Андрей Воронин - Время вспомнить все Страница 11

«Вот так вот, купишь арбуз, разрежешь его и сразу же в нос ударяет запах свежести».

Почему недавно опавшая листва пахнет свежеразрезанным арбузом, Евгений Петрович Кублицкий не знал.

Он увидел впереди трех парней, дюжих, в кожаных куртках, с бутылками в руках. Он хотел свернуть в сторону, но не было куда, слишком плотно одна к другой стояли ограды, перебираться через них ему не хотелось, а свернуть назад не позволяла гордость, подумают еще, что он их испугался.

Кублицкий двигался неторопливо. Парни стояли, смотрели на него, попыхивали сигаретами. Время от времени голубоватый дымок несло ему прямо в лицо.

– Ты что тут делаешь, – сказал один из парней, – а ну, пошел вон с кладбища, корч старый! Хочешь, чтобы мы тебя тут похоронили?

Единственное, что было в руках у Евгения Петровича, так это плетеный кожаный поводок. Он тут же спрятал его за спину.

– Ходят здесь, козлы старые, воздух портят!

– Тебе, дед, уже давно не ходить, а лежать здесь надо.

– Чего молчишь? Молчат только трупы.

Парень прижал Кублицкого к ограде с бронзовыми шишками, и Евгений Петрович позвоночником почувствовал железные прутья, острые, как пики, наконечники. Парень прижал его даже без помощи рук, навалившись животом, и лишь только после того, как глаза Евгения Петровича беспомощно забегали, рука с дешевым перстнем полезла ему во внутренний карман и извлекла портмоне – старое, потрепанное, давным-давно подаренное женой на пятидесятилетие.

– Сейчас, ребята, еще выпьем, у деда, оказывается, деньжата водятся.

– Ребята, не надо, отдайте бумажник, отдайте, это подарок.

– Ну что? Отдадим?

– Можно… Деньги покойникам ни к чему, а любимые вещи в гроб им иногда кладут.

Деньги из бумажника вытряхнули, а само портмоне швырнули в кучу листьев. Кублицкий хотел нагнуться, чтобы поднять, но его в этот момент толкнули, и он, неловко раскинув руки, нырнул головой в кучу пахнущих свежим арбузом листьев. А затем, встав на четвереньки, держа в левой руке бумажник, а в правой плетеный кожаный поводок, громко крикнул:

– Герольд! Герольд, ко мне!

Огромный пес возник в считанные секунды. Он перепрыгивал через ограды так, словно бы их и не было.

Тот парень, который прижимал Кублицкого к железным прутьям, первым увидел пса. В руке блеснул нож.

Это его и сгубило. Герольд слету вцепился в руку, сбив парня с ног, хрустнули кости, истошный вопль разнесся над тихим кладбищем. Один из хулиганов хотел броситься на пса, но, сделав два шага, остановился, завидев кровь и кости, торчащие из запястья приятеля.

– Бля! Бля! Да он же бешеный!

Убежать парни не успели. Герольд повалил их всех на землю и бегал по их спинам, зло рыча, даже не давая подняться, хотя в общем-то подняться на ноги никто из троих даже не пытался, понимая, что подобное действие разозлит огромную овчарку и та может вцепиться уже не в руку, а в шею или в лицо. Пена свисала из пасти Герольда, он скалил огромные клыки, такие большие, как мизинец ребенка. Его глаза зло горели, как-никак обидели хозяина, а за хозяина пес готов был перегрызть горло любому.

– Ну, что, сволочи, – радостно сказал Кублицкий, даже вид чужой крови не вывел его из себя, – деньги хотели у старого человека забрать, пенсию из кармана вытянули?

– Мы отдадим! Отдадим! Батя, забери свои деньги, мы тебе еще дадим бабок, только убери зверя!

– Уберу! Сейчас, разогнался! Герольд, сторожить! – насвистывая, Евгений Петрович развернулся, подобрал деньги, аккуратно уложил их в бумажник и не спеша направился по аллейке к Ярославскому шоссе, знал, с псом ничего не случится", самое страшное, исполосует одному из негодяев лицо, если попробуют убежать.

Ему повезло, наряд милиции он заприметил тотчас, лишь только вышел на тротуар. А уже через пять минут трое молодых головорезов выходили из ворот кладбища в сопровождении милиции и зло рычащей овчарки.

– Молодец, Герольд, молодец! – потрепав за уши пса, приговаривал Евгений Петрович.

– Мы до тебя еще доберемся, хрыч старый! – обернувшись, бросил один из парней.

И в это время резиновая палка ударила его по спине, заставив встать на четвереньки, а пес зарычал так, что испугался даже милиционер.

– Батя, возьми своего пса на поводок, а то он еще и меня загрызет. За это, кстати, и тебя оштрафовать можно.

– Нет, не бойтесь, он не кусается. На хороших людей он не бросится и с детьми дружит, – принялся расхваливать своего подопечного Евгений Петрович. – Если что, вот мой телефон, звоните. А по улице мы с ним в наморднике ходим, – соврал Кублицкий.

– Спасибо, – ответил сержант, – мы сейчас двоих в участок доставим, одного в больницу, разберемся.

А вас, папаша, мы теперь знаем и пса вашего знаем.

В этот вечер Герольду был устроен праздничный ужин. Он получил два огромных куска кровяной колбасы и, сытно поужинав, устроился у ног хозяина смотреть телевизор.

Так что ни хулиганов, ни пьяниц Кублицкий не боялся, когда у ног бежал его Герольд.

Снег еще не сошел, но асфальт уже был голый. Стало почти совсем темно, лишь светлело небо с низкими облаками. Проходя возле кладбищенской церкви, Кублицкий взял Герольда на поводок и приложил палец к губам.

– Тише! Смотри, не лай! – Кублицкий заслушался пением, доносившимся из раскрытых дверей храма.

Если бы он был без собаки, то, возможно, зашел бы.

Алкоголь все-таки сделал свое дело, размягчил душу и сердце Евгения Петровича. Прогулка с собакой есть прогулка. Это ритуал, в котором важна каждая мелочь.

Нужно дать псу выбегаться, наиграться вволю, чтобы он хорошо спал и ночью не беспокоил хозяина.

Уже осталась сзади церковь. Кублицкий пересек Ярославское шоссе по переходу, как положено, памятуя о гибели дога, случившейся в прошлом году. На поле снега стало больше, лишь узкая тропинка чернела, протоптанная рядом с кладбищенской оградой. Герольд уже предчувствовал скорое начало игры, бегал вокруг хозяина, приседая на передние лапы и размахивая пушистым хвостом.

– Ну, ищи, – разрешил ему Кублицкий, – ищи свою палку.

Он бы и сам ее прекрасно нашел, всегда оставлял в одном и том же месте, до самого конца втыкая ее в рыхлый снег возле обломанного кирпичного столба ограды.

Пес огромными скачками бросился вперед и вскоре исчез за сугробами. Через минуту он появился, держа в зубах погрызенную, облепленную снегом палку.

– Иди сюда, иди! – Евгений Петрович похлопал себя по бедру.

Пес подбежал и положил палку у ног, сам сел, преданно посмотрев хозяину в глаза. Ритуал не менялся день ото дня. Евгений Петрович как можно дальше старался забросить палку, а Герольд старался как можно быстрее добраться до нее, принести и бросить к ногам хозяина. Он уже весь был мокрый от снега, кусочки льда поблескивали на шерсти, разыгрался.

– Ну, давай же, давай! – Евгений Петрович ускорил шаг, широко размахнулся, и палка полетела, сорвавшись с неверной руки, полетела по иной траектории, чем рассчитывал хозяин. – Ну, ищи! – крикнул Кублицкий.

Герольд дважды тявкнул и, проваливаясь в снег, полез в сугробы. Кублицкий продолжал двигаться по тропинке, даже не обращая внимания на лужи, скованные тонким хрустящим льдом, ступая на них, прислушиваясь к легкому хрусту.

– Герольд! Герольд! – позвал он своего друга, остановился и осмотрелся. Пса нигде не было видно. – Герольд, ко мне!

В ответ Евгений Петрович услышал странный звук, смесь рычания с лаем.

– Неужели что-то случилось? – подумал он и по сугробам направился в ту сторону, откуда слышались угрожающие звуки.

По сугробам пробираться было не так-то просто.

Наст проваливался, ноги уходили в снег выше колена, в голенища набивался снег.

«Будь ты неладен! – подумал о своем псе Евгений Петрович. – Из-за тебя придется сапоги сушить».

Пес стоял в небольшой ложбинке, зло рыл лапами снег, который все время осыпался.

– Ну, что ты там нашел? – благодушно спросил Евгений Петрович.

Герольд лишь на секунду поднял лохматую голову, посмотрел на хозяина и жалобно тявкнул. А затем принялся рыть с удвоенной силой. И только сейчас Евгений Петрович разглядел, что из снега торчит нога в ботинке с рифленой подошвой.

– Герольд, ко мне! – испуганно и зло прокричал Евгений Петрович.

А пес не унимался, продолжая разгребать снег и ветки, которыми был забросан труп. Уже открылась вторая нога и бедро, только тогда Кублицкий догадался схватить пса за ошейник и оттащить. Пес же рвался к страшной яме, в которой лежал труп. В том, что это труп, а не пьяный, сомнений не было, голень была обледеневшая и разбухшая.

– Герольд! Герольд, уходим! – пристегнув поводок, потащил пса Кублицкий. – Уходим отсюда!

Пес не слушался, он тянул хозяина к яме.

– Идем, идем же!

Дорога назад показалась очень длинной – с каждым шагом Ярославское шоссе с мчащимися автомобилями не приближалось, а, наоборот, отдалялось. Изнурительная ходьба напомнила Евгению Петровичу бег на месте: бежишь, бежишь, высоко поднимаешь колени, а толку никакого, одна усталость. Ему хотелось кричать, звать на помощь. Но кого позовешь в столь позднее время и в чем, собственно, должна состоять помощь?