Александр Тамоников - Ядовитое жало Страница 11

– Тогда, может, при разговоре с поляком поприсутствует мой начальник разведки майор Русанов?

– Это лишнее, товарищ полковник. Все, что надо, Русанов узнает. А в присутствии двух офицеров, один из которых ему не знаком, поляк может закрыться.

– С тобой не закроется?

– Мы уже говорили с ним в лесу перед эвакуацией. Одному мне проще будет раскрутить его.

– Считаешь, что боевик, оставленный в лесу в качестве мишени, может знать что-то серьезное?

– Опасных свидетелей часто убирают. Какое-то время Януш Корник, наш пленный, служил в охране Дабирова.

– Вот как? – воскликнул комбриг. – Понятно.

– Я о том же. Как правило, к телу главаря допускаются только проверенные люди, в преданности которых тот не сомневается. Они вольно или нет становятся свидетелями тайных дел руководства бандформирования. А еще интересно то, что Дабиров сменил охрану, набрал новую, турецких наемников. Вопрос: почему? И что стало с боевиками из прежней охраны. Об этом Корник не говорил, у нас не было времени для продолжительной беседы. Но он должен хотя бы что-то знать по этому поводу.

Комбриг пригладил непослушные седые волосы и сказал:

– Если поляк не обыкновенная разменная пешка, то из него можно что-то вытащить. Вот только пойдет ли он на откровенность?

– У нас есть средства, которые заставят его разговориться. Но сначала попробуем обойтись без них.

– Дело твое. Сейчас пройдешь к пленному?

– Да.

– Ступай. Я позвоню в караульное помещение.

– Хорошо, спасибо.

– Не за что. Одно дело делаем.

– Это верно.

Королев направился в караульное помещение, где находилась и гарнизонная гауптвахта, освобожденная по случаю заключения в одну из камер боевика-иностранца.

Майора встретил помощник начальника караула, сейчас отдыхающего согласно распорядку. Сержант представился и провел Королева на гауптвахту, имеющую отдельный вход с металлической дверью и глазком для часового, несущего службу внутри. По обеим сторонам длинного коридора размещались камеры для солдат и сержантов. Прапорщики и младшие офицеры содержались под арестом в отдельной пристройке.

Сержант провел Королева в коридор и спросил у солдата, несшего службу:

– Как поляк?

Рядовой пожал плечами:

– Да ничего, не шумит, но суетной.

Вопрос задал командир боевой группы «Орлан»:

– Что значит суетной?

– Как привезли, на нарах и пяти минут не просидел. Больше ходит по камере туда-сюда.

– Ничего не просил?

– Нет.

– Не спрашивал, где находится?

Солдат усмехнулся:

– Да это и так понятно.

– Я местность имею в виду, куда его привезли.

– Нет, про это не спрашивал.

Королев сказал сержанту:

– Открывай камеру и распорядись принести стул.

– Есть!

Помощник начальника караула двумя ключами открыл дверь. Эта камера предназначалась для временного содержания лиц, против которых велось уголовное дело, поэтому и запиралась она особо надежно. Другие камеры имели лишь обычные задвижки.

Королев вошел в небольшое помещение с ребристыми от бетонной «шубы» стенами. Зарешеченное окно находилось под серым потолком. В полу закреплены стол и металлический стул. На опущенных нарах матрас, подушка, легкое одеяло, две простыни. На держаке пара полотенец, для лица и ног. Все как положено.

На столе миска с кашей, кружка чая, кусок хлеба, ложка.

– Доброе утро, пан Корник!

– Для вас оно, может быть, и доброе, хотя уже день.

– Смотрю, ты не завтракал.

– Не до еды!

– А до чего?

Разговор прервал караульный, который принес стул.

Королев присел на него, отпустил солдата, Корник устроился на нарах.

– Так до чего тебе сейчас дело, пан Корник?

– Мысли не дают покоя.

– Мысли – это хорошо. Пока человек думает, он живет.

– Что ждет меня, пан майор?

– Это решит суд, не я.

– Но можете же сказать хотя бы примерно?

Королев вздохнул.

– Что мы имеем по тебе? Незаконное хранение оружия – это мелочь. До трех лет по максимуму. Незаконное пересечение границы. Тоже статья так себе, до четырех. А вот дальше серьезно. Участие в незаконном вооруженном формировании – до десятки. Контрабанда оружия, взрывчатки – до двенадцати годков. Даже если применить частичное погашение, то на двадцатку потянет. Хотя можно получить и меньше. Но самая страшная для тебя статья – посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа. По ней можно и пожизненное получить.

– Но я же никого не убивал, ни в кого не стрелял!

– Смягчающее обстоятельство – тогда те же двенадцать лет. Но то, что ты не стрелял в бойцов подразделения, штурмовавшего подставной лагерь, еще надо доказать. Вряд ли кто-то из следователей будет стараться смягчить наказание тебе, пришедшему убивать наших людей.

– Повторяю, я никого не убивал.

– Пусть так, но лет двадцать в российской тюрьме, поверь мне, это для тебя то же самое, что пожизненное заключение. Вряд ли ты, террорист, боевик, наемник, проживешь в тюрьме долго. Так что лучше бы ты сидел в своем красивом городе Лодзи и занимался биологией. Кстати, какая у тебя специализация?

Поляк машинально ответил:

– Молекулярная биология.

– Занимался бы своими молекулами и ходил бы с девушками отдыхать в ботанический сад.

Корник с удивлением посмотрел на русского майора:

– Вы бывали в Лодзи?

– Доводилось, но недолго, всего несколько суток. Успел посмотреть только ботанический сад и музей истории города. Во дворце Израиля Познаньского на улице Огродовой.

Воспоминания всколыхнули душу наемника.

– Да, на Огродовой. А я любил ходить в художественную галерею, которая на вилле Леопольда Киндерманна на улице Вульчанской, а еще…

Майор прервал поляка:

– Не надо перечислять достопримечательности родного города. Тебе их уже не видать.

Корник заметно сник и проговорил:

– Я нанялся к Дабирову, потому что мне нужны были деньги.

Королев усмехнулся:

– Я еще не видел человека, которому деньги не были бы нужны. Но далеко не всякий идет на преступление ради них.

– Вы не понимаете. Мне были нужны большие деньги.

– Для чего, если не секрет?

– Со мной в университете училась девушка, Грася Хилькевич, дочь очень богатых родителей. Ее отец владеет конезаводом, ресторанами, отелями. Мы с Грасей… в общем, полюбили друг друга. Но чтобы добиться ее руки, я должен состояться как человек, это условие отца.

– Состояться – это значит разбогатеть? – поинтересовался Королев.

– Да. Хотя бы начать свое дело. Для этого требуются деньги.

– Ты же говорил, что завербовался в солдаты удачи, чтобы драться с ненавистной Россией, когда-то оккупировавшей твою страну, бороться против диктата. Теперь же выясняется, что все это были лишь пафосные заявления, а причина вербовки в другом.

– Вы правы.

– Но что же это за любовь, если за нее надо платить?

– Такая вот любовь. Отец имеет огромное влияние на Грасю.

– Интересно, как среагировала твоя дама сердца, узнав, что ты записался в солдаты удачи?

– О! Она была в восторге.

Майор удивился:

– Чему же здесь восторгаться? Жених надолго уезжает из страны, и не просто так, а убивать людей.

– Грася сказала, что я настоящий мужчина, раз ради нее готов даже на такой поступок.

– Проводила тебя, нежно поцеловала?

– Представьте себе, да.

Королев достал сигареты, прикурил, приспособил под пепельницу целлофан, снятый с пачки.

– А как ты думаешь, ждет тебя твоя Грася? Или, может быть, богатый папаша уже нашел ей женишка подостойней?

Корник вздохнул:

– Женишка ей никто не искал, но она – как бы это правильно выразить?.. – не очень ждет. Товарищ звонил мне еще в Грузию и говорил, что Грася вовсю развлекается в ночных клубах, что у нее есть мужчины.

– Неплохо. Представляю, каково тебе было слушать это.

– Нет, вы не можете такое представить.

– Ну почему же? Я ведь тоже любил.

– И все равно не представляете.

– В принципе, мне без разницы твои личные дела.

– Тогда зачем спрашивали?

– Просто хотел понять, что ты за человек.

– И что? Я обычный человек. То, что Грася имеет мужчин, еще ничего не значит.

– Вот как? Хорошенькое дельце. Это у вас так принято?

– Она познала близость. Со мной!.. Молодой женщине нельзя быть без мужчины, это вредит ее здоровью.

– Ну ты даешь, Корник! Значит, пусть спит с кем попало?

– Главное, чтобы дождалась меня.

– Ты на самом деле идиот или прикидываешься?

– Зачем вы оскорбляете меня?

– Это не оскорбление, а диагноз. Ну да ладно. Все равно теперь тебе не видать ни Граси, ни других женщин, ни родного города, ни вообще свободы. – Королев затушил окурок.

Поляк нервно пригладил непослушный ежик волос и проговорил:

– Скажите, пан майор, я как-то могу облегчить свое положение? Ведь я не совершал ни одного из всех тех преступлений, за которые, по вашим словам, могу быть осужден.