Эльмира Нетесова - Закон Тайга Страница 12

— Дело есть, окурок. Честь тебе выпала, шара отличиться, - и рассказал Никите, что от него нужно.

Сучкоруб откинул занавеску:

—   Ты нынче до ветру не выходил. Так глянь, чё на дворе творится. В такую погоду медведь срать не хочет, а ты меня в тайгу гонишь. Иди сам, пробздись, - осмелел мужичонка, оце­нив ситуацию.

—   По хорошей погоде кто б тебя просил! Сами б управи­лись. Тут твое чутье надо. Иначе сбегут. И на всех бедой лягут. Иди, зараза. Не то договоришься тут! Наловчился базлать, пас­кудник! - багровел бугор.

—   Не пойду. Я не фартовый! Не обязан и не должен вам ничего. Вчера меня за что трамбовали? А нынче просите! Сами расхлебывайте свои дела, меня они не чешут!

—  Водяры дам! - рявкнул бугор.

—  А сколько? - сразу изменил тон Никитка.

—  Если найдешь - склянку получишь.

—  Мало. По такому холоду я ею не согреюсь. Не меньше трех бутылок гони. Иначе не пойду, - упирался Никита.

—  А подавиться не ссышь, гнида? - озверел бугор и попер на сучкоруба бульдозером.

—   Остынь, кент! Хрен с ним. Не до разборок. Стемнеет скоро. Коль нашмонает - с них и сорвем навар засранцу. Коль нет - ни хрена не получит, - разгородили фартовые бугра и сучкоруба.

—  Хиляйте! - отвернулся Тесть.

Фартовые, ухватив Никитку за шиворот, заторопили его оде­ваться поживее. Вскоре все вышли из барака в воющее месиво пурги.

Участковый тем временем пил чай в выстуженной столовой. Устал он в Трудовом. Сколько раз обращался к начальству с просьбой о переводе - все бесполезно. На его место не было желающих.

А как хотелось переехать в город, пожить спокойно, схо­дить в кино после дежурства иль на рыбалку в выходной день. Здесь о выходных и вспоминать не приходится. Малые и боль­шие ЧП происходили всегда, каждый день. Да оно и понятно. Почти восемьсот условников из разных зон собраны. Да ссыль­ные. То пьяные драки с разборками у фартовых, то карточная игра на деньги, на вещи, на жизни. Убереги всех от горя, от глупости, от смерти...

Порою оказывался он в гуще разъяренных условников, ко­торые от безысходности и тоски зверели. И не уйми, не остано­ви он драку - сколько мужиков не вышли бы на волю, сколь­ких не дождались бы матери, жены, дети!

Случалось ночью вскакивать, бежать в бараки. С голыми руками. Он никогда и никому не грозил оружием и ни разу не применял его. Знал, этого ему в первую очередь не простят ус­ловники, а потом и свои. Докажи после, что применил, не на­рушив закон. Пока докажешь, сколько лет в зоне отсидишь?

Случалось, слышал не раз за спиной насмешливое: мол, наш легавый свою пушку в Поронайске за склянку спустил. Обидно становилось. Делал вид, что не слышал, не его затронули.

Но однажды, совсем недавно, пришлось ему за себя посто­ять. И не только за себя.

Едва увезли Тихона на вскрытие, решил участковый зайти к Дашке, предупредить, чтоб до прихода следователя в каморе ничего не трогала. Вдруг у самого порога ее хибары на фарто­вых напоролся. Средь них бугор был. Тот и задел: мол, не успели жмура вытащить, как кобель на порог лезет.

Не стерпел. Ответил: дескать, кроме как своим шнобелем в чужом грязном белье копаться, ни на что больше не гож бугор. Мельчают фартовые. Деградируют... Сошлись яйцом к лицу. Дыхания смешались. В глазах бугра - ярость неприкрытая. Кен­ты рядом, стенкой стали. На стреме. И бугор раздухарился. Сам себя завел десятком матюгов и с полуоборота замахнулся.

Участковый знал: Тесть левша. И, нырнув под удар, пере­хватил кулак бугра, закрутил ему руку за спину. Короткой под­сечкой завалил лицом в снег. Остыть, одуматься. Руку бугра держал в напряжении, чтоб тот не дергался.

Знал, фартовые, по их же закону, лишь свидетели да для испуга. Бугру помогать не станут, не вступятся за него. Коль побежден, да еще участковым, из бугров выведут. Лишь беда минует. А может, и не выведут!.. Как сход воров решит.

Тесть молчал. Хотя от боли глаза из орбит лезли. Не хотел признавать себя побежденным. Лучше сдохнуть, чем у легавого пощады просить. Да еще при фартовых.

Участковый понял. И сказал глухо:

—  Кончай выпендриваться! Иначе в штопор скручу и башку вгоню в задницу. Хороша бородавка будет. Дыши тихо, Тесть. Я тебе не хевра, чтоб изгаляться позволять. Второй раз из шкуры вытряхну. Усек?

Тесть молча встал. Отвел воров в сторону. Те нехотя слуша­ли его. С тех пор языки не распускали.

Участковый работал в Трудовом пять лет. Прежнего услов­ники убили. Зверски. Мучительно.

Вот и теперь тот случай помнится. Всем. Каждому по- своему.

У Семена Дегтярева есть семья - в Поронайске. Сюда, в Трудовое, не решился перевозить. Самому тошно. Раз в месяц ездил домой. На пару дней. На большее не решался. И хотя скучал по семье, не рисковал доверить условников троим моло­дым милиционерам. Опыта у них маловато. Да и рисковать нельзя...

Участковый пил чай, грел руки о стеклянные бока стакана. В дежурку уходить не хотелось. В ней нет уюта. Холод одиноче­ства, серая тоска. В пургу лучше побывать в столовой, среди условников. Все новости узнаешь из первых рук. Только умей слушать, не поворачивая головы, не глядя в лицо рассказчика, который, заговорившись, забывал об участковом.

Дегтярев по голосу знал каждого условника. Характер и спо­собности всех известны ему. Умей лишь наблюдать. Эта спо­собность много раз выручала.

Сегодня фартовые подозрительно кучковались. Шептались. На обед не все пришли. Хотя получку давно пропили. Значит, что-то замышляют. Либо не до жратвы им. Но что могут? В магазине спиртного нет. На складе ни одной бу тылки не осталось. Выручку инкассаторы увезли в Поронайск А то, что наторговал продавец на куреве да на тушенке, гово рить смешно, не соблазнит даже шпану.

Значит, что-то серьезное, раз в такую непогодь про обед забыли. Уж это для воров - редкость.

Семен Дегтярев вышел из столовой последним. Сквозь пе­лену пурги вглядывался в барак фартовых, где бугор жил. Отту­да фартовые вышли гурьбой, подталкивая в спину Никитку. Впе­реди себя гнали.

«К Дашке? Нет. Мимо прошли. В тайгу. Зачем? Что надума­ли? Неужели прикончить хотят человека?» Ощупывая маши­нально кобуру, полез через сугробы участковый.

Глава 3

Пурга валила с ног. Пока условники шли селом, ветер дул в спи­ну и словно выталкивал, гнал подальше от человеческого жилья.

Никита катился впереди. Худого, внешне беспомощного ветер нес как былинку. Фартовые хватали мужичонку за тело­грейку. И, чертыхаясь, плелись за ним следом.

Когда свернули к тайге, пурга схватила мужиков за грудки. Глянула в лица, оскалясь ледяными иглами. И, радуясь добыче, взвыла от восторга. Закрутилась, заплясала, хлопая обледене­лыми ветками. Заманивала на просеки и поляны, обрушивая на головы сугробы.

У смерти много забав. Холода и снега - в избытке. Никто не попрекнет жадностью. И плясала пурга. Она не знала уста­лости. Выматываются только люди. Они слабеют на холоде. Они теряют силы и тепло. Замерзая, они легко расстаются с жизнью и становятся такими же холодными и белыми, как снег.

Пока они идут, пурга злится. Она бьет, колет лица снегом, заносит людей, сбивает с ног. Но стоит им смириться, пурга оставит их в покое. Потому что даже ей покойник не нужен, не интересен. Его путь закончен. А она - жива. И пока есть уп­рямцы, не стихает метель.

Фартовые брели по пояс в снегу. На лбу, на висках сосуль­ки повисли. Срывай не срывай - тут же новые появлялись. Пурга не скупилась. Хоронила заживо.

—  Да где ж эти пидеры? -воскликнул Вырви Глаз и крик­нул Никите: - В сугробах подлюк шмонать надо. Может, ож- мурились паскуды? Нам их бугру в любом виде доста­вить надо, иначе - самим крышка!

—   Рожу я их вам, что ли? Какая собака в такую лють выживет?

—  Фартовые! Их ни один хрен не возьмет! Отсидятся в суг­робе, а чуть пурга отпустит, вылезут на свет Божий, - сказал ростовский вор.

—  Туды их мать! - упал, споткнувшись о корягу, не уви­денную в снегу, одессит.

—  Завязывай, кенты! Ни хрена не нашмонаем, сами загнем­ся, - не выдержал медвежатник.

—  А где Глобус? Куда слинял? - оглядывался Вырви Глаз, ища лысого вора, первого советчика бугра.

— Да хрен его знает...

Через минуту из снежного месива показался Глобус.

Его дождались, подрали глотки, чтоб не отставал. И побре­ли дальше, разгребая каждый сугроб, вглядываясь в деревья, заглядывая под коряги.

Но ни одного признака жизни, ни намека на дыхание: все замерло, пережидая ненастье.

Фартовые вымотались и решили передохнуть на маленькой таежной поляне, где ветер был тише и пурга не вырывала душу из глоток.

Никита примостился под юбкой елки, где ни снег, ни ветер не доставали его.

Фартовые расположились поблизости. Недолгий перекур, как он оказался необходим! Ноги - пудовые гири, не могли без отдыха двигаться дальше.

— Ты хоть одного в мурло знаешь, кого дыбаем? - спросил Глобуса медвежатник.