Фридрих Незнанский - Цена любви Страница 10

— Очень давно, наверное, не меньше года назад! Поэтому я и забыла и даже на поминках окончательно не вспомнила, меня Дарья этим своим «Дэном» сбила…

— Вы уверены, что он?

— Уверена! У него подбородок характерный, видите, какая ямка глубокая? А волосы тогда были нормальные, даже длинноватые, это меня тоже сбило… Точно он, не сомневайтесь! Помню, я тогда еще на эту ямку внимание обратила, показалось, что это след от шрама, а он Машеньке языком пощелкал, чем меня удивил… Мужчины редко на таких крошек внимание обращают.

— Больше вы его не видели?

— Нет, ни разу. На это точно он!

— Вы хорошо знали остальных одноклассников мужа, с которыми он дружил?

— Только Павла Сергеевича Чернобровова, он у нас часто бывал. Замечательно простой человек, дружил с Колей, хотя и известный такой, но с нами был всегда запросто… Я не сомневаюсь, что это он мне деньги передал через Константина Дмитриевича, Коля ведь ему тоже в свое время помогал раскручиваться, давал взаймы…

— Большую сумму?

— Я не в курсе, знаю только, что помогал… Уж кто-кто, а Павел Сергеевич тут вовсе ни при чем, поверьте! Он, если не считать Дарьи, больше всех горюет по Николаю… Вот у них — точно дружба, и никто меня не переубедит в том, что Гамза убийца! Ничуть не жалею, что выгнала его с поминок: это ж каким наглецом надо быть, чтобы после всего войти в наш дом!..»

На этом месте запись обрывалась — момент прощания с вдовой Плетнев не зафиксировал. Видимо, больше ничего существенного Марина Мальцева ему не сказала: как профессионалу Александр Борисович Антону доверял целиком и полностью.

Турецкий поднялся и задумчиво побрел обратно на кухню, решив выпить чаю.

Ссора между Гамзой и Мальцевым была, видимо, Меркулову неизвестна. Иначе вряд ли бы он передал Марине те деньги… Константин Дмитриевич говорил о них нынче в «Глории», вот только вдова ошибалась в одном: сумма, и довольно крупная, была вручена Марине действительно Меркуловым, но передал ее вовсе не дирижер, а как раз Гамза… Сложненькая картинка, похоже, вырисовывается… Следует взять на заметку и еще одну деталь: Мальцева сказала, что не знает, все ли деньги, полученные от какого-то доходного дельца, провернутого ее мужем, вложены в китайский цех. Успел ли Николай передать Чжану требуемую сумму…

Что, если вдовушка кривит душой, что, если Мальцев вообще ничего не передавал китайцу, а только собирался и она это знала? И в таком случае получается, что под подозрением Марина Мальцева остается в качестве материально заинтересованного лица… Красотка, намного моложе мужа. А любовь и горе изобразить практически любая женщина может на пять с плюсом. Да еще и обвинить очень кстати рассорившегося с супругом его друга, подставив его под подозрение вместо себя. А если подумать, то и на Дашу успела пусть не подозрение, а тень, но бросить…

Александр Борисович автоматически включил чайник, дождался, пока тот закипит, и, почти не глядя, залил пакетик «Липтона» в своей любимой чашке. Судя по всему, в точности такие же мысли, как сейчас у него, пришли по поводу вдовы и Косте. И скорее всего, Меркулов, не устрой Марина на поминках эту истерику, не прогони она Гамзу, тоже считал бы, что Николай просто-напросто попал под раздачу во время разборки внутри китайской диаспоры… Но ему хорошо известно, так же как, впрочем, и Александру Борисовичу, что убийца в стремлении подстраховать себя от подозрений частенько вместо этого перестраховывается… Не тот ли у нас случай с красавицей вдовушкой?

Информация по «Триаде», предоставленная ему Максом, сводилась к тому, что Чжан был для китайской мафии, обосновавшейся в Москве, действительно весьма полезным, а следовательно, нужным человеком. Подпольные цеха, открытые им, как ни смешно, при всей своей нелегальности лишь прикрывали основную деятельность своего хозяина, отвечавшего перед «Триадой» за судьбу эмигрантов, за их транспортировку, обустройство и в конечном счете за легализацию… Турецкий успел просмотреть раздобытую Максом информацию в целом, без деталей, но и этого ему хватило, чтобы сообразить: у Чжана, столь успешно продвигавшегося внутри мафии, просто обязаны были иметься враги-завистники, которые, как известно, средств не выбирают. Точно так же должны были рассуждать и представители правоохранительных органов, что и определяло направление следствия.

Итак, вопрос и впрямь упирался, во всяком случае на данном этапе, в Марину Мальцеву. Александр Борисович наметил для себя на завтра два момента: прежде всего, надо озаботить Антона тем, чтобы тот точно выяснил, о какой сумме, якобы вложенной в китайцев Николаем, идет речь. Слово «миллион», мелькнувшее во время беседы с ней, могло быть и фигуральным выражением, а могло и скрывать за собой по-настоящему серьезные бабки.

Во-вторых, следовало отработать вплоть до деталей все-таки эту ситуацию с Гамзой, чтобы не оставлять никаких хвостов. В принципе, помимо странного поведения Марины, было еще одно, совсем крохотное сомнение в том, что история сводится к разборкам внутри диаспоры… Турецкий прекрасно знал, насколько осторожный народ китайцы. Чжан, судя по всему, был еще тем типом, опытным и ловким, да и осторожности ему было не занимать. Врагов и завистников своих наверняка не только знал в лицо, но и глаз с них не спускал, заранее разведывая их планы. Между тем, судя по результату, налет на цех оказался для покойного хозяина полнейшей неожиданностью. То, что Чжан мог не учуять столь серьезную опасность, идущую от своих же, для тех, кто понимал, что Восток — дело не только тонкое, но и весьма сложное, выглядит неправдоподобным… Однако, как известно, и на старуху бывает проруха. Так что это соображение можно было принимать во внимание только вкупе с более серьезными основаниями.

Что касается китайской осторожности, уж тут-то Александр Борисович Турецкий прав был точно. Во всяком случае, Чонгли, случайно уцелевшего в бойне на окраине Москвы, это касалось в полной мере… Прежде чем выползти из узенькой, провонявшей мочой щели, в которой он провел, как решил сам юный акробат, самый ужасный день своей жизни, он дождался полуночи: тьма была сейчас его спасением. Под ее покровом, спустя сутки после расстрела и пожара в цехе, паренек, совсем недавно попавший в Россию по каналам, отлаженным Чжаном, взявшим его на первое время к себе на работу, несколько часов подряд незаметной тенью, путаными московскими дворами пробирался в сторону центра.

Вел его исключительно инстинкт, а не знание столичной топографии. Стремление загнанного зверька затеряться в стае… То бишь в толпе. Голод он удовлетворял, по примеру здешних бомжей, роясь тайком и от них тоже в помойках. И несмотря на обуявший его ужас, успевал удивляться, как много совсем хороших и вкусных продуктов выбрасывают русские. Ему повезло даже на почти полную двухлитровую бутылку с минералкой — правда, какой-то разгильдяй оставил ее на скамье попавшегося Чонгли на пути сквера, а не выкинул, например, в урну. Но уж точно — повезло! Ведь жажда, как известно, куда хуже голода.

Двадцатилетний парнишка, выглядящий, правда, как подросток в своей ветровке с капюшоном, собирался добраться таким образом до вполне конкретного места, надеясь, что, стоит ему дошагать до единственного знакомого пока что здесь района, в котором стоит памятник известному русскому поэту, дальше он дорогу найдет. Даже если шагать при этом придется еще трое суток… Но пока что до памятника явно было далеко… Чонгли пристально огляделся и, увидев через неширокую улицу что-то вроде очередного сквера, нерешительно отодвинулся от длинного забора, прижимаясь к которому шел, и перебежал дорогу.

Сердце его колотилось от страха чуть ли не в ушах: Чонгли ни секунды не сомневался в том, что бойню, которой он так счастливо избежал, устроили русские бандиты. И пока они не получили по заслугам от всемогущей «Триады», попадаться на глаза даже случайным прохожим опасно: слишком недалеко он сумел пока что отойти от бывшего цеха, если его углядят бандюки, могут вычислить, что он — единственный, кто спасся от их автоматов и огня… Просто убьют на всякий случай, поскольку других китайцев, кроме Чжана и его работников, в этом районе не было. Хозяин сам об этом говорил, объясняя своим людям, почему им лучше лишний раз не светиться днем на улицах: есть в Москве такие типы, которые всех приезжих не любят…

Впрочем, никто особо и не рвался на прогулки, днем работники отсыпались от ночной смены, а еду им привозил помощник Чжана.

Чонгли в этом отношении был исключением: он-то как раз на прогулки рвался, но у парнишки были на то свои причины. Он даже карту Москвы раздобыл, правда случайно, — валялась, никому не нужная, возле все той же помойки во дворе сгоревшего теперь цеха. Ах, как бы она ему сейчас пригодилась!

А что касается причины, по которой он собирался ею воспользоваться, то и в сквер, увиденный на другой стороне улицы, привела его она же.