Никита Филатов - Золото Каддафи Страница 12

— По местам! Поехали.

В машине стало еще теснее, и оставалось только надеяться, что это ненадолго…

Примерно километров через двадцать Сулейман свернул с того, что в этих краях называли дорогой, — впереди был военный городок какой-то египетской войсковой части. Солнце припекало уже в полную силу, и очень кстати на пути обнаружилось что-то вроде райского уголка. Пальмы, сочная, густая зелень, родник… Сулейман долил в радиатор прохладной воды, все наполнили фляги, пластиковую запасную канистру.

Подремать часок-другой в тени кустов не получилось. Зато еще до полудня воображаемая во всех смыслах граница с Египтом осталась далеко позади. А спустя еще примерно час с четвертью на горизонте показался оазис Куфра…

Первоначально в этих краях жили бедуины хамитского племени тубу. Три сотни лет назад они были вытеснены отсюда арабами и ушли в горы. В тридцатых годах прошлого века оазис стал центром сопротивления итальянской колониальной власти, которое продолжалось до тех пор, пока весной сорок первого года итальянцы не капитулировали перед войсками свободной Франции. Впоследствии городок, расположенный в оазисе, стал центром крупнейшего ливийского муниципалитета Эль-Куфра. Справедливости ради следует отметить, что муниципалитет этот является еще и самым не заселенным в стране — на полмиллиона квадратных километров пустыни Сахара здесь всего пятьдесят тысяч жителей. Считалось, что оазис Куфра, а также прилегающие к нему территории вплоть до границы с Суданом и Республикой Чад контролируются Муаммаром Каддафи. Во всяком случае, как пояснил Сулейман, незначительные вооруженные стычки с повстанцами из Бенгази до сих пор неизменно заканчивались победой правительственных войск.

— Успеваем?

— Теперь уже совсем недалеко.

У Сулеймана в машине имелся спутниковый телефон. Однако использовать его без особой необходимости не следовало — каналы связи вполне могли отслеживаться техническими средствами НАТО, поэтому было бы опрометчиво привлекать внимание к своему появлению и раскрывать маршрут.

— Нет таблетки от головы? А то раскалывается, прямо как с похмелья… — Николай произнес это очень тихо, почти на ухо соседу, но Сулейман, управлявший машиной, его каким-то образом услышал.

— Сейчас немного передохнем, — пообещал ливиец. — Здесь у нас будет встреча.

— Значит, и груз забираем отсюда? — уточнил Иванов.

— Нет, — ответил, не оборачиваясь, Сулейман. — В этом городе нас только примут надежные люди. И потом уже отвезут нас туда, где находится груз.

— Еще, значит, ехать куда-то… — почти застонал Николай.

— Конспирация, — пожал плечами ливиец. — Как у вас говорят? Меньше знаешь — лучше спишь.

— И дольше проживешь, — согласился с ним Оболенский.

На первый взгляд административная столица производила удручающее впечатление. На второй и на третий взгляд, собственно, тоже.

Узкие, пыльные и пустые по случаю дневного зноя улочки делали его похожим скорее на бедуинскую деревню, чем на административный центр одноименной ливийской провинции. Глинобитные глухие стены и одноэтажные домики за этими стенами были, казалось, навечно присыпаны красноватым сахарским песком, и на всем пути от окраины к центру Иванов не заметил ни одной вывески или дорожного знака.

— А они тут случайно не вымерли все? Или как?

Вопрос Карцева был риторическим и ответа не требовал. Однако именно в этот момент усталый внедорожник выкатился на площадь перед каким-то общественным зданием. Двухэтажное здание это, конечно же, на дворец не тянуло, однако было сложено из кирпича, имело застекленные окна и размерами выделялось среди окружающих его хижин. В общем, в нем с равным успехом могли размещаться провинциальные органы власти, больница, школа или какое-нибудь полицейское управление.

Как бы то ни было, над его крышей неторопливо развевалось полотнище флага.

А перед входом, на площади, вроде почетного караула стояли две белые «тойоты-лэндкрузер», в которых скучали одетые в штатское, но хорошо вооруженные люди. Их было четверо или пятеро, и еще столько же человек с разнообразным стрелковым оружием расположилось поодаль, в тени двухэтажного здания.

Михаил Анатольевич успел профессиональным взглядом оценить некое нештатное дополнительное оборудование, установленное на джипах, которое явно не было предусмотрено конструкторами японской автомобильной промышленности. В одном случае это оказался крупнокалиберный немецкий пулемет времен Второй мировой войны, а в другом — вполне современная американская установка для запуска противотанковых управляемых реактивных снарядов.

— Ник уммак![8] — простонал Сулейман.

Оболенскому объяснять ничего не потребовалось. Он уже и сам видел, что в небе полощется вовсе не гордое знамя Джамахирии, а красно-черно-зеленый флаг ливийского королевства, который использует вооруженная оппозиция.

В такой ситуации, несомненно, следовало отдать должное самообладанию Сулеймана. Автомобиль под его управлением продолжал пересекать площадь с прежней скоростью, не притормаживая, но и не разгоняясь.

— Парни, это не наши. — Оболенский потянул из-за пояса пистолет.

— Приготовились, — отдал распоряжение Иванов.

Честно говоря, ни он сам, ни его люди все еще до конца так и не сообразили, что именно происходит, когда прямо наперерез их автомобилю направился совсем юный парень, почти мальчишка. Очевидно, кто-то из старших послал его проверить документы, и теперь паренек, полный гордости за оказанное доверие, повелительно махал автоматической винтовкой, приказывая Сулейману остановиться.

Остальные арабы с ленивым любопытством наблюдали за происходящим.

Вот теперь уже медлить водителю было нельзя. Когда до юноши осталось метров десять, он резко вывернул ему навстречу руль и до пола выжал педаль газа. Спустя секунды раздался глухой звук, и перед лобовым стеклом промелькнуло отброшенное ударом тело.

Люди на площади спохватились не сразу — машина с ревом проскочила мимо них, успев укрыться за ближайшим поворотом.

— Весело у вас тут! — прокричал Николай.

Опустив боковое стекло со своей стороны, он обернулся назад — так, чтобы рука с пистолетом-пулеметом оказалась снаружи.

— Не соскучишься… — Алексей Карцев почти одновременно с ним проделал то же самое на своем месте, изготовившись к стрельбе по преследователям.

Михаил Анатольевич, сидевший посередине, достал из-под ног старый, добрый АК-47 и передернул затвор, загоняя патрон в патронник.

— Голову убери! — приказал он Оболенскому. — И окно, быстро…

Впрочем, все понимали, что в такой ситуации можно рассчитывать только на лошадиные силы, спрятанные под капотом внедорожника, и на водительское мастерство Сулеймана.

И еще — оставалось молиться Аллаху, чтобы люди на площади не успели связаться с боевым охранением, выставленным на выезде из городка. Если у них там вообще выставлено охранение…

Глядя на изумрудные, добрые, неторопливые волны, перекатывающиеся за бортом, глядя на бесконечно высокое, чистое небо с невинными белоснежными облаками, почти невозможно было представить, что еще нынешней ночью все вокруг выглядело совсем по-иному.

К тому времени Индийский океан уже пятые сутки ревел и неистово рвался вверх, раз за разом пытаясь с тупым, монотонным усердием дотянуться до черных разорванных туч. А потом, раз за разом, подбитым, огромным чудовищем рушился вниз, чтобы собрать силы для очередного броска…

Благодарение Аллаху, к сегодняшнему утру многодневный, изматывающий тела и души шторм утих окончательно, оставив на память о себе лишь достаточно безопасную океанскую зыбь — на которой одиноко покачивалось рыболовецкое судно. Жаль, конечно, что некому было сфотографировать это со стороны — получилась бы великолепная открытка или рекламный плакат для какого-нибудь туристического агентства…

Раньше траулер занимался добычей тунца, назывался «Barcelona» и ходил под испанским флагом. Но однажды, на свою беду, он подошел под этим флагом слишком близко к сомалийскому побережью. Судно для устрашения обстреляли из гранатометов и взяли на абордаж, сделав заложниками двадцать шесть членов его экипажа. Так как переговоры со страховщиками и испанским правительством по поводу выкупа затянулись, а простой траулера с точки зрения экономики был неоправданной роскошью, сомалийцы стали использовать рыболовецкое судно для своих целей.

Человека, стоявшего в рубке, называли капитан Асад[9]. Это был чернокожий мужчина в годах, с седыми, коротко стриженными волосами и с небольшим шрамом на левой щеке. Когда-то он служил в береговой охране, ловил контрабандистов и браконьеров — и даже представить себе не мог, что судьба приведет его на капитанский мостик судна, захваченного разбойниками.