Сергей Зверев - Битва с богами Страница 10

Робин саркастически хмыкнул.

— Напрасно смеетесь, — резко отреагировал Ахманов. — Это технологии, сертифицированные Ассоциацией психологов США.

— А, ну если США, — кивнул я. — А этот Дима — он с кем здесь общался?

— Здесь — ни с кем. Был замкнут. Но однажды я вышел из здания после окончания занятий и увидел его с каким-то мужчиной. Тот держал его за локоть. И что-то вкрадчиво внушал. Я еще тогда подумал, может, он из этих… Из нетрадиционных? Сейчас это модно.

— Все может быть. А что за мужчина?

— Невысокий, какой-то вертлявый, с усами. Неприятный.

— Композиционный портрет составить можете?

— Да что вы? Мельком видел.

— Когда это было?

— Я тогда в ВАК ездил — кандидатскую защищаю. Двадцать третьего марта. Точно — этот день.

Больше ничего выжать из психотехнолога не удалось.

Зато удалось изъять записи видеонаблюдения за двадцать третье марта службы безопасности «Банка Москвы». Стеклянное око перекрывало подходы к филиалу банка, захватывало ограду и ворота детсада, оккупированного клубом «Инсайт».

Просматривая вместе с Робином на моей хате эти записи, я присвистнул.

Запись была цветная. Цвета блеклые, но четкость более-менее приличная — качества — хватило, чтобы рассмотреть Диму и его собеседника.

Я встряхнул головой.

— Что, знакомый? — спросил Робин.

— Мимолетный знакомый.

— Это как?

— Это тот стервятник, которого я уложил на квартире Архимеда… 

Глава 10. Эстетика заката

На этот раз Куратор назначил встречу на «Винзаводе», расположенном в 4-м Сыромятническом переулке, что в пяти минутах ходьбы от Курского вокзала. До революции в этих промышленных помещениях располагался пивоваренный завод «Московская Бавария», потом винный комбинат. А сегодня там вольготно раскинулся центр современного искусства.

Не знаю, с какой целью Куратор устраивал встречи в храмах искусства — возможно, проводил надо мной какие-то психологические эксперименты, пытался понять, может ли прекрасное и вечное пробиться сквозь толстую шкуру бывшего спецназовца ГРУ. В общем-то, может. Но редко.

В ожидании Куратора я решил ознакомиться с экспозицией — не зря же сто рублей уплочены. И теперь бродил внутри краснокирпичных промышленных построек, некогда бывших цехами, дегустационными лабораториями, винными подвалами.

Там царил лютый ужас.

Что только не создаст больное воображение. Человеческий скелет с отвисающим в причинном месте батоном колбасы. Картина «Песни мусора» с изображением чего-то непонятного, но исключительно гнусного. И сам мусор был рядом — какие-то огрызки, ошметки, разложенные в виде геометрических фигур. Скульптура из трех муляжей автоматов Калашникова с подписью «Ассоциация кармических модификаций». Ну и, конечно, длинные ряды картин, скульптур и фотографий с изображениями задниц, грудей и других обычно скрытых одеждой частей тела. Но задниц было больше. К ним творцы испытывали особую тягу, возможно, на этой теме у них произошла психологическая фиксация. Особенно порадовал пылесос, надувающий резиновую задницу.

Были высокотехнологические образцы типа «Адский луноход» — садовая тачка, щедро утыканная антеннами и пружинами. Вдоль стены стояли изогнутые корыта — ржавые, грязные, но что-то там символизирующие — хотя, может, это просто инструмент, оставшийся после рабочих, ремонтировавших помещение, и принятый за экспонат.

Была тут и знаменитая картина «Целующиеся милиционеры» с двумя гомиками в форме — когда-то она вызвала бурю негодования, но на фоне сегодняшних триумфальных побед извращенцев всех мастей воспринималась уже как милый образец патриархального искусства. Дальше шли «Повесившийся милиционер», «Трахающийся милиционер».

И опять задницы, задницы, задницы. В одном месте я застал даже пару живых голых задниц, на которых краской были нарисованы глаза и лица, что вызвало ассоциации с непристойными зековскими татуировками. Их обладатели умудрялись часами стоять на коленях, удивляя посетителей. Сдержав почти непреодолимое желание наподдать по филейной части тяжелым башмаком, я направился дальше.

Ну а тут выставляется живой классик — стена завешана фотографиями автора, огуливающего различных животных. На фотках художник был гол, убог и мерзок, а животных было жалко.

Серия картин «Источники вдохновения»: «Кокаин», «Метадон» и дальше без остановок.

В обязательном порядке несколько картин на библейские темы, свободно подпадающие под статью о глумлении над религиозными чувствами. Типа сошествие Христа к шлюхам в полицейский обезьянник.

Было ощущение, что основная часть произведений создавалась прямо на месте творцами, распечатавшими здесь нетронутые винные подвалы, да так и павшими в борьбе с зеленым змием — познавшими и «белочку», и алкогольный делирий. Хотя лучше для таких экспозиций подошло бы конопляное поле, а не винзавод.

М-да, искусство как таковое приказало долго жить. Живописные полотна с пасторальными пейзажами и прекрасными дамами ныне не в моде. А в моде инсталляции — когда «художник» бессистемно разбрасывает всякую дрянь на территории размером с комнату — сломанные стулья и компьютеры, разбитые унитазы и гнутые вилки. Это называется авторским взглядом на несовершенство мира. А если среди этого мусора сидит голая девка — это уже перфоманс.

Около такой обнаженной фемины, уютно пристроившейся в обнимку с приколоченным к фанерному листу писсуаром, я и застыл в задумчивости. За этим занятием меня застал Куратор.

— Любуешься? — спросил он.

— Недоумеваю. Почему нам было не встретиться в приличном заведении типа стриптиз-бара?

— Нужно же тебя встряхнуть.

Мы прошли мимо алюминиевого бака с надписью «Срань Господня».

— М-да, с ликвидацией карательной психиатрии российская интеллигенция лишилась квалифицированной медицинской помощи… Все равно не понимаю — зачем все это? — обвел я рукой зал.

— Зачем искусство заменили на эпатаж?

— Именно.

— Из мира уходит гармония… Лавинообразно растет накопленная цивилизацией информация. А взамен уходит красота.

— Просто победили гнусные извращенцы. — Я кивнул на очередной шедевр — фотографию балерины, пьющей из унитаза. — И это кому-то выгодно.

— Эстетическая трансформация цивилизации направляется теми, кто считает человечество за стадо, а себя определили пастухами.

— За версту видать старого чекиста, который даже в картинной галерее найдет мировой заговор.

— Найдем, — кивнул Куратор. — Кстати, благодарность тебе от командования за Гремлина. Похоже, он действительно имеет отношение к «правдолюбам»…

— Всенепременно имеет.

— Все-таки ты везучий, черт. Мои ребята сейчас работают по его связям. Может, отыщем и его самого.

— Хоть на что-то я сгодился.

— Мы тоже не лаптем щи хлебаем. — Он протянул мне небольшую флешку. — Нашли мы Таю, на которую твой Архимед ссылался.

— Вот это новость.

— Таисия Лопарева. Это не его зазноба и не родственница. Дальняя связь его покойной матери.

— И он пошел к ней в минуту опасности.

— Решил, наверное, что так будет надежнее. Никто не отследит связь… Нам ее взять в оборот или сам справишься?

— Сам, — не долго думая, определился я.

— Группа обеспечения и прикрытия нужна?

— Обойдусь.

— На флешке все данные на нее. Удачи, спецназовец. 

Глава 11. Врач высшей категории

— Ну что за вашу мать, — в сердцах воскликнул я, когда длинная железная змея застыла на неопределенное время, не пуская никого за кольцевую дорогу.

Железные кони затоптали все живое в городе Москве. Сожрали зеленые насаждения, дворы, загрязнили воздух. Они перекрыли город, делая движение по нему невозможным. Личная машина — это фетиш. Это престиж, статус. Понты, наконец. И мечта. По большому счету, автомобиль один из недобрых божков современности. Ему поклоняются, приносятся жертвы — перекраиваются города и среда обитания, высасываются недра и человеческий труд. Он же собирает кровавый урожай и завоевывает все новые пространства.

Человечество безуспешно пытается бороться с этим божком. Вводятся свободные от автомобилей зоны. В Пекине четные номера ездят по четным дням, а нечетные — по нечетным. В Шанхае номер на автомобиль стоит дороже самого автомобиля. И все равно автомобили побеждают. А Москва полностью сдалась на милость победителя.

После дезертирства из частей спецназначения Российской армии, улегшись на дно, я работал механиком на автобазе. Я люблю механизмы и знаю в них толк. Но к легковым автомобилям отношусь как-то равнодушно. Будь моя воля, я бы изгнал их из городов. Вспоминались картинки пятидесятых годов — как тогда представляли будущее. Монорельсовые дороги, скоростные поезда в прозрачных трубах, самодвижущиеся тротуары — вот это высокая цивилизация мегаполиса, которая так и не была построена. Взамен ей наплодили карет с двигателями внутреннего сгорания.