Сергей Зверев - Мятежный остров Страница 10

– Очевидно кому? – спросил Рождественский.

– И мне, и вам, – улыбнулся Генри.

– Вам, может быть, но не мне.

– Значит, не готовы признаться?

– Не сегодня и не завтра. Мне не в чем признаваться.

– Тогда проведем небольшой эксперимент, – предложил Генри, усаживаясь на стул и забрасывая ногу за ногу.

Бальтазар Алонсо тоже сел рядом со своим американским коллегой. Педро Сервантес вопросительно глянул на мистера Грина, понимая, что главный здесь именно он.

– Приступайте, сеньор, – предложил американец.

Колдун вуду насупил брови, глянул на Рождественского.

– Садись, – требовательно произнес он, указывая на истертый ковер. – К стене садись.

– Кто он такой? – спросил Рождественский.

– Наш ассистент, – расплывчато ответил Грин. – Советую его слушаться.

– Что он собирается делать?

– То, что ему положено, – проговорил Генри.

На самом деле и ему самому хотелось бы знать, что станет делать колдун Вуду. Рождественский пожал плечами, одернул свою ярко-оранжевую тюремную робу и, сев на ковер спиною к стене, сложил по-турецки ноги. Перед ним устроился Сервантес и принялся раскладывать свой инструментарий. Первым делом он достал из сумки человеческий череп. Кости поблескивали желтым светом, словно были натерты воском. Затем он водрузил на череп венок из сухих цветов, при этом стал невнятно бормотать какие-то заклинания. Слова были непонятны всем присутствующим, возможно, включая и самого колдуна, но звучали грозно, пугающе, как страшные проклятия.

Мистер Грин почувствовал, как у него пошли мурашки по спине. Алонсо глянул на него, как бы давая понять взглядом: мол, я же говорил, это почище любого гипнотизера будет.

Сервантес принялся трясти мохнатой головой, словно на него напал приступ трясучки. Выпяченные губы противно зашлепали. Педро вынул из сумки распятие и положил его перед Рождественским.

– Что это за средневековье? – спросил он.

– В глаза мне смотри! – крикнул колдун на жутком английском.

– Хорошо. Буду смотреть в глаза, – согласился резидент.

До того как вошел колдун, Рождественский не был готов к подобному испытанию. Да и теперь не представлял себе толком, в чем оно будет заключаться. В курс спецподготовки противодействие магии вуду не входило. Но любая магия по большому счету строится на гипнозе, внушении. Резидент «включил» в своей голове защиту, поставил так называемый тройной защитный блок.

Сервантес пялился на Рождественского, высовывал длинный язык, вращал им. Что-то шептал, шипел, словно змея. Виталий ощутил приступ тошноты, так это было противно, закружилась голова. Слюна сама собой стала наполнять рот. Рождественский опустил веки.

– В глаза смотри! – крикнул колдун.

От этого крика не по себе стало и Генри с Бальтасаром.

Сервантес принялся зажигать свечи и ставить их полукругом возле Рождественского. Это были не простые восковые свечи, от них шел еще какой-то приторный запах, от которого сильнее кружилась голова. Педро скороговоркой принялся читать христианские молитвы. Это было странным сочетанием. Древние туземные заговоры и католические тексты. При этом колдун стал сыпать на свечи порошки из коробочек. Те тут же вспыхивали разноцветными огнями, расползались благовонным дымом.

Генри закашлялся. Бальтасар прикрыл лицо носовым платком.

– Святая Дева Мария, смилуйся над нами… Аминь… – прошлепали губы колдуна.

При этом его лицо было злым, как у сказочного Кощея Бессмертного, руки рассыпали цветные порошки. Отряхнув с ладоней пыль, колдун простер их над головой Рождественского и вновь скороговоркой стал произносить древние проклятия. Внезапно глаза резидента закатились и уже не вернулись в нормальное положение. Веки оставались открытыми, виднелись лишь красноватые после бессонницы белки. Пленник филиппинской тюрьмы дернулся, выпрямил спину и замер, как статуя.

– Ты меня слышишь? – спросил колдун.

Рождественский в знак согласия кивнул.

– Он меня слышит, – торжествующе произнес Сервантес.

– И что нам теперь с этим делать? – осторожно поинтересовался мистер Грин. – Он так и будет только кивать?

– Этого я не могу сказать. Я ввел его в транс. Это прелюдия к тому, чтобы сделать из живого человека зомби.

– Зомби не надо, – тут же предупредил американец. – А меня он услышит?

– Спрашивайте, – сказал в ответ колдун.

– Вы меня слышите? – спросил мистер Грин.

Рождественский сидел как вкопанный и молчал.

– Вы слышите меня? – повторил вопрос Генри.

– Надо назвать его по имени, – посоветовал колдун Вуду.

– Хороший совет, – скривил губы Генри. – Но мне как раз надо узнать его настоящее имя.

Сервантес пожал плечами. Мол, а чем я могу вам помочь? Меня просили ввести человека в транс, я его ввел. А все остальное – ваши заботы. И все же Генри был профессионалом своего дела, умел вести допросы, даже если допрашиваемый сопротивлялся ему изо всех сил.

– Вы ландшафтный дизайнер? У вас своя фирма на Филиппинах?

Рождественский, соглашаясь, кивнул, сделал это, как «китайский болванчик», как кукла.

– Негусто, – проговорил Генри. – Как звучит ваше настоящее имя?

Рождественский остался неподвижным.

– Вас зовут Бальтасар? – провокационно спросил мистер Грин.

Резидент отрицательно повел головой.

– Теперь я хоть уверен, что он понимает суть вопроса. Вас зовут Карл Свенссон?

Рождественский закивал.

– И что мне теперь с ним делать? Он способен давать ответы только на уровне «да» и «нет». Да и то врет, отвечая мне.

Еще несколько раз мистер Грин пытался зайти с разных сторон, но «тройной блок» в голове у резидента был выставлен надежно, он был непробиваемым. Рождественский в знак согласия кивками и отрицательным покачиванием головы, даже находясь в трансе, отметал всяческие попытки изобличить его в шпионской деятельности и охотно соглашался, если у него спрашивали о шведском подданстве. Вопросы же типа, мужчина он или женщина, попросту игнорировал. Генри терял терпение. Ему хотелось встать и ударить шпиона.

– Если ему сейчас врезать по морде, что произойдет? – спросил он у Сервантеса.

Тот подумал немного и ответил:

– Или ничего, или очнется.

– Значит, и это бесполезно, – вздохнул Генри, но тут вдруг встрепенулся: – Бальтасар, спроси его то же, что и я. Может, у него будет иная реакция на другой голос?

Бальтасар повторил вопрос:

– Вас зовут Бальтасар? – но на автомате сделал это по-испански.

Рождественский, как и ожидалось, отрицательно покачал головой. Генри напрягся.

– Сеньор Педро, вы знаете китайский язык? – в его глазах зажглись огоньки надежды.

– Знаю.

– Тогда спросите у него что-нибудь по-китайски. Скажем: вы мужчина?

Педро исполнил просьбу. Рождественский остался безучастным.

– Это и требовалось доказать, – радостно воскликнул мистер Грин.

– Что доказать? – не понял Алонсо.

– Он не знает китайского!

– Зачем шведу знать китайский? – спросил удивленный Бальтасар.

– Из любой информации можно сделать правильный вывод. Если он не знает китайского, то вряд ли работает на китайскую разведку, – с видом победителя произнес Генри.

– Логично, – согласился Бальтасар Алонсо.

– Так. В этой тюрьме есть кто-нибудь, кто умеет говорить по-русски, по-вьетнамски и по-арабски? – спросил мистер Грин.

– Вьетнамец есть точно, и не один. Арабы тоже имеются. А вот русский? В этом я не уверен, – ответил Бальтасар. – Надо узнать у начальника.

– Ну, так вот. Быстро узнай. Найдешь – веди всех троих сюда.

Алонсо стремительно исчез за дверью. Рождественский продолжал пребывать в трансе.

– Вы сами верите в свое колдовство? – спросил Генри у Педро.

– Конечно, верю, – ответил колдун, плохо скрывая презрительный взгляд. Он сперва даже не понял вопроса американца.

– Это хорошо. При надобности сможете превратить его в зомби? – кивнул Генри на неподвижно сидящего Рождественского.

– Это можно. Но зомби теряет свою прежнюю память, воспоминания. И это уже необратимо. Из зомби человека назад не сделаешь, – ответил колдун. – Он еще минут пятнадцать в трансе пробудет. Обряд можно повторить только завтра.

– Надеюсь, этого хватит. К вопросу о зомби мы еще вернемся.

Цветной порошок вновь полетел на пылающие свечи.

Бальтасар вернулся довольно скоро. В бетонную без окон комнату конвоиры ввели троих заключенных со скованными наручниками запястьями. Один из филиппинских зэков был низкорослым вьетнамцем с испуганным взглядом. Второй – худощавым арабом с глазами разочарованного в жизни наркомана. Третий – татуированным громилой. На его руках из-под закатанных рукавов апельсинового цвета комбинезона виднелись синие надписи, сделанные кириллицей, и рисунки. На запястье улыбался зубастой пастью дьявол, что по зэковским понятием означало «оскал» – злой на власть. Если бы Генри разбирался в советско-российских татуировках, то непременно обратил бы внимание и на татуировку в виде ромбовидного перстня на указательном пальце – «отрицала».