Арч Стрэнтон - Скалолаз. В осаде Страница 10

А вдруг Джесси вообще не станет слушать его? Или, того хуже, рассмеется в лицо? Она имела полное право поступить именно так. Ведь он сбежал. Смотал удочки. Струсил. Будь у Гейба чуть побольше силы воли, он бы, наверное, сумел перебороть в себе это жуткое чувство вины за гибель Сары, но одно дело сказать… Давящая депрессия победила. Он уехал. Уехал, не попрощавшись, без предупреждения, не говоря ни лова. Просто однажды утром они проснулись и обнаружили, что его нет. И, наверное, ждали, видя, что его вещи на месте. Ждали долго и терпеливо. Никого не хоронят, не убедившись в том, что человек мертв. Но восемь месяцев — очень большой срок. Они должны были устать ждать. Гейб умер. Умер для них как товарищ, друг, спасатель. Он ушел из их жизни сам, по своему желанию. А если здесь Хел?

Не доехав до поворота двадцати метров, «лендровер» остановился. Гейб заглушил мотор и, откинувшись на сиденье, закрыл глаза.

А в самом деле? Что случится, если он и Хел окажутся один на один в пустом доме? Как поведет себя друг? Точнее, бывший друг. Скорее всего, кинется в драку и, зная характер Хела, Гейб с достаточной долей вероятности мог предположить: тот попытается убить его. Всерьез.

Но драки он не боялся. Драться ему приходилось и раньше. Нет, он боялся другого. Взгляда. Глаза, вот что было ужаснее всего. Обвиняющие, ненавидящие, испепеляющие глаза.

В этот момент Гейб вдруг впервые за восемь месяцев отважился посмотреть на собственное бегство с точки зрения окружавших его людей. Они могли подумать, будто он испугался того, что трос не выдержит двоих и специально разжал пальцы… Нет, господи, это же не так. Будь это так, он бы вообще не пошел на трос. Или… Черт!

Ему захотелось закричать от отчаяния. Черт! Но ведь Джесси так не думает? Господи, да они ведь знают его как облупленного! Пять лет в одной связке, карабкающиеся в буран на отвесную скалу, когда не на кого положиться, кроме как на друга! Неужели они смогут так подумать? Черт.

Он не хотел в это верить. Но, если смогут, значит, это уже не те люди, которых Гейб знал раньше. И тогда ему нечего делать среди них.

Открыв дверцу, он ступил на разъезжающийся под ногами гравий и вдохнул полной грудью влажный, прозрачный, до боли знакомый воздух. В нем витал аромат хвои и прохлада реки, слабый, почти неразличимый запах тающего снега и прелой листвы.

В ту же секунду Гейб уловил… даже не ветер, а лишь намек на него, но чуткие сосны отозвались, качнув мохнатыми лапами. Серебристые капли влаги посыпались на землю, в снег, прочертив сверкающие дорожки случайно пойманными в полете солнечными лучами.

Слух, притупленный ревом мотора, начал различать звуки. Сперва плохо, затем все отчетливее. Вот совсем рядом фыркнула лошадь, захрустел гравий под копытами, затем послышались шаги — Гейб почувствовал, как сердце его замерло, готовое забиться в неистовом, сумасшедшем ритме — и голос Джесси произнес:

—. Ну, ну, ну. Спокойно, милый, спокойно.

Гейб медленно пошел вперед. Он миновал поворот и увидел…

Ничего не изменилось. Тот же дом, тот же метеозонд на высоком флагштоке — к нему так привыкли, что не обращали никакого внимания — и Джесси точно такая же, как и восемь месяцев назад, в джинсах и толстом свитере, скребла жесткой щеткой гнедого коня, Вельзевула, прозванного так за свой буйный норов.

Она услышала шаги, но не обернулась, а только спросила:

— Хел, это ты?

Гейб остановился в нескольких метрах за спиной девушки. Он смотрел, как щетка скользит по шоколадной с отливом шкуре жеребца, оставляя на ней золотистые бороздки. Пальцы Джесси сжимали ее уверенно и сильно. Вельзевул фыркнул и взглянул на Гсйба темным влажным взглядом. Через мгновение конь узнал человека, когда-то кормившего его морковкой и сахаром с ладони, а узнав, фыркнул еще раз и потянулся к Гейбу мордой, пытаясь уловить знакомый сладкий запах лакомства.

— Ну-ну, стой спокойно, красавчик, — Джесси ладонью похлопала жеребца по мускулистой шее. — Стой спокойно…

Внезапно спина девушки напряглась. Она словно почувствовала неладное. Щетка двигалась все медленнее и медленнее, пока не остановилась совсем.

— Френк?

Она все еще не хотела верить.

— Здравствуй, Джесси, — тихо сказал Гейб.

Девушка вздрогнула и обернулась. Лицо ее застыло.

Наверное, именно такой и изобразил бы древний скульптор богиню бесстрастия, если бы таковая существовала. Такой и хотела казаться Джесси, но руки выдавали ее душевное состояние предательским подрагиванием. Заметив это, девушка скрестила их на груди и просто, словно Гейб никуда и не уезжал, а лишь отлучился на денек-другой, поздоровалась.

— Здравствуй, Гэбриэль.

За последние три года их знакомства Джесси ни разу не называла его полным именем.

Так они и стояли, глядя друг на друга, не зная, что же сказать дальше. Первым нарушил затянувшееся молчание Гейб.

— Занимаешься лошадкой?

Джесси перевела взгляд на руки, проверяя, унялась ли дрожь, затем на пенящуюся белыми барашками реку и спросила:

— Ты где пропадал?

— Работал, — ответил он. — В Денвере.

Гейб обошел Вельзевула, похлопав коня по крупу. Тот ткнулся ему в ладони, выпрашивая лакомство, но ничего не нашел, фыркнул, удивленно поднимая голову, а затем ткнулся человеку в шею и закрыл глаза, глубоко вздохнув. Гейб провел рукой по длинной шелковистой гриве.

— Понимаешь, — сказал он, продолжая разговор, — после этих похорон я вдруг проснулся посреди ночи и… понял, что больше не могу оставаться здесь. Мне надо было уехать.

— Да, — эхом повторила Джесси. — Тебе надо было уехать и ты уехал. Уехал, не подумав об остальных. О Френке, который любит тебя, о Хеле, который потерял любимого человека, обо мне, наконец. Знаешь, наверное, все хотели уехать. По крайней мере, большинство. Но мы остались. Все, кроме тебя. Ты проснулся ночью, тихо встал и вышел, не сказав никому ни слова.

— Джесси…

— Но, куда хуже, ты даже не подумал сообщить нам, что с тобой, где ты.

Гейб вздохнул и, отстранив Вельзевула, отошел к короткой коновязи.

— Джесси, наверное, ты права, я виноват, но тогда, на утесе… многое сломалось.

— Я знаю, — серьезно кивнула девушка.

— Но ты еще многого не знаешь.

— Гейб, ты напоминаешь маленького мальчика, который, туша устроенный взрослыми пожар, разбил любимую мамину вазу, прости за сравнение. Я знаю, погибла Сара. Но почему ты винишь себя в ее смерти?

— Не знаю, — он покачал головой. — Иногда мне кажется, что был какой-то другой выход. Я ищу его и не могу найти. Но меня постоянно мучает ощущение, что он есть, где-то совсем рядом, и, если понять, каков этот выход, то… Наверное, я неправ. И мне не нужно сожаление. Просто все время одна и та же мысль крутится в голове: если бы я не полез на этот трос, все могло бы кончиться иначе. Не знаю.

— Я ведь была там, Гейб. Ты помнишь? — Джесси подошла к нему и остановилась напротив. — Я не буду тебя успокаивать и не собираюсь жалеть, как того мальчика. Жалеют слабых. Но, по крайней мере, в одном я убеждена на сто процентов: ты делал именно то, что должен был делать! И поэтому перестань взваливать всю вину на себя! Ты сделал все, что было в твоих силах. Большего не смог бы никто, — она замолчала, собираясь с мыслями. — Есть такие люди, и их много, даже больше, чем нам кажется, которые не могут без того, чтобы не истязать себя за что-нибудь. За разбитую чашку, вырубленные леса в Бразилии, атомную бомбу, сброшенную на японцев. Их не волнует, есть ли действительно в этом их вина. Им важен процесс, важно, что все видят, как они страдают. Я знаю тебя. Ты не такой человек. По крайней мере, был не таким. И мне не хотелось бы, чтобы ты когда-нибудь таким стал. А поэтому скажи мне, Гейб, ты за восемь месяцев ни разу не задавался вопросом: какого дьявола Хел потащил на этот утес девчонку, которая никогда к горам и близко не подходила?

— Нет. Хел тут ни при чем. Я говорю не об этом. Мне нужно было что-то предпринять, а я просто висел и кричал ей: «Сара, держись!» Это моя вина. Пойми, я не удержал ее. Какой-то выход должен был быть…

— Его не было! — жестко оборвала его Джесси. — Пойми же это сам! Ее смог бы спасти только Господь Бог, а ты — уж извини меня — далеко не Бог. Нельзя казнить себя за то, что не сделал невозможного. От этого лучше не будет.

— А должно быть лучше? — вдруг спросил Гейб и взглянул девушке в глаза.

— Что?

— По-моему, ты не понимаешь…

— Не понимаю? — зло переспросила его девушка. — Вот что я тебе скажу, Гейб. Временами я, и правда, не понимала, чего мне хочется: любить тебя или ненавидеть. Иногда не знала, врезать тебе как следует или поцеловать. Но одно я знала и знаю точно до сих пор: я тебя понимаю.

Гейб неожиданно, подчиняясь идущему из самой глубины сердца импульсу, обнял ее и прижал к груди. Джесси напряглась, но не вырвалась, а осталась стоять, положив голову ему на плечо.