Сергей Устинов - Дрянь Страница 10

— Уходите, мы никому ничего не скажем.

Двое молча приближались. Он сжал губы, бросил камень и не попал. Один кинулся ему под ноги, свалил, второй двумя руками, как молотом, ударил по затылку. Парень еще попытался встать, поднялся на четвереньки, но тут же страшный удар ногой отбросил его с гребня, и он покатился вниз в облаке пыли и камней. Тело подпрыгивало на уступах и летело дальше вдоль почти отвесного склона.

Девушка, тяжело дыша, то и дело в ужасе оглядываясь, прыгала с камня на камень. Двое догоняли. Перед ней открылась расщелина метра два шириной. Она остановилась, балансируя на краю, боясь прыгнуть. За валуном показалась голова преследователя, и девушка заплакала. Она прыгнула, не дотянула до края, уцепилась было за кусты, но сорвалась, полетела вниз.

Услышав далекий грохот, руководитель группы, тот, что был в кепке, тревожно оглянулся. По склону тянулся пылевой след камнепада.

На вечернем перроне у входа в спальный вагон рядом с проводником стояли трое: подтянутый пожилой мужчина — Виктор Михайлович, спортсмен и еще один, маленький крепыш.

— Две минуты, — нервно сказал Виктор Михайлович, взглянув на часы. — Что-то случилось.

— Дома нет, я два раза ездил, — заметил крепыш. — Но дверь не опечатана.

— Тьфу на тебя! — в сердцах воскликнул Виктор Михайлович.

— Скорый поезд Москва — Ташкент отправляется с третьего пути, — сообщил репродуктор. — Отъезжающих просят занять свои места, провожающих — выйти из вагонов.

— Заходите, — сказал проводник, — сейчас поедем.

С грохотом ходила под ногами вагонная площадка. Мукасей стоял в темноте в переходе между двумя вагонами и курил, пуская дым к сереющему небу, мелькавшему узкой полосой над головой. Бжих-бах, вжих-бах — зыбкие, как пароходная палуба в шторм, ходили туда-сюда стальные плиты. Чтобы не упасть, Мукасей держался за какой-то шланг.

Хлопнула, как выстрел, дверь в тамбур, держась друг за друга, проскочила, шатаясь, веселая парочка... Снова пушечно хлопнула дверь... В третий раз ее открыли аккуратно. Человек в железнодорожной форме остановился, посветил фонариком. Спросил настороженно:

— Гражданин, из какого вагона? Билет есть у вас?

— А... Да... Вот! — Мукасей достал из кармана билет.

Железнодорожник осветил билет, потом будто невзначай махнул лучом фонаря по лицу Мукасея.

— Пройдите в тамбур. Здесь нельзя стоять.

И, еще раз глянув с подозрением, пошел дальше.

Снова стукнула железная дверь. В переход вошел спортсмен, нагруженный бутылками боржоми. Мукасей отпрянул, успел отвернуться. А спортсмен хлопнул за собой дверью, открыл следующую, попал из межвагонного грохота в относительную тишину, прошел половину вагона — и остановился, пораженный внезапным подозрением. Осторожно поставил бутылки на коврик, повернул обратно. Осторожно открыл дверь в тамбур, еще более осторожно — сперва чуть-чуть, потом шире — дверь в переход. Распахнул настежь — никого.

Мукасей быстро шел по вагонам, почти бежал. Грохот — стук — ковровая тишина купейного, грохот — стук — свисающие в проход руки плацкартного, грохот — стук... Он едва успевал захлопнуть дверь тамбура, как с противоположной стороны появлялся спортсмен. В последнем вагоне, в последнем тамбуре это должно было кончиться.

Спиной к Мукасею неторопливо шел, вытирая большую лысую голову казенным вафельным полотенцем, толстый человек в пижаме.

— Извините, — сказал Мукасей, протискиваясь мимо него. Толстяк обернулся, прижавшись животом к стенке, пропустил Мукасея, рванул ручку двери и исчез в своем купе. А Мукасей сделал по инерции еще два шага, круто повернулся, прыгнул назад, отодвинул ту же дверь, шагнул через порог, задвинул дверь на место и привалился к ней спиной.

— Здрасьте, — сказал он, изо всех сил стараясь изобразить на лице радость от негаданной встречи. — Не узнали? — При этом он судорожно шарил пальцами у себя за спиной, нащупал рукоятку замка и повернул ее. В купе было полутемно, горел только ночник в изголовье нижней полки. На Мукасея удивленно и испуганно глядел давешний попутчик — «деда». Узнал, заулыбался, лицо его разгладилось. Приложил палец к губам, показав подбородком на спящего внука. Мальчишка лежал, разметав простыни, на соседней полке.

Спортсмен добрался до двери последнего тамбура и безуспешно дергал запертую дверь.

— Вот какое горе у нас, — тихо и скорбно рассказывал «деда» Мукасею. — Как приехали, на второй день пес и сбежал. Оглянуться не успели — сбежал, подлец. — «Деда» горестно качал большой головой и повторял: — Такое горе, такое горе... Этот рыдает, — он кивнул на внука, — я сам на валидоле. Даже на ВДНХ не пошли. Лучше в дома сидели, никуда не ездили...

Больше говорить стало не о чем, Мукасей поднялся. Вровень с его головой была пустая верхняя полка. Он похлопал по ней ладонью:

— А тут у вас что, никого?

— Пусто, — отозвался «деда».

— У меня соседи беспокойные, может, я у вас останусь? Не возражаете? А утром с проводником договоримся. А?

Поезд стоял у ташкентского перрона. Толкаясь чемоданами и сумками, пассажиры выдавливались из дверей, становились толпой, плывущей в направлении здания вокзала. В конце концов Мукасей остался в вагоне один. К нему заглянул проводник:

— Заснул? Приехали...

И начал выгребать из-под столика пустые бутылки. Мукасей неторопливо поднялся, вышел на пустеющую платформу.

Он стоял под часами на привокзальной площади, когда рядом остановился беленький «запорожец». Из машины выскочил худой смуглокожий молодой человек, бросился к Мукасею. Они обнялись.

— Ну? — напористо спросил Мукасей.

— Я все сделал, как ты велел, — с легким акцентом ответил тот, — чуть не в самое купе к ним влез. Потом проводил до выхода. Понимаешь, их встречали. Красная «шестерка», я номер записал. Не ташкентский номер, такие дела! Они выехали на трассу и ушли от меня, вот так. — Он с досадой взмахнул руками: — Что моя таратайка против них, такие дела!

У Мукасея застыло лицо. Он схватил молодого человека за рукав:

— Сайд, мне надо их догнать, понимаешь?

— Ничего я не понимаю, — пожал плечами Саид. И добавил с обидой: — Как я могу понимать, когда ты ничего не объясняешь, а только звонишь среди ночи, говоришь: «Сайд, сделай так...»

— Мне надо! — крикнул Мукасей так, что прохожие обернулись.

— Не кричи, — сказал Сайд. — Надо так надо. Садись в машину.

Они стояли на летном поле, вихрь от винтов вертолета рвал куртку на Мукасее, вздувал рубашку Сайда.

— Это свои ребята, афганцы, — перекрикивал шум двигателя Сайд. — Возят наших геологов. Сейчас летят в Бухару. Я договорился, они возьмут тебя с собой.

Мукасей махнул рукой в знак согласия и благодарности и пошел к вертолету.

— Так ты мне объяснишь, что происходит? — заорал ему вслед Сайд.

— Нет!

— Вон еще красненькая, — сказал пилот, вытягивая руку в направлении шоссе, тонкой нитью петляющего в горах. Вертолет чуть-чуть наклонил свой стеклянный нос и стал снижаться. Мукасей в очередной раз снял с задней стенки кабины тяжелый полевой бинокль. Он вибрировал в руках, изображение прыгало, наконец ему удалось поймать багажник красных «жигулей» и разглядеть номер.

— Они, — пробормотал он. — Они!

И в этот момент Мукасей увидел, как вспыхнули фонари, машина притормозила и, показав мигалкой, что поворачивает, действительно свернула направо, на какую-то боковую грунтовую дорогу, уходящую круто в горы.

— Куда это они? — в изумлении воскликнул Мукасей.

Вертолетчики переглянулись, один из них с сомнением покачал головой, но другой махнул рукой: дескать, давай уж до конца. И вертолет, сделав круг и набирая высоту, двинулся курсом, параллельным красным «жигулям».

— Куда это мы? — поинтересовался недовольно и подозрительно Виктор Михайлович. Его мотало и подбрасывало на ухабах. За машиной стелился шлейф пыли.

— Маленькая экскурсия, — откликнулся Фархат. — Здесь в горах такие виды... Хочу, чтобы вы знали: у меня от вас секретов нет. Друзья должны доверять друг другу, или я не прав?

Вдруг какие-то белые клочья ударили в лобовое стекло вертолета. Впереди стеной вставала полоса тумана, скрывая склоны гор, а вместе с ними и уходящую вверх грунтовую дорогу, по которой пылил красный автомобиль. Один из пилотов повернулся к Мукасею, удрученно развел руками:

— Придется поворачивать оглобли. Здесь это часто...

Мукасей напряженно думал.

— Можете высадить меня поближе к дороге?

— Если найдем площадку...

Вертолет стал снижаться.

Фархат вел за собой своих спутников по узкой, едва заметной в траве тропке. Остановились на краю обрыва, поросшего кустарником. Фархат поманил гостей поближе, раздвинул кусты.