Рамиль Ямалеев - Ускользающая мишень Страница 12

И тем не менее случилось нечто из ряда вон выходящее…

После четырех дней так называемых сборов добровольцев в Подмосковье, которые на самом деле являли собой пикник с выпивкой и прочими атрибутами разудалого мальчишника, вся эта троица — Сергей Котов, Кравец и Панченко бесследно исчезла. Все время были вместе с остальными: и на стрельбах, и во время марш-броска, и вечерами… И вдруг словно испарились. Самое странное, что только они трое. Естественно, по тревоге были подняты все сотрудники спецслужб, имеющие отношение к операции. Но троица как в воду канула. Всех «добровольцев» в пожарном порядке задержали, допросили, но ясности в общую картину это не внесло. Лишь возник глупый слух, что ребята, видимо, сами, не дожидаясь общей отправки, рванули на Балканы. Конечно, это уже был полный бред. Панченко и Кравец для того и были приставлены к Сергею Котову, чтобы ничего подобного не случилось.

Промучившись трое суток, оперативная группа шестого отдела пришла к выводу, что были сделаны все возможные шаги и были предприняты все меры, чтобы разыскать пропавших. Результат — близкий к нулевому. Что делать? Кто решится сообщить вице-премьеру, что ее единственное, а оттого и слишком любимое чадо бесследно исчезло?..

Несколько дней спецслужбы «валяли дурочку», ничего толком не говоря Валентине Ивановне о судьбе Сергея. Между делами она спрашивала: «Как там Сережа?» Ей дежурно отвечали: все в порядке, без изменений… Наконец, минули одиннадцатые сутки со дня таинственного исчезновения. Все были на взводе. Полковник Головач, с самого начала предлагавший все честно рассказать Котовой, уже написал докладную, что снимает с себя всякую ответственность за то, что предает гласности сам факт исчезновения.

И вдруг случилось такое!.. Рано утром, часов в пять, на одну из явочных квартир шестого отдела, расположенных в Алтуфьево, ввалился специальный агент Панченко. Но в каком виде! Изможденный, с ввалившимися глазами и безумным взглядом. А главное — совершенно седой! Находившаяся в квартире сотрудница даже не сразу узнала его…. Две недели назад это был цветущий, физически очень крепкий сорокалетний мужчина с прекрасной военной выправкой. Теперь же дряхлый, смахивающий на спившегося бомжа старик с трясущимися руками и слезящимися, выцветшими глазами. Четыре беспощадных года, проведенных в десантно-штурмо-вом батальоне в самом сердце Гиндукушского узла[3], и то оставили не такой след, как эти считанные дни после исчезновения…

Очутившись в квартире, Панченко прохрипел всего четыре слова:

— Водки!.. Плахов… Мать вашу!..

Затем рухнул на ковер, забился в судорогах. На синих, помертвевших губах выступила желтая пена, глаза закатились. Панченко схватился за живот, застонал, как раненый зверь. Женщина бросилась на кухню, схватила ложку, с силой разжала зубы и сунула ее, чтобы спасти язык. В этот самый момент у Панченко неожиданно горлом пошла кровь. А еще через десять минут наступила смерть…

Вывод медиков был единодушен: Панченко умер от крайней степени нервного истощения. Но как всего за одиннадцать дней оно могло наступить у бывшего кадрового офицера, прошедшего немало «горячих точек», врачи, обследовавшие тело, так и не смогли ответить. Это было что-то из области научной фантастики!

Группа штатных аналитиков, возглавляемая капитаном Безруковым, проработала десятки вариантов, но однозначного ответа на вопрос, как могло подобное случиться, так дать и не могла. Судя по странным свежим шрамам, обнаруженным на спине Панченко, можно было предположить, что его подвергали истязаниям и даже пыткам. Шрамы имели вид небольших, не более полутора сантиметров, крестиков правильной формы, которые, з свою очередь, располагались четким полукругом между лопатками. Шрамов было ровно семь, и похоже, их выжигали специальным тавром.

Кроме слова «Плахов», произнесенного агентом перед смертью, и этих семи шрамов — больше никаких зацепок в «деле Котова» не было.

…И вот теперь полковник Головач вызвал к себе Безрукова, чтобы принять решение по поводу дальнейших поисков Сергея Котова. Ситуация, в которую попал Анатолий Борисович, была далеко не простой. Все дело, естественно, в личности самого пропавшего. Будь на его месте обычный смертный, спецслужбы подобных мероприятий проводить не стали бы. Но Котов был Котовым, сыном вице-премьера. И поэтому были задействованы самые высшие чины ФСБ. Головачу четко дали понять, что от успеха дела зависит его личная служебная карьера. Самой Валентине Ивановне решили пока ничего не говорить, оттянуть до последнего…

Вспомнив свой последний разговор с начальством, Головач нахмурился.

— Это неправильно! — возмущался полковник. — Матери обязательно нужно сказать…

— Считайте, что это приказ, — твердо отвечали ему. — Это вопрос деликатный, политический… Не нам с вами в него вмешиваться. НАВЕРХУ уже решили: пока Котов не будет найден, Валентине Ивановне ничего не сообщать. Никаких подробностей.

— Но если вопрос политический, почему его скинули на мой отдел?! Это же не наш профиль!

— Панченко и Кравец ваши люди? Ведь это они вели наблюдение…

— Да, мои, я этого не отрицаю…

— Значит, и кашу расхлебывать вам, Анатолий Борисович. И не нужно спорить. Ваше положение в управлении, честно говоря, не ахти какое. Две проваленные операции за последние четыре года. К тому же, учитывая ваш возраст… Мы бы на вашем месте, наоборот, ухватились за «дело Котова»…

— Как за возможность доказать свою проф-пригодность?

— Не нужно острить, полковник. Давайте лучше определимся со сроками. Теперь, когда у вас появилась ниточка с Панченко, сколько нужно реального времени, чтобы раскрутить весь клубок и найти следы Котова?

— Побойтесь Бога! Какая же это ниточка?! В голосе начальства зазвучал уставной металл:

— Мы спрашиваем — сколько времени? Недели хватит?

— Этого мало.

— Хорошо. Значит, десять дней… Больше дать не можем. Сегодня утром вице-премьер Котова уезжает с правительственной делегацией по странам Южной Америки. Когда вернется, то первым делом поинтересуется сыном. У вас уже должен быть готов ответ, Анатолий Борисович. Мы имеем в виду — положительный ответ.

Глава четвертая

ЗАДАНИЕ

Итак, для поисков у шестого отдела осталось всего десять дней. Даже девять с половиной, если быть точным. А настоящих зацепок — пока ни одной!

— Не считая шрамов на теле Панченко и слов, произнесенных им перед смертью, — задумчиво произнес Головач. — Должна же быть хоть какая-то связь между ними!

Безруков пожал плечами:

— Мы пока нашли объяснение только силь-ному нервному истощению Панченко.

— В чем же дело?

— На него воздействовали особым электромагнитным полем, которое и вызвало такое сильное изменение иммунной защиты организма. Можно сказать проще — Панченко заставили состариться.

— Но зачем?!

— Не знаю… Пока не знаем, Анатолий Борисович, — осторожно произнес капитан.

— Странно. Где же тут связь? Забытый богом город, который даже на картах не обозначен, выжженные крестики на спине и электромагнитное поле, состарившее Панченко. Это что же получается — над ним производили эксперименты? А если так, то кто конкретно? А? Что же ты молчишь, Стае?

— Наши люди работают над этим…

— Плохо работают! — раздражаясь, перебил Головач. Полковник славился переменчивым настроением, и в отделе уже привыкли к этим неожиданным «ураганам» и «штилям». Он вернулся к своему столу, к аппарату селекторной связи. — Ну-ка соедините меня с аналитической группой… Это Головач. Я вам звоню по поводу дела Котова… — Полковник сделал микроскопическую паузу, а потом загремел во всю мощь своего командирского голоса: — Что же это вы мышей не ловите, товарищ Фалдин, а? Молчать, когда я спрашиваю!.. Что? Только что хотели сообщить? Странное совпадение наших желаний… Хорошо, жду вас прямо сейчас. — Тон его неожиданно стал почти дружелюбным. Он отключил связь и посмотрел на Безрукова. — Говорит, у него появилась дополнительная информация. Сейчас придет и лично доложит. Вот так у нас всегда: стоит только позвонить начальству, повысить голос — сразу же появляется дополнительная информация…

Капитан, не таясь, облегченно вздохнул. Гроза, кажется, миновала.

— Фалдин — мужик правильный. И перед начальством прогибаться не станет. Раз говорит, что появилась дополнительная информация у — значит, действительно раскопал что-то новое…

— А ты его не защищай, не защищай! Я объективно говорю, Анатолий Борисович.

— Объективным может быть только факт смерти. Знаешь, чьи это слова?

— Гиппократ? — вполне серьезно предположил Безруков.

— Балда! — Не выдержав, Головач усмехнулся. — Это сказал Дзержинский…

Фалдин вошел в кабинет полковника Головача и замер у порога. Стройный, широкоплечий, с большим крючковатым носом и густыми черными бровями — такого один раз увидишь, и уже никогда не забудешь, ни с кем не спутаешь. Его гладко выбритое лицо было совершенно спокойным, однако наблюдательный человек по сдвинутым бровям и легкой иронической улыбке мог бы заметить, что это спокойствие деланное.