Анатолий Афанасьев - Радуйся, пока живой Страница 12

— Что дальше, Сережа? Вызывать службу?

— Ни в коем случае… Вот доберемся до машины — и покатим к Михалычу.

— В Малаховку?

— Ага.

— Но…

— Никаких «но»… Слушай, когда старшие говорят.

Несколько метров до «Хонды» преодолели с трудом: мужчина обвисал на девушке и она прогибалась чуть ли не до земли. Мальчик помогал, как мог, подставляя худенькое плечо. Кое-как загрузили раненого на заднее сиденье, где он мгновенно вырубился.

Девушка дала беспризорнику сколько-то денег, не считая, комком, сказала:

— Никому ни слова, парень. В воскресенье будь здесь в десять утра. Договорились?

— Вы кто, тетенька? Солнцевские?

— Неважно… Чао, приятель.

Машина крутым виражом вылетела на улицу, а беспризорник подошел поближе к фонарю и, оглядевшись, пересчитал деньги: пятьдесят рублей, сотняги, мелочь. Много слышал про цыганское счастье, так вот, значит, оно какое…

По пустой Москве Лиза гнала «Хонду», не соблюдая никаких правил. Уже на Рязанском шоссе мужчина заворочался на заднем сидении, подал голос.

— Где мы?

— Еще минут десять, Сережа. Потерпишь?

— Времени сколько? Вроде светает.

— Пятый час. Остановимся?

— Попить есть?

Лиза притормозила, свернула на обочину. Открыла переднюю дверцу, перебралась к мужчине. Попоила чем-то из пластиковой бутылки.

— Как ты?

— Ничего. В брюхо глубоко кольнули, а так — царапины. Перемогусь.

— Перемогись, родной мой, — Лиза чуть не плакала.

В предрассветном мареве он словно впервые увидел ее прекрасное лицо. Но ему было не до сантиментов, боль крутила невыносимо. Особенно жутко, будто отрывалась, пульсировала левая рука.

Лиза сказала:

— Может, сделаем перевязку?

— Дотянем так, ничего.

— Сережа, я…

— Даже не думай об этом. С какой стати мне помирать?

Минут через десять, как она и обещала, подкатили к двухэтажному особняку на окраине Малаховки. Частная клиника доктора Чусового. Стоматологический центр и гинекология. Все окна темны, из привратницкой, как из-под земли, льется слабый свет. Лишь бы доктор оказался на месте. Вообще-то он из своей клиники не вылезает, хотя у него есть дом с усадьбой в Одинцово. Приобрел не без помощи Сергея Петровича, директора «Русского транзита».

Лиза нажала кнопку звонка и не отпускала, пока не отворилось смотровое оконце и не выглянуло заспанное женское лицо.

— Чего надо?

— Захар Михайлович у себя?

— Ну и что?

— Пойди доложи. Приехал Лихоманов.

— Еще чего. У нас не Склифософская. Доктор спит. Приезжайте к девяти.

Лиза проникновенно сказала:

— Послушай, женщина. Если ты сейчас же не разбудишь доктора, я все равно войду и сделаю из тебя котлету. Никто тебя не спасет, поверь мне.

Окошко тут же захлопнулось, но женщина ей поверила.

Без четверти шесть началась операция. Лизу доктор Чусовой отвел в кабинет, оставил ей бутылку вина, конфеты, банку с растворимым кофе и велел не высовывать носа, пока он не вернется. Бледный от недосыпа, но с веселыми, как обычно, фанатично посверкивающими черными очами он внушил ей надежду. Она не поняла, почему не должна высовывать носа из кабинета, но по его поведению уяснила, что смерть Сереже действительно не грозит. В это утро она окончательно осознала, что он для нее значит. За долгие годы в кругу мужчин-воинов, сделавшись и сама первоклассным бойцом, она, возможно, утратила что-то бесценное, что составляет сущность истинной женщины и что было когда-то свойственно ей в полной мере. Но и теперь, став такой, какая есть, в тайных помыслах она мечтала лишь об уютной, совершенно земной любви и больше всего на свете хотела родить Сереже мальчика — или девочку, на худой конец.

Спустя три часа обмирающего ожидания (пять чашек кофе, полпачки сигарет, бутылка вина) явился неунывающий Захар Михайлович. За окном уже вовсю пылало солнце, и Лиза задернула шторы.

Доктор присел на диван, предварительно достав из шкапчика свежую бутылку, но на сей раз водки. Он редко себе позволял, разве что с устатку рюмашку, другую, и всем изысканным напиткам, занесенным в дикую страну просвещенным Западом, предпочитал вот эту, смирновскую, немецкой выделки. Под сверкающими черными глазами доктора пролегли коричневые тени.

— Сказать по правде, Лиза, еще бы на дюйм левее — и нашему вояке капут. Как же он так не уберегся? Непохоже на него.

— Сама не понимаю, — Лиза примеривалась, не начать ли день тоже с беленькой. — До позднего вечера сидел в офисе, никуда не собирался. И вот ночью позвонил какой-то мальчишка… Я помчалась на Наметкина — и застала в таком виде…

— Ваши дела меня не касаются. — Доктор выпил водки, с наслаждением откинулся на подушки. — Но добром это не кончится. Сколько можно воевать? Пора и остепениться.

От Чусового это странно было слышать. Хирург с мировым именем, автор научных работ, кудесник и маг, он вдруг на девятом году оккупации открыл эту клинику у черта на рогах, где на пациентов даже не заводили медицинские карты. Стоматологический центр и гинекология — как же! Лиза догадывалась, какие зубы тут вставляют и кому делают аборты. Она не была уверена, что доктор работает именно на генерала Самуилова, но могла поклясться, что коммерцией тут пахнет меньше всего. Нестарый, пятидесятипятилетний доктор был родом из прошлого, как и Самуилов, и достался новым временам в качестве своеобразного духовного завещания. Лиза иногда невольно робела в присутствии таких людей.

— Захар Михайлович, миленький, ну не мучьте хоть вы меня!

— Да ничего страшного, девочка, что ты… Через неделю поведет тебя на дискотеку.

— А повидать?

— Повидать можно, но он спит.

— И когда проснется?

— Завтра, не раньше.

— Я поживу пока у вас?

— Почему нет. Только у нас, Лиза, каждый человек на виду, спрятаться негде.

— Оформите санитаркой. Буду полы мыть, горшки выносить.

— О-о! — обрадовался доктор. — Санитарки у нас в дефиците. А сумеешь? Клиент капризный. Ты хоть пробовала когда-нибудь полы мыть?

— Дорогой Захар Михайлович, — Лиза скромно потупилась. — Уверяю вас, мало есть в жизни такого, чего я не пробовала. Увы!

На другой день заглянула в палату к Лихоманову. То есть она и раньше заглядывала сотню раз, но теперь вошла смело и присела на стул возле кровати. Самоуверенный и довольный собой, как обычно, он окинул ее оценивающим взглядом.

— Идет тебе белый халатик, Лизуха, ничего не скажешь. Очень сексуально.

— Да и ты, милый, хорошо смотришься в бинтах.

Ей больше всего хотелось прижаться к нему, уткнуться носом в грудь, но ничего такого она сделать не решалась, он держал ее на расстоянии своей язвительной усмешкой. Он всегда был готов вот к такому обмену идиотскими репликами, никак ей не удавалось спровоцировать его на лирический разговор со слезами и пылкими признаниями. В сущности, ее суженый был из тех мужчин, от которых мир-ного, обыкновенного тепла не дождешься. Что ж, в принципе ее это устраивало, пока он живой, но если доведется его пережить, неугомонного, что останется в памяти?

— Водочки принесла?

— Ты правда хочешь?

— Больно очень, Лиз. Порезанный же я весь. Весь в ранах. А Михалыч анальгин экономит, не говоря уж о наркотиках. Мы ведь кто для него с тобой? Мы же для него голодранцы.

Лизе надоело слушать бред.

— Может, все-таки объяснишь, что случилось?

— В каком смысле?

— Сережа, я Гурко пошлю телеграмму.

— А где он?

Лиза заподозрила, что любимый человек после всех потрясений малость повредился рассудком. Неделю назад они кутили в «Гаване» по случаю отъезда Гурко в Сорбонну, где он якобы должен прочитать полугодичный курс лекций по теории языкознания. Что за этим стояло, кто ж его знает, Лизу во всяком случае не посвятили, но у нее сложилось впечатление, что и сам блистательный Олег Андреевич толком не понимает, куда и зачем направляется, хотя предположить про него такое нелепо: ведь он похвалялся (может, в шутку, но Лиза верила), что годам к двадцати уже овладел вчерне мировым человеческим опытом, а чуть позже разгадал извечную загадку бытия, которая заключалась в том, что такие философские категории, как добро и зло, берущие начало в космосе, на самом деле имеют инфекционную природу и передаются от человека к человеку капельным путем, наподобие вирусов гриппа. Разумеется, мудреца, сделавшего подобное открытие, вряд ли пошлешь незнамо куда неизвестно зачем, но Сорбонна…

Вечер в «Гаване» удался на славу, Лиза познакомилась, наконец, с супругой Гурко, прекрасной Ириной Мещерской, которую Олег вывез из Зоны*. Лизе давно хотелось взглянуть на женщину, которую герой предпочел всем остальным, и она не разочаровалась. Сперва Ирина показалась ей незатейливой простушкой, но не прошло и часа, как Лиза попала под ее обаяние и поняла, что избранница Гурко воплощает в себе женщину в чистом виде, без примеси фальши и бабьей истерики: разговаривать с ней, видеть ее улыбку было то же самое, что окунаться в теплые, шаловливые волны летней реки…