Караваешникова Елена - Офицеры-2 Страница 10

Когда они вошли в кабинет, он достал бутылку коньяка, а секретарша нарезала и поставила на стол закуску.

— Как нога? — спросил начальник санчасти.

— Болит, как и полагается. Да ты все про мою ногу знаешь, я же каждый день приезжаю на перевязки. Давай лучше поговорим о моем парне. Что скажещь, Алексей Петрович?

— Я не ясновидящий, пока ничего. Откуда он вернулся?

— Из Африки.

— Понятно… Ему так и так месяц на карантине отсидеть положено.

— Вот и отлично. Будем считать, что он у вас на карантине отсиживает. Ты же понимаешь, Алексей Петрович, Гайдамак — сотрудник исключительной ценности, ему, может, еще поработать придется, и запись о психической ненадежности ему в личном деле ни к чему.

— Хорошо, пусть будет карантин, а обращение к психиатрам по поводу посттравматического стрессового расстройства, ПТСР — обычное для них дело. Повышенная тревожность, ретроспекции. Насчет записи решим, но о его реальном состоянии и возможности дальнейшего использования я тебе дам объективную информацию.

— Это само собой. Я надеюсь, особых проблем у вас с Гайдамаком не будет. Вы и не таких, как он, восстанавливали.

— Ну, давай за то, чтоб у него все было хорошо. — Начальник санчасти поднял рюмку.

Они выпили и закусили настоящей отечественной сырокопченой колбасой.

7

После разговора с Хиттнером Ставр весь день провалялся в казарме. За почти три года жизни в Африке он привык к жаре. Но все связанные с климатом непонятности значительно уменьшались благодаря комфортабельным условиям, которые обеспечивали ценным специалистам в резиденции президента. Сейчас Ставр мог только с сожалением вспоминать их с Шуракеном коттедж, по европейскому стандарту оборудованный кондиционерами и душем. А в «поле», как на своем жаргоне спецы называли выходы в боевые рейды, на климат жаловаться не приходилось: на войне как на войне.

В железобетонной коробке казармы стояла одуряющая духота, наполненная испарениями потных человеческих тел. Тяжелая, тягучая тишина нарушалась бредовым бормотанием и невнятными выкриками новых товарищей Ставра — этих ландскнехтов двадцатого века, во сне переживающих перипетии своих прошлых похождений.

Ставр вытянулся на спине, расслабил мышцы, закрыл глаза и сфокусировал внутренний взгляд в середине лба между бровями. Через некоторое время он перестал ощущать свое тело, слышать бормотание и тяжелое дыхание людей на соседних койках. В мысленно обозначенной им точке в середине лба возникло красное свечение. Ставр предельно активизировал свои внутренние радары и начал искать Шуракена. Он искал его, как один затерянный в океане корабль ищет другой, посылая в пространство радиосигналы. Ставр напрягал воображение, пытаясь увидеть Шуракена, материализовать его в своем сознании. Он хотел послать сигнал, что жив, и получить весть, как с Шуракеном — хорошо или плохо.

Никакого ответа Ставр не получил. Трассы его энергетических посылов уходили в пустоту и не возвращались.

Ставр вышел из медитации уставший и разочарованный. В минуты опасности связь между ними возникала сама собой: они понимали друг друга мгновенно и действовали как единая система. Они превращались в одно, как тетива, напряженное целое. Все мысли и намерения становились ясны для обоих: подобно волкам или собакам, они понимали друг друга на телепатическом уровне. Но когда Ставр волевым образом попытался сделать это сейчас, ничего не получилось.

Он стал думать о том, что шанс, конечно, шансом, но надо как можно скорее найти способ удрать из лагеря и начинать пробиваться в Россию. Он не сомневался, что Шуракена уже нет в Сантильяне. Его просто не могло там быть, после того что они сделали с базой «Стюарт». Черным Шуракена вряд ли бы выдали, да и кому там выдавать? Президент Агильера сам во имя Господа и республики вдохновил их на нападение на базу, хотя, скорей всего, не он отдал приказ о реальном уничтожении базы.

Казалось бы, проще всего было сообщить свое имя и заявить о российском гражданстве, но… Этих проклятых «но» было несколько. Во-первых, легально вернуться в Россию Ставр мог только под конвоем, а это означало потерю свободы действий. Если он хотел разобраться в том, что случилось, и помочь Шуракену, в Россию надо возвращаться нелегально. Второе «но» было служебной инструкцией, запрещавшей сотруднику секретного спецподразделения заявлять о своем российском гражданстве. С той минуты, как они с Шуракеном прилетели в Сантильяну, их документы хранились в сейфе у Ширяева. А третьим «но» был весьма предусмотрительный принцип: попался — выгребай сам, не ставь на уши руководство.

Когда раскаленный шар солнца скатился к горизонту, на дно расщелины, в которой помещался лагерь, легла густая тень. Обитатели лагеря зашевелились. Ставр проснулся весь в липком поту, с тупой болью в голове, но струя холодной воды из той самой колонки, с которой он едва не нарвался сегодня утром, быстро привела его в норму. Рычаг колонки качал все тот же тип, теперь Ставр знал, что зовут его Дан Дренковски.

Кормили в лагере два раза в день. Так же, как утром, заключенные умывались или обливались водой у колонки и шли в столовую. Теперь, когда Ставр понял, что в ближайшее время удрать ему не удастся, он начал присматриваться к своей новой компании. Молодые мужчины, заключенные в фильтрационном лагере, не были уголовниками в обычном смысле: профессиональные наемники, они зарабатывали на жизнь умением воевать. Война кормила их и предоставляла неограниченные возможности для самых безрассудных авантюр. Преступление большинства из них заключалось в том, что, воюя за деньги, они становились участниками грязных дел тех, кто их нанимал. Но зачастую разница между бандитом и солдатом удачи зависит от того, как обернется дело. Среди «клиентов» Хиттнера попадались отпетые мерзавцы, за которыми тянулся след кровавых расправ, бесчинств и грабежей.

Особенно устрашающее впечатление производили кубинцы. Их было трое. Держались они особняком, никого близко к себе не подпуская. Ходили, как тигры, — мягко, бесшумно, настороженно поглядывая по сторонам. Один из них был бородатый гигант под два метра ростом. В его лице сильно ощущалась негроидность, а тело было сплошь покрыто цветными татуировками. Кроме кубинцев поражали своим экзотическим видом и другие личности, но, возможно, они-то как раз были не самыми опасными здесь.

Для того чтобы обеспечить себе сносное существование в лагере, Ставру предстояло выбрать среди этих людей возможных друзей и вычислить потенциальных врагов. Поэтому после ужина он пошел на плац играть в американский футбол. Игра была лучшим способом быстро со всеми перезнакомиться, показать себя и присмотреться к другим.

Игра напоминала битву диких жеребцов. В свалке запросто могли вдавить пару ребер, сломать руку или ногу. Обычно игроки в американский футбол надевают такое количество защитных приспособлений, что оно делает их похожими на пластмассовых роботов-трансформеров. Естественно, ничего подобного здесь и в помине не было, но никто не делал скидки на отсутствие шлемов, щитков на плечах, налокотников, наколенников и прикрывающих пах раковин.

Боль и раны считались неотъемлемой частью игры. На плац выходили, чтобы продемонстрировать отличительные знаки самца — показать свое презрение к боли, владение собственным телом, фанатичную агрессивность и безжалостность в соперничестве.

Отлично скоординированный и от природы одаренный способностью к резкому, почти с места, набору скорости, Ставр был словно создан для этой игры. Он мог, не теряя скорости, мгновенно, одним прыжком, менять направление, уходя от столкновений, попыток сбить его с ног, взяв на корпус. Среди других игроков увальней тоже не наблюдалось, но в план Ставра и не входило доказывать, что у него тут «самые большие яйца», пожалуй, это был бы самый быстрый и верный способ нажить себе кучу врагов, а он хотел найти друзей. И он знал, что скорей завоюет их благодаря не физическому превосходству, которого, в общем, не было, а присущему ему чувству команды и партнера. Поэтому именно его чертовски удачная передача бывшему рейнджеру, по имени Текс принесла победу команде, за которую Ставр играл.

Текс забил победный мяч и пришел в дикий восторг от парня, с подачи которого ему удалось это сделать. Высоко подпрыгивая, тряся руками над головой и завывая, как бабуин в брачный период, он бросился к Ставру, обнял его и хлопнул по спине так, что у того загудело в груди. Ставр не остался в долгу: ребра рейнджера затрещали от его ответного объятия. В общем, они прилично помяли друг друга. Прочие члены команды бесновались и орали, выражая свою радость, хлопали друг друга по здоровым спинам.

С плаца Ставр и Текс пошли к колонке. Они остудили артезианской водой разгоряченные тела, смыли пыль, которая, смешавшись с потом, превратилась в липкую грязь, и постирали футболки. Повесив их сушиться на ферму прожектора, Ставр и Текс отошли подальше, чтобы им на головы не сыпались мерзкие насекомые, танцующие свой танец смерти в луче прожектора. Мужчины опустились на корточки. Это самая удобная поза для отдыха и разговора. Им не хватало сейчас только по банке холодного пива, а полпачки сигарет имелось у Ставра в кармане куртки. Текс оценил его щедрость, когда Ставр предложил закурить.