Максим Шахов - Мы те, которых нет Страница 12

Прибился в этот батальон я сыном полка. Первую чеченскую войну таскал ушитую сердобольной женщиной-начмедом военную форму и считал себя русским солдатом, пусть и не вышедшим ростом – было мне тогда десять лет.

Батальон вывели из Чечни в Псков. И дядя Володя сказал просто:

– Ну что, сын полка. Один живу. Теперь будем вдвоем.

Он в моей душе навсегда, до сих пор кажется, что мы с ним ведем беседы. Он был прекрасным рассказчиком, философом и настоящим человеком.

Иногда мне кажется, что я в чем-то виноват перед дорогими мне людьми. Что остается мне? Нет, не месть. В память о них я должен гнать нечисть с нашей земли. И никакие блага в мире не свернут меня с этой дороги. Я должен был погибнуть еще тогда, в девяносто пятом, вместе с семьей, от пуль ваххабитов. Но я жив… И готов оплачивать свой долг по самым высоким ставкам, даже жизнью.

От невеселых мыслей отвлек переливчатый сигнал смартфона. Куратор сбросил приказ на немедленную встречу.

Когда я приехал на кукушку, Куратор был на месте. Мрачнее тучи, на меня он смотрел с каким-то злым укором:

– Слышал о последнем теракте?

– Мельком, – я уселся в кресло. – Что-то невнятное.

– Смотри. – Он загрузил на ноутбуке видеофайл. – Снято с беспилотника.

Цветное изображение – вид с высоты на окруженный лесами и рассеченный дорогами поселок. На быстром просмотре видно, как к огороженной территории подкатывает грузовая машина. Штурм. Потом к месту съезжаются легковые автомашины и фургоны.

– Внимание. – Куратор переключил просмотр на нормальную скорость.

Кирпичный дом на экране поглотило облако, распространяющееся клубами во все стороны.

– Это за гранью, – сказал я. – Они минируют свои базы…

– Ничто не ново под луной, – произнес Куратор. – Наши войска в Великую Отечественную, оставляя города, минировали самые красивые особняки, в которые, по всем расчетам, должны были заселяться высокопоставленные немецкие чины. И когда это происходило, просто подавали сигнал на взрыв. Действовало безотказно.

– Какие жертвы?

– Восемь боевиков, семь офицеров спецназа ФСБ.

– Бандиты разменяли своих по самому высокому курсу.

– Ты не представляешь, насколько высокому. Погиб генерал Юрасин.

– Фамилия знакомая.

– Полгода возглавлял «Альфу». Отличился на Кавказе. Хорошо отличился – кровников нажил немало. Но не это суть важно.

– А что важно?

– Он был одним из соисполнителей протокола нашей организации.

– Объясните.

– Деятельность «НК» определена не приказами, инструкциями и законами. Единственный документ – специальный протокол. Соисполнитель протокола отвечает за свой сектор и принимает любое решение самостоятельно. До членов протокола доводит ту информацию, какую считает необходимой. Обрубаются таким образом возможные каналы утечки. При этом состав групп контртеррора известен только непосредственным кураторам.

– Теперь соисполнитель погиб. Что будет с его агентурой?

– Руководство перейдет к его заместителю. Но наверняка будут потери позиций, потому что заместитель тоже не в курсе многих вещей.

– Что по террористам, которые там были?

– Удалось установить личности двоих мерзавцев. Один – функционер боевого крыла леворадикальной партии. В Вологде три года назад соскочил с обвинения в убийстве. Второй – студент, из экстремистской ячейки. Год назад они отстранились от своих товарищей. Где, с кем были – покрыто мраком.

– Что странно. Такие ресурсы потрачены на минирование базы. Зачем?

– Технари утверждают, что в здании работала видеокамера, сбрасывающая информацию на монитор по оптоволоконному кабелю. Террористы знали, что при захвате спецназ включает глушилки и отрубает мобильную связь.

– Получается, их командиры ждали захвата. И хотели посмотреть, что будет на базе после него? Тогда они подставили под нас своих бойцов!

– Бойцов? Несколько студентов и гопников – их спишут в расход и не вспомнят о них.

– Цель? – спросил я. – Накрыть опергруппу? Заявить о себе?

– Боюсь, что цель была иная.

– Какая?

– Генерал Юрасин.

– Это значит…

– Возможно, это протечка. Протекает информация об «НК». Тогда наше существование и методы работы уже не секрет.

– И нам объявлена война.

– На уничтожение.

Столбик термометра достиг тридцати пяти градусов. Задымились торфяники, ветра гнали гарь и дым на Москву. Казалось, хуже уже быть не может. Это Сахара.

Потом хлынули ливни. Температура не думала падать, и в Москву пришли тропики – натуральный период дождей где-нибудь во Вьетнаме.

– Меры Киотского протокола об ограничении выбросов углекислого газа в атмосферу явно недостаточны, – вещали в СМИ счастливые эксперты-экологи, впадавшие в радостный экстаз, когда самые мрачные их прогнозы оправдывались. – Парниковый эффект может повлечь скачкообразное увеличение температуры и гибель всего живого. Тогда наша планета станет похожей на Венеру, где температура на поверхности достигает пятисот градусов. Необходимы радикальные меры по ограничению промышленной активности человечества.

Москвичей терзала жара. Цены на кондиционеры взмыли вверх, вентиляторы расхватали.

Жара испытывала на прочность не только обывателей, но и пламенных борцов. Митинговая активность падала – бесплатно гулять в таком пекле дураков нет, и цены за подобные услуги резко выросли. Политические битвы переместились в Интернет и СМИ.

Сеть пухла от креативных предложений искать омоновцев и мстить за насилие над «мирными» демонстрантами. Запустила эту идею безумная поп-дива, которой при заталкивании в полицейский воронок вывихнули палец. Она разместила в Инете крик души – помогите найти обидчиков, я хочу отомстить им и их семьям. Долго смаковала, кого нужно ткнуть шилом, кого прирезать, в кого плеснуть кислотой. «ОМОН же живет в городке. Настоящие мужчины должны собраться и отомстить за нас». Допрыгалась до повестки. Следственный комитет чудесным образом не нашел в ее действиях состава преступления, о чем торжественно объявили СМИ. Тем самым злобные хомяки были воодушевлены на дальнейшую конфронтацию с органами охраны порядка.

Я безуспешно работал по «Альянсу». Была надежда на Глицерина, но он пропал. Сбросил телефон. От кого-то хоронится.

Конечно, можно его найти, кинуть в подвал и выбить все, что он знает. Но знает он наверняка немного. И представляет интерес только как ключик, открывающий мне дверь в «Альянс».

Кроме того, я продолжал общаться с публикой, часть которой была достойна дурдома, а остальные – каторги.

Иногда было интересно. Толстый, под сто пятьдесят кило, густо поросший шерстью, бородатый стареющий анархист, который сам муху не обидит, в пивнушке, сжимая, как гранату, кружку, вдохновенно читал мне лекцию:

– Терроризм – оборотная сторона государства. Единство и борьба противоположностей. Он оздоровляет общество, подстегивает иммунитет. В нем нет ничего плохого, Чак. Только отмирание государства и воцарение всемирной анархии позволит человечеству избавиться от насилия.

– Это будет не скоро, – вздыхал я.

– Куда нам торопиться?.. Знаешь, я делю террор по видам: политический, криминальный, маргинальный. Возьми Мексику – это криминальный террор с десятками тысяч жертв ежегодно. Наркомафия демонстрирует властям – на нашей поляне мы решаем вопросы, а вы собирайте налоги и ремонтируйте дороги. В этой войне государство, преступность и проигрывают, и укрепляются. Симбиоз. У нас же, к сожалению, процветает террор маргинальный. Огромное количество людей, которым нравится что-то взрывать.

– А «Альянс действия»?

– Тут нас ждут открытия. Наверняка на проверку они окажутся никчемными жалкими маргиналами. Истинный политический террор подразумевает респектабельность и продуманность. Выдвижение ультиматумов. А тут просто тупо взрывают что ни попадя. Маргиналы, однозначно.

– Сомневаюсь.

– Никаких сомнений… Маргинал – хорошее слово. Это человек без обязательств. Предвестник царства анархии.

– И гибели.

– Нет, анархия – это расцвет. Общество самоорганизуется на единственно правильных принципах. При этом погибнет девяносто процентов человечества. Но без этого нет пути к светлому будущему.

– Добрые вы люди, радетели за всеобщее счастье…

Когда я уже потерял надежду услышать Глицерина, он позвонил. Это было на третий день после того, как взрыв выбил душу из тела генерала Юрасина.

– Привет, Чак. Это Глиц. Помнишь?

– А, бомбер-неудачник.

– Ты чего по телефону?! Чак, ты ваще?!

– Молчу. Бомбер-счастливчик… Ладно, не дуйся. Чего хотел? Или поблагодарить звонишь?

– Встретимся?

– Пива захотелось?

– За пиво заплачу.