Валерий Горшков - Ликвидатор Страница 11

— А почему ты решила, что я из России, а не из какой-нибудь там… Литвы? — поинтересовался я.

Но она не ответила, а только громко рассмеялась и еще сильнее сжала мой локоть. Только спустя несколько дней, лежа вместе со мной в раскачивающемся под звездами гамаке в саду своего дома, моя загорелая красавица открыла мне эту «тайну».

— Знаешь анекдот про Штирлица?

— Знаю. А какой?

— А такой! — Рамона нежно поцеловала меня в небритую щеку. — Штандартенфюрер Штирлиц шёл по центральной улице Берлина и никак не мог понять, что же так сильно выдавало в нём русского разведчика — то ли надвинутая прямо на глаза шапка-ушанка с огромной красной звездой, то ли волочившийся сзади парашют! — И обитательница гостеприимного курорта, словно маленькая девочка, крепко прижалась к моей широкой груди.

Словом, влюбился я в эту двадцатилетнюю красавицу с первого же дня знакомства. Но, увы, отпуск мой был не резиновый. Три недели на нудистском пляже, два десятка страстных и полных сверкающих созвездиями ночей, несколько сотен пылких признаний в любви — все это неизбежно подошло к концу. Билет на автобус до Таллина и на поезд до Москвы уже заняли свое место в недрах моего безразмерного бумажника. Оставалось провести последнюю ночь вместе с Рамоной.

Мы молча стояли на уходящем далеко в море причале для прогулочных яхт и никак не могли найти подходящие для расставания слова. Все, что нас окружало, очень смахивало на финальную сцену из высококлассной голливудской мелодрамы. Вечер, море, покачивающиеся на легких волнах яхты, садящееся за горизонт солнце. И двое пылких влюбленных, не решающихся начать серьезный разговор…

Ох уж эти курортные романы! Сколько про них писали писатели, сколько фильмов снимали режиссеры и сколько душещипательных историй рассказывают друг дружке сентиментальные женщины! Они будоражат кровь и так же неожиданно, как и начались, заканчиваются. За редким исключением. И в тот момент я, уставший от разухабистой офицерской жизни мужчина, надеялся, что именно нам с Рамоной удастся попасть в число немногих счастливчиков, которые, встретившись однажды под ласковым пляжным солнцем, больше уже никогда не расстанутся. Однако на мое предложение уехать вместе со мной в Москву или, по крайней мере, приехать ко мне позже, загорелая красавица лишь отрицательно покачала головой.

— Я не смогу жить в России, — печально произнесла Рамона, поправляя растрепавшуюся от вечернего бриза и выгоревшую за лето светлую челку. — Русские — это совсем другие люди, практически ни чем не похожие на эстонцев.

— Но ведь со мной ты этого не замечала!..

— Валерочка, ты — не все. Я несколько раз была в Москве и Ленинграде, и каждый раз мне хотелось как можно быстрее убежать из этих грохочущих и кишащих народом мегаполисов, где у большинства людей, ты уж не обижайся, нет ни малейшего понятия о культуре. Я представляю, насколько трудно там живётся по-настоящему образованным и воспитанным людям.

Эти слова двадцатилетней девушки, произнесенные еще во время правления потенциального «политического покойника» Константина Устиновича, честно говоря, задели мое самолюбие и неосознанную гордость за «великий русский народ». Так мы и расстались, без каких бы то ни было обещаний и клятв в вечной любви. Ту ночь я провел у себя в гостинице, где за весь отпуск ночевал едва ли три-четыре раза, и все никак не мог заснуть, поражаясь отношению молодой эстонки к русским и иже с ними. На следующее утро я, как бы между прочим, по дороге на автовокзал прошел мимо небольшого, утопающего в зелени домика Районы, где она жила вместе с бабушкой и где я провел, наверно, самые счастливые минуты и часы своей жизни.

Загорелая светловолосая девушка спокойно и размеренно поливала из прозрачного синтетического шланга многочисленные клумбы с цветами. Разлетающаяся на миллионы мелких брызг струя воды в этот утренний час напоминала внезапно ожившую радугу… Я постоял несколько минут в тени растущей возле дома плакучей ивы, посмотрел на Району все еще влюбленным взглядом, а потом быстрым шагом направился в сторону уже принимающего пассажиров междугородного автобуса.

Спустя неделю после своего приезда в Москву, на одной из вечеринок, куда меня пригласили друзья-офицеры, я познакомился с Мариной. Не знаю, что тогда руководило мной, но уже через три дня я сделал ей предложение, а перед ноябрьскими праздниками она стала моей официальной женой. После проведенного в объятиях Рамоны отпуска я уже просто не представлял себя без постоянно находящейся рядом женщины. Мне нужно было ежедневно ощущать ее присутствие в доме, без которого жизнь вдруг стала казаться серой и невыносимо скучной. Впрочем, Марина осточертела мне уже через полгода, и я без малейшего сожаления отправил ее к сдувающему с нее пылинки очередному воздыхателю. А от Рамоны я получал на каждый день рождения открытки с пожеланиями счастья, здоровья и успехов в личной жизни. Так продолжалось два года, затем все оборвалось. И вот ровно месяц назад я снова обнаружил в своем почтовом ящике красочную почтовую карточку с теперь уже заграничными, эстонскими марками… И так же, как раньше, ни малейшего намека на что-то более значительное — обычные поздравления. Но каким-то шестым чувством я понял — она меня ждёт…

Спустя час после того, как «Волга» Березовского высадила меня возле ближайшей станции метро, я уже сидел в автобусе Санкт-Петербург — Таллин и думал о предстоящей через несколько часов встрече.

Равномерный гул двигателя и накопившаяся усталость сделали свое дело — автобус еще не успел выехать за пределы Ленинграда, а я уже спал, не обращая никакого внимания на сидящего рядом со мной мужика с белым, как поросенок, бультерьером на коленях.

Позади у меня был самый трудный и самый сумасшедший день в моей жизни.

Глава третья

Сразу же, как только я сошёл с автобуса в самом центре Пярну, бросилось в глаза поразительное запустение и неизвестно куда исчезнувший лоск некогда популярного курорта. Несмотря на то, что еще не закончился отведенный лету срок и яркое солнце располагало к проведению свободного времени именно на пляже, загорающих почти не было. Пляж находился всего в нескольких десятках шагов от остановки автобуса Таллин — Пярну, так что я первым делом поспешил именно к морю.

Что я надеялся там увидеть? Такие же, как семь лет назад, жизнерадостные лица отдыхающих? Или толстую эстонку, кричащую во всю глотку при виде случайно оказавшегося в обители нудистов мужчины в красньк шортах и десантной майке? А может быть, я хотел, чтобы меня, прямо как раньше, коснулась своей горячей ладошкой незнакомая светловолосая девушка? Ни на один из задаваемых самому себе вопросов я не мог найти точного ответа. Но ноги сами несли меня на место нашей первой встречи с Рамоной.

Конечно, её там не было. Там вообще никого не было, если не считать мальчишек, гоняющих полусдувшийся футбольный мяч. Я аккуратно смахнул со вкопанной в песок скамейки крупицы песка и сел, внезапно почувствовав свинцовую тяжесть в ногах. Сильный ветер с моря обдувал мне лицо и трепал короткие волосы, уже кое-где просвечивающие неизвестно когда высыпавшим серебром седины. Я уже не тот, что семь лет назад… Конечно, сорок — это не шестьдесят и даже не пятьдесят, но тогда, сразу после Афганистана, я чувствовал себя более молодым, более энергичным. Как поется в популярной песне: «А годы летят, наши годы, как птицы, летят…» Позади война, служба Родине и любовь. А впереди?.. Если б знать! Судя по последним событиям — ничего хорошего. По крайней мере, если я не приложу для этого все свои силы, без остатка.

Я подошел к знакомому дому, все так же, как и раньше, утопающему в зеленых кронах деревьев, и в нерешительности остановился перед калиткой, за которой тянулась к дому выложенная красивой декоративной плиткой узенькая дорожка. Я стоял, переполняемый внезапно нахлынувшими чувствами, и на какое-то время даже забыл обо всех, казавшихся дурным сном, событиях последних двух суток. Я, как завороженный, смотрел на выцветший и постаревший от времени, солнца, снега и дождя гамак, на котором мы вместе с Рамоной лежали под сверкающим яркими звездами ночным небом и думали о том, что, оказывается, совсем не правы те, кто считает, что нет в жизни настоящего счастья.

Неизвестно, сколько я так простоял бы в оцепенении, не решаясь толкнуть калитку и сделать всего один-единственный шаг навстречу своей судьбе, если бы не почувствовал, что кто-то тихо остановился за моей спиной. Одолеваемый смутным предчувствием и волнением, внезапно охватившими все мое существо, я обернулся.

Это была она. Прямо на меня смотрели глубокие, как море, и голубые, как небо, глаза. За семь лет она почти не изменилась. Только мелкие, как черточки, морщинки пролегли возле уголков губ и под глазами. Только строже и тверже стали черты лица. Только короче — волосы и солидней — прическа. А в остальном передо мной стояла, казалось, та же двадцатилетняя девчонка, гордая и веселая одновременно. Та, которую я когда-то любил просто до одурения.