ее сознание, отвлекая ее от книжки и переключая на себя все ее внимание.

Вздрогнув, она подняла голову и удивленно взглянула на высокого и красивого незнакомца.

— Да. А вы кто, простите?

Девушка смотрела на Николая такими огромными и чистыми голубыми глазами, что у него, одолеваемого предчувствиями неприятного разговора, дрогнуло сердце — неужели и с такими глазами можно хладнокровно врать? Можно покрывать преступления? Неужели она не расскажет ему обо всем, как только узнает, почему он здесь?

Искренность ее взгляда была столь убедительной, что Николай вдруг понадеялся на удачу. Ему показалось, что именно от нее он узнает что-то такое, чего не выведал бы больше ни у кого на свете…

— Я — журналист, Николай Самойленко. Хотел бы поговорить с вами по поводу…

— Да, конечно, я вспомнила. Меня предупреждали о вашем визите, — вдруг холодно ответила девушка и, отложив книгу, встала ему навстречу.