Сергей Зверев - Мент: Свой среди чужих Страница 10

Третья потерпевшая, восемнадцатилетняя шалава по кличке Фикса, а в миру Федоткина Виолетта Степановна, была найдена в Приморском лесопарке через год, в мае 1997-го. В отличие от первых двух девушек, Виолетта занималась проституцией безо всякого «совместительства» – профессионально, с пятнадцати лет. Она трудилась под крышей «братков» из группировки знаменитого Кайзера и спала преимущественно с иностранцами. Родители Виолетты погибли три года назад в автокатастрофе, она жила со старенькой бабушкой, которая не особенно интересовалась жизнью внучки.

Труп Федоткиной, еще не остывший, обнаружили работники милиции и сразу же вызвали следственную бригаду с Литейного. Рядом с телом девушки валялась ее сумочка, в которой лежал паспорт. Так что оперативникам не пришлось тратить время на то, чтобы установить личность потерпевшей.

Итак, благодаря чистой случайности, сыщики начали свою работу по горячим следам. Но сей факт не принес обнадеживающих результатов: преступник (или преступники?) и на этот раз не оставил никаких серьезных зацепок – всего лишь парочку следов от мужских ботинок да орудие убийства. Естественно, без отпечатков.

В отличие от Гончаренко и Литвиновой, Виолетта Федоткина умерла не от выстрела в голову. На ее теле были обнаружены многочисленные колотые и резаные раны. Нож, которым были нанесены эти ранения, валялся в кустах, метрах в пяти от трупа. Экспертиза показала, что девушка скончалась от потери крови. По-видимому, Виолетту долго и жестоко пытали. Чтобы в парке не было слышно криков, рот ей залепили скотчем, а голову обмотали курткой. Перед тем как уйти, убийца (или убийцы?) перерезал жертве вены на обеих руках.

Вначале оперативники решили, что Виолетту убрали свои же – «братки» или «товарки-конкурентки». Сыщики вплотную занялись этой версией, проверяя и перепроверяя всех проституток, работающих под крышей Кайзера. Впрочем, эта версия не подтвердилась, так как, согласно свидетельским показаниям, Виолетта уживалась со своими подругами вполне мирно, а с хозяевами держалась весьма корректно. К ней ни у кого никогда не возникало претензий.

После двух месяцев кропотливой работы оперативники зашли в тупик. И тогда была выдвинута совершенно иная версия – о сексуальном маньяке, который ненавидел девиц легкого поведения. К расследованию подключили профессиональных психиатров, которые и составили психологический портрет преступника. Парамонов с удивлением констатировал, что предполагаемый убийца вполне мог быть причастен к милицейским кругам. Он был явно знаком со всеми тонкостями сыскного дела. Только профессионал мог оставить место происшествия абсолютно чистым. Все три дела объединяло именно это – отсутствие каких-либо улик.

Четвертое убийство случилось спустя два месяца после обнаружения трупа Федоткиной. Стоял жаркий июль 1997 года, в лесопарке гуляло много подвыпивших горожан, в том числе и те, кого в простонародье называют «шалавами». Потерпевшая, которую «зарезали» быстро и умело, также принадлежала к категории риска. Двадцатипятилетняя Лидия Петрова в отличие от остальных жертв преступления уже лет пять не работала на Невском. А слетела она оттуда по очень простой причине – спилась. Теперь Лидка «обслуживала» только местных пьяниц и тех, кто только что «откинулся» из мест не столь отдаленных. Иные особи мужского пола на нее просто-напросто не клюнули бы. Лидка-помойка, а именно так называли ее в родном микрорайоне, отдавалась первому встречному всего за бутылку водки. В тот вечер она вместе со своим дружком Гогой Минадзе, грузчиком гастронома, отправилась в парк, надеясь подцепить какого-нибудь подвыпившего приезжего. Если верить словам Гоги, Лидке это удалось: он видел, как девушка подсаживалась на лавочку к пьяному мужику лет двадцати семи. Парень едва держался на ногах, и Гога засомневался, удастся ли Лидке его раскрутить. Однако девушка показала своему дружку большой палец, а затем сделала весьма характерный жест, мол, давай побыстрее отваливай. Гога отвалил, решив подождать подругу у себя дома. Но в тот вечер Лидка так и не пришла. А на следующее утро ее труп обнаружили в Приморском лесопарке.

Сыщики с Литейного тут же принялись искать того самого подвыпившего мужика, которого накануне успешно «сняла» Лидка. Но, кроме Гоги, этого парня никто не видел. А Гога был здорово пьян и даже не смог толком описать подозреваемого. По его словам, Лидкин хахаль был высокий блондин, одетый в кожаную куртку. Он сидел на лавочке в укромном уголке парка и цедил из банки импортное пиво. Под такое расплывчатое описание запросто подходил каждый пятый, поэтому проверить, говорит Гога правду или врет, не представлялось возможным.

После четвертого убийства в коридорах Литейного поползли слухи, что дело взято на контроль Генеральной прокуратурой. Парамонов прекрасно помнил, как волновались его коллеги, задействованные в раскрытии этих преступлений. Но со временем страсти поутихли. Маньяк затаился, убийств больше не было, и все вздохнули с явным облегчением. Но через год и девять месяцев вновь произошло убийство. И вновь в Приморском лесопарке. На этот раз жертвой преступления стала самая обыкновенная питерская школьница…

«Кажется, моя версия о том, что маньяк убивает только проституток, разваливается на глазах, – с грустью подумал Парамонов и тут же спросил у самого себя: – А с чего ты решил, что эта Потанина не была проституткой? Ведь результаты экспертизы показали, что перед смертью девчонка применяла сильнодействующие психотропные вещества и имела сношения с несколькими партнерами почти одновременно. И делала это не в парке, а в месте, гораздо более приспособленном для группового секса».

От этих мыслей майору стало не по себе. Ему очень понравилась мать Алевтины Потаниной, и, вспоминая Анастасию Петровну, он никак не мог поверить, что ее дочь могла заниматься чем-то подобным. Однако времени для сантиментов у него не было. Прошло более двух суток с тех пор, когда был обнаружен труп Потаниной, а Парамонов все еще не решил – в каком направлении двигаться.

Показания Анастасии Петровны Потаниной, которые она давала сразу же после опознания, были расплывчатыми и весьма субъективными. По словам матери, в тот вечер Алька ушла из дома часов в пять, предупредив, что задержится. Где и почему, естественно, не уточнила. Сама же Анастасия Петровна об этом не спросила, так как разговор велся на ходу. Они столкнулись в дверях, и на вопрос матери: «Когда вернешься?» – Алька ответила: «Завтра утром… Иду к Вере учить роль».

Еще Анастасия Петровна уверяла, что Алька почти всегда ночевала дома, школу посещала исправно, а если и задерживалась допоздна, то по уважительной причине – в театрально-драматической студии. В том, что у Алевтины не было мальчиков, Анастасия Петровна была уверена на все сто. Как, впрочем, и в том, что до этого страшного происшествия в лесопарке ее дочь была девственницей.

В тот же день Парамонов попытался отыскать эту самую театральную студию, где Алька Потанина занималась сценическим мастерством. И конечно же, не нашел. Он опросил всех ее школьных друзей в надежде узнать что-то новое. И ничего не узнал. Только то, что Алька была очень скрытной и никогда не делилась с друзьями подробностями своей личной жизни. Вывод напрашивался сам собой – не исключено, что потерпевшая подрабатывала на панели.

Поразмыслив, Парамонов решил не открывать матери всей правды. Зачем травмировать несчастную женщину, если от горя и слез она и так не находит себе места. Пусть она верит в то, что ее дочь вела праведный образ жизни. Переубеждать ее в этом незачем.

От своих коллег, занимающихся проблемами проституции, Парамонов узнал, что Алька Потанина не промышляла на Невском. Возможно, у нее имелись постоянные клиенты, которым она уделяла те самые часы, когда якобы посещала студию. В таком случае у нее должен был быть опытный сутенер, которого следовало найти и допросить. Но где его искать? В том районе, где жила Потанина? Для того чтобы проделать эту колоссальную работу, требовалось как минимум человек десять. Но на расследование, как всегда, выделили слишком мало оперативников – всего троих, включая самого Парамонова.

Немного поразмыслив, он решил, что начинать следует все-таки с Невского. Ведь все потерпевшие, кроме Потаниной, так или иначе были связаны с этой улицей. И погибшая Фикса, и детдомовка Катерина Литвинова, и даже Лидка-помойка. Вот только Женя Гончаренко работала у себя в районе, но ее сутенер был отлично знаком с ребятами Кайзера – негласного хозяина Невского.

Сам Кайзер, а в миру Казимир Петрович Тепляков, уже давно мозолил глаза Парамонову. Парамонов был уверен, что почти все заказные убийства, совершаемые в Питере и области, организованы Кайзером. Однако подступиться к нему официальным путем было невозможно. С точки зрения закона Кайзер был чист. К тому же «дружил» с милицейским начальством и имел ушлых адвокатов. Поэтому его «мальчики» всегда выходили сухими из воды. Но ни для кого не было секретом, что вот уже пять лет Невский по праву считается его законной территорией. За эти годы капитал Кайзера разросся до внушительных размеров. Благодаря кругленьким суммам на его счетах, все уже забыли, что когда-то Кайзер был уголовником – сидел в местах не столь отдаленных за разбой с применением огнестрельного оружия. Теперь он слыл уважаемым человеком, «покровительствовал» начинающим бизнесменам, хотя в самом бизнесе не разбирался. Но зато Кайзер разбирался в гораздо более прозаичных вещах: как устранить зарвавшегося конкурента, как заставить должника платить по счетам. У него была надежная команда головорезов, несколько крутых тачек, шикарный особняк в городской черте, дача невероятных размеров и огромный дог по кличке Боря. Кайзер был невероятно самолюбив. Когда на его территории случалось ЧП (а убийства проституток вполне можно было отнести к разряду «чрезвычайных происшествий»), он из кожи вон лез, чтобы во всем разобраться по справедливости. Виновных наказывали, потерпевших поощряли, а сам Кайзер тихо отваливал в сторону. До поры до времени, разумеется…