Андрей Воронин - Голос ангела Страница 12

"Какая теперь разница? В наши дни ездить на “Волге” – это то же, что во времена СССР на троллейбусе”.

До самой ночи Лукин ездил на машине, привыкая к городской суете, восстанавливая забытые навыки. Когда же стало совсем темно, он вырвался за город. Мчался по широкому шоссе, наслаждаясь скоростью и свободой.

Было уже за полночь, когда он съехал на лесной проселок и медленно двинул автомобиль среди старых сосен. Сердце то и дело сжималось. Шутка ли, пять лет прошло, всякое могло случиться, место могли огородить забором, поставить на нем дом, по нему могла пройти дорога.

Но ничего плохого не случилось. Поляна выглядела так же, как и пять лет тому назад. Лукин выключил фары, распахнул дверцу и прислушался. Лес полнился ночными звуками, но ни один из них не насторожил Лукина.

Из багажника он достал короткую саперную лопатку и по густой траве пошел к освещенному луной краю поляны.

– Заветное место Самсон Ильич отыскал без труда. Свежевыкрашенный бетонный столбик извещал о том, что здесь на глубине двух с половиной метров залегает кабель. Стоящая поодаль табличка предупреждала: “Копать строго запрещено”. Именно поэтому пять лет тому назад Самсон Ильич и закопал здесь свое богатство, думал, прячет его ненадолго, максимум на полгода, а оказалось, только сейчас сумел до него добраться.

Короткая лопата легко входила в рыхлую землю. Среди песка попадались обломки сучьев, полусгнившие шишки. Все говорило о том, что Лукин не ошибся – земля перекопана.

Наконец лопата глухо ударилась о металлическую крышку. Остатки песка Самсон Ильич выгреб из ямы руками, обнажив обитый жестью деревянный ящик военного образца. Он вытащил его на край ямы за удобные стальные ручки, сдул с крышки песок и повернул защелки. Зашелестели фольга, промасленная бумага. Место для клада Лукин выбрал тщательно, самое сухое во всем лесу. Пять одинаковых икон выглядели так, будто пролежали годы не в земле, а в музейном хранилище.

Самсон Ильич вздохнул с облегчением. За сохранность остального содержимого ящика он не беспокоился, золоту ничего не страшно. Два оклада, пять крестов, с десяток орденов, монеты, завернутые в промасленный холст.

Лукин вглядывался в лики святых на древних иконах, чуть различимых в призрачном лунном свете. Ему не хотелось никуда отсюда уходить, так спокойно стало на душе.

– Словно в церковь зашел, – рассмеялся Самсон Ильич, и его негромкий смех еще несколько секунд блуждал по притихшему лесу. – Жизнь начинает налаживаться.

Лукин запаковал ящик и, не торопясь, аккуратно засыпал метровой глубины яму. Сверху уложил дерн и засыпал его прошлогодней листвой. Смысла в этом действии было немного, но Лукину чудилось, будто он хоронит на дне пустой ямы проведенные на зоне годы. Не хватало только поставить сверху табличку с датами – днем заключения и днем выхода на свободу.

"Завтра все это окажется у Прошкина, – подумал Лукин, наслаждаясь ровным бегом машины. – Схема работы прежняя – ничего подолгу дома не держать. Продам, получу деньги и сразу же пущу их в дело. И вновь закрутится процесс”.

Лукин несколько переоценил свои перспективы. Прошкин товар забрал, но предупредил, что, переговорив с прежними покупателями, выяснил: добрая половина из них не хочет рисковать, связываясь с Лукиным. Человек, отсидевший в тюрьме, менее привлекателен, чем чистый перед законом.

– Уроды, – выругался Лукин, – чистоплюи хреновы! Сидел-то я за хранение оружия, а не за торговлю краденым.

Но в душе ему пришлось согласиться с тем, что теперь его репутация подмочена и восстановить доверие будет сложно, разве что удастся раздобыть что-нибудь эксклюзивное, то, чего не достанешь ни у кого другого.

Самсон Ильич хоть и был прагматиком до мозга костей, но в глубине его души жила вера в путеводную звезду. Он верил, что ему удастся прорваться, знал: искать удачу наобум нельзя, она сама придет в руки, главное – не упустить этот момент. Так уже случалось в его жизни не раз.

Но шли дни, недели, месяцы, а удача так и не поворачивалась к нему лицом. На жизнь денег хватало, примерно половину припрятанного в лесу Прошкин сумел пристроить, но того главного, ради чего стоило рисковать, на горизонте так и не появлялось.

И вот однажды, когда Лукин возвращался с прогулки домой, он увидел поджидавшего его на лавочке у подъезда низкорослого крепко сбитого мужчину. Губы Лукина непроизвольно дернулись в улыбке.

"Кузьма Пацук”, – тут же всплыли в голове имя и фамилия.

Самсон Ильич поприветствовал его крайне сдержанно, даже не стал приглашать в дом.

– Как дела? – спросил он.

Пацук многозначительно подмигнул:

– Дела лучше некуда, – зашептал он, – за советом к вам приехал. Москва от Борисова – не близкий свет.

– Стоило ли тратиться на билет?

– Стоило, – убежденно проговорил Пацук и сильно сжал плечо Лукина. – Я нашел! – горячо выдохнул он.

– Что? – сдержанно поинтересовался Лунин, хотя уже понял, о чем идет речь, и сердце его сильно забилось.

– То самое, – Пацук осматривался по сторонам торопливо и с опаской.

Самсон Ильич имел твердое правило: никого из бывших уголовников в дом к себе не водить. Мало ли каким человеком Кузьма был на зоне, а вышел на свободу и вполне мог взяться за старое – в людей стрелять.

– Покажи, – шепотом предложил он Пацуку.

Пацук помялся, но все-таки вытащил из-под полы пиджака что-то тяжелое, завернутое в хлопчатобумажную ткань. Развернул на колене и, придерживая материю за края так, чтобы невозможно было увидеть со стороны, подмигнул Лукину. Тот бросил взгляд в мерцающий полумрак, там отливал холодным металлом крест.

"Массивный, серебро с золотом”, – определил Самсон Ильич и тут увидел надпись, сделанную по-гречески.

– Где взял?

– Такие вопросы вслух не задают, – мелко засмеялся Пацук и, тут же завернув крест в ткань, сунул его под мышку. – Мы же с вами, Самсон Ильич, сколько об этом в библиотеке говорили? Там нашел! Я же говорил, клад существует, а вы мне не верили.

– Клад нашел? – с расстановкой проговорил Лукин. – Ты нашел клад и такой бедный?

– Я к вам приехал за советом.

– Полагаю, крест ты украл в музее или в церкви.

– Нет, Богом клянусь! – Пацук неумело перекрестился.

– Пошли, – последние сомнения у Самсона Ильича отпали, и он набрал код на замке подъезда.

Уже в квартире за письменным столом Лукин в пятне света настольной лампы внимательно рассмотрел крест, погладил его пальцами. Но по привычке при этом делал недовольное лицо.

– Всякая вещь имеет цену. Серебро, золото. Золота здесь мало, серебро дешевое. Максимум, что я могу предложить, – Лукин задумался, возвел глаза к потолку, прикинул стоимость билетов от Борисова до Москвы и обратно, прибавил к ним суточные Пацука. На все про все оказалось сто долларов. – Значит, получишь пятьсот: двести сегодня и триста завтра.

Пацук сидел словно окаменевший. Как всякий начинающий кладоискатель, он рассчитывал разбогатеть мгновенно и капитально, надеялся, что крест потянет тысяч на десять. То, что напрестольный крест уникален, Лукин понимал, но настоящую цену назвать не смог бы даже он. Вещь очень редкая – Византия, о чем свидетельствовала надпись по-гречески. Крест не поддельный, сомнений не оставалось, не позднее литье.

– Это девятнадцатый век, – притворно вздохнул Самсон Ильич. В Звенигороде отлили, мастерские святого Синода.

– Не может быть! – выдохнул Пацук. – Клад-то после Наполеона остался.

– Правильно, тысяча восемьсот двенадцатый год – это девятнадцатый век, – улыбнулся Лукин, глядя прямо в глаза Кузьме Пацуку. – Отлили его в тысяча восемьсот пятом, – и он ногтем указал на греческие буквы, – кириллицей дата написана, надпись на церковнославянском.

– Да? А я думал…

– Я же говорил тебе, ничего особо ценного Наполеон в Москве захватить не мог, в Первопрестольной бросили то, что не жалко бросать, то, что тащить тяжело. Веса в кресте твоем много, а толку мало. Ты еще много нашел?

– Есть кое-что, но весь клад отыскать не удалось. Наверное, рассыпался обоз, когда под воду ушел, по одной вещи выкапывали.

Лукин тут же отметил, что Пацук сказал “выкапывали”, значит, доступ к кладу имел не один Кузьма. И тут же решил, что перегибать палку, предлагая слишком маленькую цену, не стоит. Пацук решит, что ездить в Москву невыгодно. Да и напарник Кузьмы может оказаться смышленым – найдет другого покупателя.

– Значит, так, – Лукин подал две стодолларовые бумажки, затем замешкался и из потайного отдела старого бумажника вытащил еще две помятые пятидесятки. – Извини, это все, что есть на руках. Честно скажу, навар для меня будет баксов двести, а головной боли получу – на месяц, а то и на два. Плачу только из расчета на перспективность сотрудничества. Рискую…

– Крест чистый, не краденый, из клада.