Виктор Степанычев - Сквозной удар Страница 10

К слову, эта самая семья состояла всего из двух человек – отца и дочери. Интересоваться, какова судьба матери Анны и, соответственно, супруги Дмитрия Васильевича, Гордеев не стал, излишним любопытством в подобных вопросах он никогда не отличался.

После пробежки Стас шел в «сухой» зал и примерно полчаса разминал мышцы, связки и работал над техникой рукопашного боя. На тренажерный зал Гору оставалось не более десяти минут, и этого ему вполне хватало. Он никогда не увлекался накачиванием мускулов, считая, что таскание тяжестей вредит гибкости и реакции, столь необходимой бойцу-рукопашнику.

Бицепс в пятьдесят пять сантиметров в обхвате, литые рельефы грудных мышц и кубики пресса не несли видимой пользы мастеру русбоя, карате-до и ушу. Кстати, по последним видам борьбы Гордеев имел черные пояса.

К пробуждению Анны размявшийся Станислав вид имел бодрый, но не сказать, что слишком веселый. Его рабочий день вступал в свои права, а значит, начинались тоска и тягомотина.

Утро девушки начиналось пробежкой по той самой дорожке, опоясывающей по периметру сад, по которой, проснувшись, нарезал круги и сам Гор. Бегала Анна не быстро, и Станиславу приходилось сокращать шаги, порой переходя с бега на ходьбу. Семеня, он трусил за девушкой, уныло косясь по сторонам, высматривая по окрестным кустам злого ворога, готового покуситься на охраняемый объект. Служба есть служба, за нее деньги платят, но и без денег Стаса с юных курсантских лет приучили выполнять строго и в полной мере возложенные на него обязанности.

Несмотря на все старания, злобных татей с кинжалами в зубах в кущах анчаровского сада и снайперов-кукушек на яблоневых ветках Гордеев высмотреть не мог. Да и откуда им здесь взяться? Охрана особняка бывшего генерала была организована по высшему разряду. Инфракрасные датчики движения вдоль периметра, два десятка видеокамер, перекрывающих обзором всю территорию поместья, – это то, что было на виду, что Стас с ходу «срисовал».

А еще Гор во время одной из утренних пробежек приметил торчащие из травы у забора и сливающиеся с ней по цвету стерженьки высотой сантиметров в восемь-десять и толщиной чуть больше карандаша. Они были разбросаны на расстоянии до полутора метров друг от друга. Стасу не составило особого труда идентифицировать эти совсем неприметные «карандашики» как радиосигнальные мины. Заступил в зону чувствительности электромагнитного поля данной штуковины, а это как раз полтора-два метра вокруг РСМ, – и получи фейерверк разноцветный чуть выше человеческого роста с завыванием громким и тревожным. У кого сердечко слабенькое, инфаркт обеспечен.

Стас изучал эти «игрушки» в теории, но на практике, в реальной жизни, с подобными устройствами ему встречаться не приходилось, не стояли они на штатном вооружении. Все больше по старинке работали – с сигнальными минами-растяжками образца пятидесятых годов. Во время рейдов вокруг бивака на ночь их обязательно ставили, проволочку разматывали и покрепче натягивали. Ежели на эту проволочку наступишь или просто зацепишься и потянешь, то чеку выдернешь и приведешь поганую вещицу в действие: огоньки разноцветные в воздух полетят, петарды рваться начнут, завоют противно. И самому приходилось несколько раз в разведке напарываться на сигнальные мины, а потом улепетывать со скоростью курьерского, потому что следом за фейерверком жди автоматной очереди… Помимо технических устройств пенаты Анчара берегла круглосуточная вооруженная смена секьюрити из десяти человек. Один старший, четверо, меняя друг друга парами, бдили в дежурке у ворот, а остальные держали оборону в доме – у пультов и видеомониторов. Зачем бывшему генералу такая серьезная охрана, от кого он так сильно бережется, можно было только строить предположения.

Но все эти подробности являлись не более чем наблюдениями за природой: грачи прилетели, лягушки заквакали…

Побегав по саду, Анна направлялась в тренажерный зал и около получаса работала на снарядах. После тренажеров она уходила в бассейн и минут двадцать плавала. В это время Станислав сидел в крохотной прихожей спортзала и скучал, просматривая не однажды перелистанный им дамский журнал, вероятно, забытый там его подопечной, судя по дате, года три назад. Закончив водные процедуры, охраняемый объект удалялся в дом, и вновь встречались они минут через сорок. За этот короткий срок Гордеев успевал принять душ, переодеться, позавтракать и посмотреть новости по телевизору в холле на первом этаже особняка.

Примерный распорядок дня он узнавал там же от Анны, спустившейся в холл из своих апартаментов. Она коротко и сухо бросала примерно такую фразу:

– Сегодня у меня тренировка по карате, косметический салон, Элина и конный клуб.

Выслушав девушку, Станислав степенно кивал и деланым густым басом отвечал:

– Как скажете, хозяйка!

Анна выходила из себя, злилась, особенно в первые дни его телохранительской деятельности, и запрещала подобным образом реагировать на ее слова. Однако Стас каждое утро вновь и вновь повторял эту фразу. Это было местью Гордеева за свою скуку, эдакой мелкой пакостью, которую он мог себе позволить. Заканчивалось противостояние тем, что девушка не делала замечаний, а только кидала в его сторону сердитый взгляд из-под густых ресниц. Затем она резко поворачивалась и в молчаливом негодовании удалялась. Станислав, тяжело вздохнув, предвидя очередной долгий тоскливый день, пристраивался за охраняемым объектом.

По его наблюдениям, Анна злилась еще и потому, что считала, что Стас относится к ней пренебрежительно. По крайней мере, тон, которым Гордеев разговаривал с ней с первых минут знакомства у придорожного кафе в Одинцове, а затем – в своей холостяцкой квартире, он не менял. На колкость девушки он отвечал не меньшей колкостью, на ее холодность реагировал еще более холодно, на нотки высокомерия, нечасто, но пробивающиеся в речи Анны, не обращал внимания. Более того, время от времени приходилось ставить ее на место, когда Анна Дмитриевна вспыхивала и пыталась устроить ему скандал, как правило, ничем не обоснованный. И происходило это не сказать, что редко.

Так уже на третьи сутки, как Станислав приступил к работе, случился первый инцидент подобного рода. В тот день Анна встречалась с Элиной, своей подружкой. Они общались, как правило, два-три раза в неделю, и происходило это в кафе-кондитерской на Тверской. Обычные девичьи посиделки за чаем-кофе и кусочком торта: поболтать всласть, посплетничать, посмеяться…

Гордеев ожидал Анну в уголке зала, коротая время за чашкой кофе. Он, как и положено телохранителю, поглядывал по сторонам, чтобы вовремя высмотреть угрозу, грозящую его подопечной. Рассмотреть среди посетителей кафе наемных киллеров и злых террористов ему никак не удавалось. Взгляд Станислава натыкался все больше на хлопотливых мамаш с детьми, благообразных дам бальзаковского возраста, а также приятных во всех отношениях дам и девиц. Две последние категории порой встречались с ним глазами, и в них можно было прочитать явную заинтересованность единственным мужчиной в кафе. Но Стас никак не реагировал на эти взгляды: служба и ничего кроме службы.

Злодеев в тот день, как, собственно, и в другие, Гор не высмотрел, а вот то, что Анна с Элиной раз и второй заказали себе в дополнение к кофе и тортику коньяку, он сумел разглядеть и принять данный факт к сведению.

Скандал случился прямо у порога кафе. Станислав вышел первым на улицу, осмотрелся по сторонам и, пропуская мимо себя к автомобилю Анну, чисто автоматически глянул на наручные часы. Посиделки подружек несколько затянулись, по графику девушки она уже должна была находиться в конном манеже. Неожиданно для Стаса проходящая мимо Анна бросила почти со злобой:

– Нечего мне указывать, намекать, что я опаздываю. Без тебя знаю!

Станислав отреагировал на выпад спокойно:

– Я никому ни на что не намекаю.

– Я тоже. Видела, как ты, мачо одинцовский, глазки девушкам в кафе строил, – с явным ехидством выдала Анна.

– Не понял! Какие глазки? – несколько растерянно, но более возмущенно протянул Гордеев.

– Все ты понял, – отмахнулась от него девушка, направляясь к машине, и высокомерно бросила: – Быстро в конный клуб!

Тут Станислава словно подбросило.

– Хрен тебе с редькой, девица, а не клуб! После коньяка – на коня?! А потом мне твои телеса с опилок в кучу соскребать? Домой едем! – мрачно и решительно выдал он. – И вообще, напилась, так веди себя прилично!

Анна застыла соляным столбом у машины. Стас открыл перед ней дверку:

– Прошу, мадемуазель!

– Ты… Ты что себе… позволяешь! Телеса… напилась… – едва выговорила, задыхаясь от возмущения, девушка. – Мне еще никто и никогда раньше… Грубиян! Ты уволен!

– Не ты на работу принимала, не тебе и увольнять. И насчет грубости: сама первая хамить начала. Я тебе никакой не мачо одинцовский, а телохранитель при исполнении. А что никто и никогда на место не ставил, то это неправильно. Когда-то надо начинать, – спокойно парировал выступление Анны Гордеев и негромко, но властно скомандовал: – В машину!