Владимир Першанин - Бронекатера Сталинграда. Волга в огне Страница 12

– Они на это не рассчитаны. Угол возвышения малый, – объяснял бывший танкист Вася Дергач. – Вот если против вражеской артиллерии или танков… Тогда мы им покажем.

– Тебя немецкие танки скорее на воде достанут, чем ты их на берегу, – подъязвил кто-то из экипажа плашкоута. – Если бы пушки по уму установили, может, и фрицы бы так не наглели.

– На войне не все учтешь, – важно объяснил Дергач. – Вас-то дотянули, спасли.

– А капитана и еще двоих закопали.

День прошел в суете. Ремонтировали катера. Боцман Ковальчук с двумя матросами сходили в поселок, принесли мешок картошки, арбузов и несколько корзин помидоров. Все трое были навеселе, но в меру. Ковальчук подтвердил, что немцы совсем близко. Вчера появились мотоциклисты, сбили из пулемета красный флаг над сельсоветом, поймали кого-то из местных жителей, допросили и укатили к себе.

По плану ночью следовало миновать южные пригороды, пройти мимо города по дальнему руслу реки, так называемой Старой Волге, и соединиться с остальными катерами дивизиона. Самое сложное заключалось в том, что никто толком не знал обстановку в городе. Ложь и громкие напыщенные фразы о героической обороне города скрывали истинное положение дел.

Ни штабной полковник, приумеривший свое высокомерие, ни командир группы Зайцев не знали, что немцы захватили устье реки Царицы и могут встретить их огнем, едва катера выйдут из-под защиты острова Голодный. Да и путь по Старой Волге был далеко не безопасен.

Кроме немецкой авиации, которая хозяйничала в небе с июля, опасность представляла старая часть города, захваченная немцами, и в том числе элеватор. Здание было сорок метров высоты. С его верхних площадок простреливались оба русла Волги, остров Голодный и левый берег.

Зенитчики и артиллеристы на катерах не покидали свои посты целый день. Время от времени появлялись немецкие самолеты, как правило, небольшими группами. Бомбили какие-то объекты, на бреющем полете проносились над Волгой, совершенно пустынной в дневное время. Огромные тополя, раскидистые ивы в пойме под Райгородом неплохо скрывали катера, но немцам пока было не до них.

Видимо, бомбили линию обороны, следили за передвижением войск на левом берегу. Наши самолеты в воздухе не появлялись. Основные бои шли над центральной и северной заводской частями города.

Костя Ступников сидел на своем месте и вяло перебрасывался односложными фразами с Федей Агеевым. Тот пожаловался, что третий месяц нет писем от невесты.

– Какая невеста? – удивился Костя. – Ты жениться, что ли, собрался?

– А че? Мне девятнадцать в январе стукнет.

Федя был тоже из местных, из небольшого села под Ахтубинском. Старший брат воевал под Воронежем. С весны не пришло ни одного письма.

– Вот ты за него и тревожься. А девка твоя никуда не денется, разве что огуляют, пока ты ленты заряжаешь.

– Как это огуляют? – возмутился Федя, поднимая испачканное смазкой лицо. – Мы и в клуб вместе ходили, целовались. Я ей на память одеколон хороший подарил, в Ахтубинске за восемь рублей купил.

– Ну что теперь, она тебе за этот стакан одеколона верность должна всю жизнь хранить? – влез в разговор артиллерист Васька Дергач, которому до всего было дело.

– Не стакан, а флакон красивый. Называется «В полет». Самолеты там на картинке, и запах обалденный.

– Ну, вот и будет брызгаться перед танцами. Лицо, подмышки, чтобы лучше пахло.

– Не переживай, Федя, – с серьезным лицом утешил его Валентин Нетреба. – За такой подарок всю войну ждать будет. Ты ведь у нас парень видный. – Сигнальщик, и в разговоре следивший внимательно за небом, показал на тройку самолетов вдалеке: – Летят, гады.

Сообщил об этом капитану, раздался сигнал тревоги. Дергач уже спешил к своему орудию. Костя, подкрутив ручки наводки, снял пулеметы с предохранителя и приготовился открыть огонь.

– Много их? – тревожно спросил Агеев.

– Много. Аж три штуки. Не бойся, они вдоль левого берега идут.

Немецкие самолеты появлялись до вечера еще несколько раз. Чувствовалось, что в небе они хозяева. Бомбили переправу у Светлого Яра, километрах в двенадцати выше затона, где укрывались катера. Высоко в небе кружила «рама», двухмоторный разведчик-наблюдатель «Фокке-Вульф-189».

Что-то высмотрел. На закате появилась шестерка «юнкерсов» в сопровождении двух «мессершмиттов». Сыпали бомбы на какую-то цель за Райгородом. Впервые за последние дни увидели наши истребители. Тройка И-16, «ишачки», как их называли, короткие и массивные, словно бочонки, не раздумывая, бросились на фрицев.

Их главной целью были бомбардировщики. Несмотря на свой неказистый вид и не слишком высокую скорость, верткие истребители сумели прорваться вплотную к «юнкерсам» и с ходу открыли огонь. «Ишачки» были вооружены в основном скорострельными пулеметами ШКАС (1800 выстрелов в минуту), их характерный треск отчетливо слышался в вечернем небе. Замедленно отстукивали короткие очереди авиапушки. Но их было не больше двух, и стремительная атака на бронированные Ю-87 принесла слабые результаты.

Один из бомбардировщиков задымил, клюнул носом, но выровнял полет, остальные «юнкерсы», отстреливаясь из носовых и кормовых пулеметов, шарахнулись в разные стороны.

– А, зассали! – кричал, потрясая кулаком, один из моряков.

Пулеметные башни бронекатеров были развернуты в сторону боя, но Зайцев огонь открывать запретил – велико расстояние. Кроме того, лейтенант не хотел подставлять под удар приведенные в порядок и готовые к ночному походу корабли.

– Врежьте им как следует, – бормотал Федя Агеев, вылезший по своей привычке наверх и мешавший Косте развернуть в случае необходимости пулеметы.

– Да сядь ты на место, – пихнул его Ступников. – Без тебя разберутся.

Лоцман, присланный на головной бронекатер, уже наблюдал такие схватки не первый раз. Его усатое морщинистое лицо ничего не выражало. Хорошего от исхода боя он не ждал. Слабое вооружение наших истребителей не позволяло нанести крепкий удар по «юнкерсам». Пули уходили рикошетом, высокая скорострельность пулеметов не слишком помогала, а 20-миллиметровые пушки имелись только на одном И-16.

Оба «мессершмитта», на скорости пятьсот пятьдесят километров, догнали наши истребители. Пушечные трассы дотянулись до одного из самолетов, и тот, вспыхнув, стал разваливаться в воздухе. Вниз летели горящие обломки корпуса, обтянутые перкалем, отвалившееся крыло, еще какие-то куски.

Пара И-16, хоть и потеряла командира звена, сумела на крутом вираже вырваться из-под огня и снова броситься в упрямую атаку. Успели обстрелять двух бомбардировщиков, излохматить крыло одному из них, другому всадить очередь в фюзеляж, но стрелки «юнкерсов», скрестив огонь на головном И-16, подожгли его.

Подоспевшие «мессершмитты» обрушились на единственный уцелевший русский истребитель. Веер снарядов и пуль прошил корпус, кабину, ранил летчика, успевшего огрызнуться остатком патронной ленты. Но судьба И-16, как и двух его друзей, была решена. Пилот пытался набрать высоту, выжимая из двигателя все возможное, но повреждения были слишком тяжелые.

«Мессершмитт», пристроившись в хвост, ударил снизу вверх. Угодил снова в корпус и кабину. Зрелище было тягостное. Горела обшивка, виднелся перебитый каркас, каким-то чудом не развалившийся. Раненый пилот, израсходовав боезапас, продолжал тянуть обреченную машину в сторону степи.

– Прыгай, чего медлишь! – кричали с берега моряки и размахивали руками.

Развязка наступила быстро. Часть корпуса вместе с килем отвалилась и полетела вниз. Уже ничто не могло остановить беспорядочное падение исковерканной машины. Войдя в штопор, истребитель вращался и падал с такой быстротой, что у летчика не осталось шансов покинуть кабину и воспользоваться парашютом. Взрыв – и облако дыма поднялось над обрывом.

– Троих… троих за минуту, – молотил кулаком по люку башни один из артиллеристов-близнецов. Казалось, что он сейчас заплачет, но его втянул внутрь второй близнец:

– Успокойся, Антон. Слышь, успокойся.

Во время боев в Испании, когда немцы впервые столкнулись со стремительными И-16, они окрестили их «крысами». По-немецки это слово выражает цепкую хватку, быстроту и смелость. Тогда наши И-16, или «курносые», как называли их испанцы, превосходили первые варианты «мессершмиттов» по скорости и вооружению. А смелости «сталинским соколам» было не занимать.

Но многое изменилось с 1936 года. Почти на сто километров увеличилась скорость «мессершмиттов» новых модификаций, они несли, кроме пулеметов, по 2–3 пушки, цельнометаллический корпус был не сравним с деревянным, как ты его ни расхваливай.

Тройка устаревших И-16 приняла, по сути, безнадежный бой с восемью вражескими самолетами. Сумели даже нанести какие-то повреждения двум «юнкерсам». Но самое главное – доказали, что русские не сдаются и будут воевать до последнего.