Илья Деревянко - Спецы Страница 11

— Нас опередили? — одними губами спросил Логачев.

Я угрюмо кивнул.

— Наши действия? — осведомился Ерохин.

— Прежний план — псу под хвост, — шепнул я. — Федорыч, проверь камеры наблюдения и оставайся здесь. Остальные со мной. Работать будем спонтанно, по обстоятельствам. Но общая схема такова — мы с Васильичем заходим в квартиру, Федор с Алексеем остаются на лестнице. Если противнику удастся прорваться мимо нас — даже не пытайтесь взять живьем! Там профи экстра-класса. Хорошо, если один! Короче — огонь на поражение. Ну-у, с богом!!!

Отправив пустой лифт на последний этаж, я первым начал подниматься вверх по лестнице.

Дверь Жореса Панферова (единственная на лестничной площадке) оказалась незаперта. Я вспомнил еще теплое плечо дежурного. Враг опережал нас совсем ненамного (отключить сигнализацию, вскрыть отличный замок)… на пару минут, не больше! И еще оставалась надежда застать живым старого пидораса. Я махнул рукой, и мы с Логачевым бесшумно (хорошо смазанные петли даже не скрипнули) просочились в квартиру. На первом этаже было пусто и тихо, а со второго, где располагалась спальня, доносилась негромкая возня. Отбросив осторожность, мы вихрем взлетели по деревянной лестнице и очутились в просторных апартаментах, один вид которых вызывал глубокое отвращение.

Мозаичный потолок с изображениями совокупляющихся особей мужского пола. Развешанные по стенам модернистские картины с ярко выраженным гомосечным уклоном. Садомазохистские станки, разбросанное повсюду женское белье и торчащий из пола огромный хрустальный фаллос, выполнявший роль светильника. Посреди всего этого безобразия угнездилась широченная кровать со смятыми простынями. В воздухе висел смешанный запах дорогой парфюмерии, едкого пота и свежего дерьма. Поперек постели лежали ничком два голых мужика со свернутыми шеями.

— Вылэзай, вылэзай, дарагой! — гортанно пришептывала… опрятная пожилая женщина, вытаскивая из-под кровати кого-то, жалобно пищащего. — Нэ хочу на тэбя пулю тратить!

Это я описываю так долго, а на самом деле с момента нашего появления в спальне прошло не более секунды. (Детали интерьера я разглядел значительно позже.)

Далее события закрутились как в водовороте. Отпустив пищащего, «женщина» молниеносно развернулась в нашу сторону (по ходу выхватив пистолет с глушителем) и открыла частый огонь. На миг опередив смерть, мы с Логачевым кульбитами «ушли» в разные стороны, еще на лету ответив выстрелами из «ПСС». Однако «почетная дама» оказалась не лыком шита, хотя и успела словить как минимум две пули. Бросив свою добычу, «она», оставляя на полу кровавый след, метнулась к выходу из спальни.

Пф-ф… Пф-ф… — дважды выстрелил я в основание хрустального фаллоса, мимо которого пролегал «ее» путь. Массивный светильник обрушился прямо на «нее», но «пожилую женщину» это не остановило.

«Она» кубарем скатилась вниз по лестнице. Издалека донеслись еле слышные хлопки.

«Хана несчастным мальчишкам!» — с горечью подумал я, вместе с Логачевым устремляясь на звук. Но нет! Мой инструктаж не пропал даром. Когда мы выскочили на лестничную площадку, то едва не споткнулись об оплывающее кровью тело «беглянки». Рядом с ней валялся импортный пистолет с глушителем. При падении парик со старомодной седоватой прической сбился на сторону, и теперь не оставалось сомнений — перед нами мужчина кавказской национальности, очень профессионально загримированный под женщину.

— Мы выполнили ваш приказ, Дмитрий Олегович. Четыре пули в брюхо всадили. На упреждение! — сообщил Алеша, с некоторым запозданием отпихнув вражеский ствол ногой подальше.

Федя важно кивнул в знак подтверждения.

Логачев смерил «надежных ребят» уничтожающим взглядом, открыл рот, собираясь обругать, но я вовремя толкнул его в бок, сдержанно похвалил обоих «за расторопность» и сказал:

— Отправляйтесь вниз в распоряжение полковника Ерохина. Пускай вызовет оперативную группу ФСБ (из моего отдела), «Скорую помощь» и пару труповозок.

— Есть! — хором гаркнули Леша с Федей и, перепрыгивая через ступени, помчались на первый этаж.

— Дебилы! Уроды безмозглые! — рассерженным змеем прошипел Петр Васильевич. — Нет бы по конечностям стрелять: обезручить, обезножить… Такого языка угробили!!!

— В противном случае «язык» угробил бы их! — резко возразил я. — «Обезручить, обезножить…» Он бы не дал им такой возможности. Не забывай, с КЕМ мы имеем дело!

— А ведь действительно, — разом остыл полковник. — И все-таки безумно жаль… Ой, блин! Ты посмотри!!!

Переодетый слегка шевельнулся и слабо застонал.

— Может, есть еще надежда?! — оживился Логачев, мощными движениями срывая с него всю одежду и доставая из кармана ИПП. — Дай-ка сюда свои!!!

Радость Васильича оказалась преждевременной. «Надежные ребята» четко выполнили приказ. И если наши пули лишь прошили боевику мягкие ткани руки и ноги, то все четыре раны в туловище были смертельны.

И тем не менее он дышал: редко, тяжело, с присвистом. На губах пузырилась красноватая пена — верный признак надвигающейся смерти.

— Сумеешь привести его напоследок в чувство? — сворачивая из бинтов тампоны и затыкая ими обильно кровоточащие дыры, спросил я.

— Попробую. — Достав острое шило, Логачев начал аккуратно колоть в специальные точки на теле. Вскоре труды полковника увенчались успехам. Раненый содрогнулся и открыл глаза.

— Проживет несколько минут. Поторопись! — шепнул мне на ухо седой богатырь.

— Ты нохчо? — повинуясь неясному предчувствию, по-чеченски спросил я.

— Да-а, — на том же языке прохрипел умирающий.

— Ты отважный воин Джихада, а мы — «неверные псы», — вытащив из крепления боевой нож, гадко ухмыльнулся я. — Поэтому мы не позволим тебе умереть мужчиной. Вот сейчас я тебе отрежу твой член с яйцами и вставлю тебе в рот. Как думаешь, в таком виде пустят в рай?!

— Шакал! — перешел на русский мой визави. — Вонючий билат!!!

— Дело хозяйское, — пожав плечами, я сделал легкий надрез в основании мошонки.

— Нэт! — В тусклых глазах вспыхнуло дикое отчаяние. — Лучше скажи, что хочишь??!!

— Давно бы так. — Я отодвинул лезвие и вперился в горца тяжелым немигающим взглядом: — Сколько человек в группе?!

— Было шесть… вместе со мной. Змея вы убили… меня тоже. — Голос чеченца стал прерываться, затухать.

— Как тебя звали?

— Коб…ра.

— Кто остался?

— Старший, Малыш… Мор…ряк, Профе-ес-сор…

— Из каких они спецслужб?

— Стар…ший из ФСБ, Малыш — спецназ Внутр… ар — кхе-кхе, — побелев как простыня, он закашлялся, брызгая кровью.

— Про иностранца спроси! Про куратора! — вновь принимаясь орудовать шилом, рявкнул мне в ухо Логачев.

«Так Панферов расскажет. В чем проблема-то?» — мысленно удивился я, однако спорить не стал и, когда кашель стих, вновь обратился к умирающему:

— Кто непосредственный куратор группы?

— Америк… нец… корреспон… Си-эн-эн. — Костлявая уже приблизилась вплотную, и я почти физически ощущал ее ледяное, тлетворное дыхание. Тело боевика характерно задергалось.

— Имя! Имя назови!!! — закричал я.

— Джо… зеф… Родж… — на последнем издыхании выдавил он и обмяк. Я приложил палец к его сонной артерии. Пульс отсутствовал.

— «Двухсотый»! — выпрямившись, констатировал я и, немного помедлив, проворчал: — Зачем ты меня «куратором» чуть не оглушил? Я б мог узнать что-нибудь еще. Например, местонахождение их основной базы или адреса конспиративных квартир.

— Он бы не успел, — лаконично возразил Петр Васильевич.

— Ну-у… тогда настоящее имя Старшего.

— Он мог сам не знать.

— Пусть так, — нехотя согласился я. — Но чертова иностранца по-любому сдаст с потрохами Жорес!

— Ты уверен? — прищурился Логачев.

— Разумеется! Старый пидор жив-здоров, ни одна из пуль под кровать не залетала, а кончать с собой липовый академик не станет. Такие чмыри панически боятся смерти. Значит, выложит все без утайки, на блюдечке с голубой каемочкой!

— Кто знает, кто знает… — задумчиво произнес полковник.

— ??!!

— Видишь ли, Дмитрий, предчувствия бывают не только у тебя.

— А что там стряслось? — встревожился я.

— Я не ясновидящий, — пожал плечами седой богатырь. — Давай сходим, посмотрим и точно узнаем.

Забрав осиротевший ствол, а также найденную у покойного связку ключей и отмычек, мы оставили труп Кобры на лестничной площадке, вернулись в квартиру, поднялись в спальню и… остолбенели! Одетый в женское кружевное бельишко, Жорес Панферов стоял на кровати, словно на трибуне, гордо задрав припудренную физиономию с накрашенными губами. Голые ноги «академика и лауреата» были перемазаны жидким калом.