Николай Иванов - Спецназ, который не вернется Страница 11

— Попрыгали, — традиционно заставил подчиненных подполковник, когда все собрались и приготовились к возврату в семнадцатый квадрат.

Кое-что подтянули, перепроверили — и вот теперь в самом деле в путь. Оружие на изготовку. Охота пошла…

А птицы свиристели так, будто не существовало никаких артобстрелов, воя авианалетов, взрывов и стрельбы. Солнце незащищенно — без бронежилета, каски и маски-чулка — развалилось в поднебесье, совершенно не боясь, что в такую-то мишень самый плохонький солдат и то не промахнется, всадит пулю из любого положения точнехонько в лоб.

И лес, неженка, все никак не мог окончательно сбросить с себя дремоту. Как и Волонихин, видимо, не веря в то, что просыпается не в раю.

Заремба ткнул пальцами в разные стороны, рассредоточивая отряд на видимое расстояние. Подозвал к себе Марину, которая могла пригодиться в первую очередь со своим знанием языка. Вениамин Витальевич все же не зря хлеб свой жует: как бы то ни было, а группу подобрал не с бухты-барахты, каждый получается при деле.

Как и вчера, сначала учуяли дым костра, а затем стали различать и негромкие голоса часовых. Марина остановилась, вслушалась:

— Через пять минут собираются будить отряд.

— Быстрее, — поторопил своих подполковник.

Позицию требовалось занять до того, как начнется хождение в лагере. Только бы артиллерия не села на любимый конек: «боги войны» подгадывали время первого утреннего намаза и начинали стрельбу-разминку. Заодно проверяя, что важнее чеченцам: летящий снаряд на земле или Аллах в небе. Как правило, выходил снаряд, потому что молитвы забывались на первых секундах свиста и боевики разбегались по норам и щелям. Им же, спецназовцам, сейчас бежать некуда. Да и не великое это счастье — попадать под собственый артобстрел. Если Вениамин Витальевич такой уж всесильный, может, догадается и сумеет предотвратить стрельбу хотя бы в семнадцатом квадрате,

Сумел. Не стреляли. И Зарембе сквозь деревья отчетливо стали видны боевики на противоположном склоне оврага. Чеченцы выбирали себе местечко около ручья, чтобы подмыться перед совершением молитвы, — к Аллаху можно обращаться только чистым.

Подполковник отодвинул от края оврага Марину, ограждая ее от мужского утреннего быта, а сам принялся считать людей, угадывать их возраст, фиксировать оружие и отмечать места, откуда слышатся голоса. Хотелось подойти как можно ближе к отряду: при мелкой суете легче спрятаться.

Поэтому, когда чеченцы помолились и поползли вверх, жестом приказал оставаться всем на месте, а сам вместе с Мариной и Дождевиком вслед за последним боевиком перемахнул через речушку по узкому бревнышку, легшему затылком и пятками в песчаные подмытые берега.

А все же хорошо, что сюда хоть изредка, но постреливает артиллерия и залетают «верхушки». Берег, то ли, чтобы перекрыть путь к лагерю, то ли для защиты от осколков, огородили плетнем, и именно за ним и залегли спецназовцы, спрятав лица под зелеными масками. Сколько воевал Заремба в Чечне, а получилось так. что лагерь боевиков видел в первый раз.

Пять-шесть землянок были вырыты прямо под деревьями, ходы сообщения между ними — тоже среди деревьев, что маскировало лагерь от обзора с воздуха. В самом большом котловане под масксетью стояли «уазик» и санитарная «таблетка» — машина для перевозки раненых. Около огороженного плетнем закутка, у самого мощного дуба лениво полоскался в тумане зеленый флаг. Здесь же, но с другой стороны дерева, горел костер. Над пламенем гасила искры и рассеивала дым подвешенная вверх дном металлическая лодка. Два парня орудовали у казанка, пробуя варево.

В ожидании завтрака около тридцати боевиков крутились на поляне. Убивая время, несколько человек пытались помочь молодому пареньку сделать на турнике «солнышко».

— Хлест нужно делать, — тихо подсказал Заремба. — Подмахни задницей.

Но у гимнаста уже ослабли руки, он что-то кричал помощникам, но его не отпускали и раскачивали как сосиску снова и снова. Рядом таскали штангу, сооруженную из двух насаженных на кол траков, и поднимали траковые же гантели. Подбитая российская техника снабжала боевиков спортинвентарем.

Но все эти кашевары, гимнасты, — шелупонь. Пехота. Заремба высматривал и пытался определить Одинокого Волка. Собственно, тот тоже совершенно не нужен, и никакой роли в предстоящей операции ему не отводилось. Его путь лежал на железнодорожный перегон. Но командир всегда ищет командира у неприятеля — так уж повелось у тех, кто скрещивает оружие. Нашел. По уверенной походке, по тому, как при его приближении боевики почтительно замирали, Заремба узнал Волка. А главное, успел ухватить, из какой землянки тот вышел. Центральной. Самой недоступной, расположенной недалеко от турника, костра и флага. При любом расчете — всегда под присмотром.

— С именем Аллаха садятся кушать, — пояснила Марина действия в лагере.

— Вижу часового. Слева. Мелькнул на тропе, — выдал более ценную информацию Дождевик.

Тропа — да, тропы нельзя забывать. Любая дорожка, ведущая к лагерю, или охраняется, или утыкана минами для непрошеных гостей.

— Смотрите, — отрывая пристальное внимание командира от Волка, внесла свою лепту в осмотрительность и Марина.

С другой стороны лагеря на поляну выехал на белой лошади паренек лет тринадцати. Он ловко спрыгнул с коня, хлопнул того по крупу — иди пасись, а сам, прихрамывая, поспешил к костру. В отряде паренька наверняка любили — каждый, мимо кого проходил, норовил потрепать его по черным кудрям, что-нибудь сказать. Так, окруженный всеобщим вниманием, он подошел к Одинокому Волку и что-то доложил. Скорее всего, весть привез не удручающую, потому что командир тоже потрепал связного по голове и пригласил к столу.

— Что-то насчет машин сказал, — дотягивалась ухом до слов Марина.

— Машины подойдут к поезду, — догадался сам и успокоился Заремба.

Неизвестная весть, принесенная противнику пусть даже на белом коне, настораживает. Особенно накануне собственного прыжка.

— Всем строиться.

Об очередном намерении банды можно было догадаться теперь и без слов, по одним действиям, но девушка передала команду Волка вслух.

Волк говорил что-то еще, но теперь Марина копила информацию, чтобы выдать самую суть. И только когда боевики, оставив на поляне пять человек, повернулись и строем ушли из лагеря, она продолжила репортаж:

— Пообещали вернуться через три-четыре часа. Старшим остался Ильяс.

Уходящий на задание Волк больше не интересовал Зарембу. Все внимание привлекала пятерка, с сожалением глядящая вслед товарищам. К ней необходимо добавить еще минимум человека четыре на постах. Но даже при таком соотношении на успех рассчитывать можно. «Кобра» должна укусить первой. За тем и шли.

— Подтягивай сюда по одному остальных, — отдал Дождевику команду подполковник.

Прапорщик сполз на дно оврага, перебежал по мосту ручей и, хотя его наверняка уже видели свои, исчез в чаще. Команда получена четкая: подтягивать, а не приглашать. Значит, он приведет спецназовцев след в след, заранее обрисовав им обстановку.

— Подождем немного, пока у оставшихся спадет возбуждение, а отряд уйдет подальше, — поделился с Мариной дальнейшими планами Заремба.

— Без стрельбы не обойдется?

— Попробуем. — Стреляют на войне, но не в разведке. Марина имела в виду немного другое.

— Пацаны еще, — кивнула на оставшихся в лагере.

Ильяс, единственный среди оставшихся боевиков бородач, представлялся и самым старшим по возрасту. Он сначала расспрашивал о чем-то связного, потом помог взобраться тому на лошадь и парнишка ускакал в сторону села. Остальные занялись каждый своим делом. Похоже, за войну и лесное затворничество боевики смертельно надоели друг другу, потому что рассосались в разные стороны — кто опять на турник, кто пить чай, кто читать книгу. Худощавый, небольшого росточка парень извлек из закутка обшарпанную гитару и, поминутно ошибаясь и спотыкаясь о струны и ноты, принялся бить «восьмерку».

— Может, поучить? — сзади подполз Волонихин. Конечно, даже Дождевика обогнал, спеша к Марине.

— А ты умеешь играть? — встрепенулась та. — Я тоже.

Странно, что они еще не обо всем переговорили и не все разузнали друг о друге. Пусть получше узнают друг друга, авось на счастье. Слово «счастье» — среднего рода, значит, для всех.

Не успел подполковник подумать о своих, как потребовал к себе внимание Ильяс. Не найдя себе занятия в лагере, он взял ведро и направился к ручью. На бревно-мосток ступал как раз Туманов, и Заремба яростно замахал ему — исчезни.

Но слишком быстр оказался Ильяс, слишком неустойчивое положение на бревне занял пограничник. Да и до ближайших кустов что вперед, что назад ему все равно в два раза дольше, чем боевику выйти на берег. И в последний отчаянный жест, и не жест даже, а увидев вскинутый для стрельбы автомат в руках командира, Туманов не нашел ничего более спасительного для группы, как соскользнуть с моста в воду.